Похищенный наследник
Шрифт:
12.
Несса
Встречи с Миколашем оставляют во мне ощущение разбитости. Его свирепые голубые глаза, кажется, сдирают с меня кожу, обнажая каждый нерв. Затем он тычет и тычет во все мои самые чувствительные места, пока я не могу больше терпеть.
Он приводит меня в ужас.
И все же он не совсем отталкивающий, не в том смысле, в каком он должен быть.
Мои глаза прикованы к нему, и я не могу отвести взгляд. Каждый дюйм его лица выжжен в моем сознании, начиная с того, как прядь его светло-русых
Когда он взял меня за руку, я удивилась, насколько теплыми оказались его пальцы, сомкнувшиеся вокруг моих. Наверное, я ожидала, что они будут липкими или покрытыми чешуей. Вместо этого я увидела сильные, гибкие, артистичные руки. Чистые ногти, коротко остриженные. И только одна странность: у него не хватало половины мизинца на левой руке.
Миколаш не единственный, у кого не хватает пальца. У одного из других охранников то же самое — смуглого красавца, которого, возможно, зовут Марсель. Я заметила его, когда он курил под моим окном. Он предложил Кларе сигарету поврежденной рукой, но она покачала головой и поспешила обратно в дом.
Я достаточно общалась с гангстерами, чтобы знать, что такие вещи часто делаются в наказание. Якудза делают это. Русские тоже. Они также удаляют татуировки, когда солдата понижают в звании, или ставят клеймо бесчестья.
Я еще не подошла к Миколашу достаточно близко, чтобы увидеть, что означают его татуировки. У него их так много, больше, чем у обычного преступника. Они должны что-то значить для него.
Мне любопытно, и мне это не нравится. Мне не нравится, как он меня завлекает. Это похоже на гипноз. Я унижена тем, как легко согласилась танцевать с ним. Он использовал то, что я люблю больше всего, чтобы завладеть мной, и когда я вернулась к реальности, я не могла поверить, как я смогла так легко потерять себя.
Этот человек — мой враг. Я не могу забыть об этом ни на мгновение.
Он ненавидит меня. Это отражается на его лице каждый раз, когда он смотрит на меня.
Это прозвучит невероятно защищённо, но никто никогда не ненавидел меня раньше — не так, как сейчас. В школе у меня было много друзей. Надо мной никогда не издевались и даже не оскорбляли — по крайней мере, не в лицо. Никто никогда не смотрел на меня с ненавистью, как на насекомое, как на кучу горящего мусора.
Я всегда стараюсь быть веселой и доброй. Я не выношу конфликтов. Это практически патология. Мне нужно, чтобы меня любили.
Я чувствую, как ерзаю под его пристальным взглядом, пытаясь придумать способ доказать, что я не заслуживаю его презрения. Я чувствую, что вынуждена убеждать его, даже когда знаю, насколько это невозможно.
Это жалко.
Я хотела бы быть смелой и уверенной в себе. Я бы хотела, чтобы меня не волновало мнение окружающих.
Меня всегда окружали люди, которые меня любят. Мои родители, мой старший брат — даже Риона, которая может быть колючей, но я знаю, что в глубине души я ей небезразлична. Наш домашний персонал баловал и обожал меня.
Теперь меня выдернули
Это ужасно.
Я должна найти способ выжить здесь. Какой-то способ отвлечься.
Поэтому на следующее утро, как только я просыпаюсь, я решаю начать исследовать дом.
Я едва успеваю сесть в постели, как Клара приносит поднос с завтраком. На ее лице надежда и ожидание. Должно быть, кто-то сказал ей, что я согласилась поесть.
Верная своему слову, я сажусь за маленький столик у окна. Клара ставит передо мной еду и кладет мне на колени льняную салфетку.
Пахнет феноменально. Я даже голоднее, чем была прошлой ночью. Я набрасываюсь на яичницу с беконом, затем набиваю рот нарезанным кубиками картофелем.
Мой желудок — это медведь, только что вышедший из спячки. Он хочет, чтобы все, абсолютно все, было внутри него.
Клара так довольна тем, что я запихиваю в рот картошку, что продолжает уроки польского языка, называя все, что лежит на подносе.
Я тоже начинаю понимать некоторые переходные слова — например, когда она показывает на кофе и говорит: — To sie nazywa kawa, я уверена, что это означает «Это называется кофе».
На самом деле, чем комфортнее становится Кларе, тем чаще она начинает говорить со мной полными предложениями, просто из дружелюбия, не ожидая, что я пойму ее.
Раздвигая тяжелые малиновые портьеры, она говорит: — Jaki Piekny dzie'n, что, как я думаю, означает что-то вроде: «Сегодня прекрасный день». Или, может быть «Сегодня солнечно». Я пойму это, когда услышу больше.
Я замечаю, что у Клары нет потерянного кусочка пальца, и у нее нет татуировок, как у людей Миколаша — во всяком случае, ни одной заметной. Я не думаю, что она сама из Братерства. Она просто работает на них.
Я не настолько глупа, чтобы думать, что это означает, что она на моей стороне. Клара добрая, но мы все еще чужие. Я не могу ожидать, что она мне поможет.
Тем не менее, я рассчитываю покинуть эту комнату сегодня. Миколаш обещал, что если я буду продолжать есть, то смогу побродить по всему дому. Везде, кроме западного крыла.
Поэтому после того, как я доем, я говорю Кларе: — Сегодня я хочу выйти на улицу.
Клара кивает, но сначала показывает в сторону ванной.
Точно. Я должна принять душ и переодеться.
В спальне стоит огромная ванна, в которой Клара купала меня прошлой ночью. Ванная комната намного современнее, со стеклянной душевой кабиной и двойной раковиной. Я быстро ополаскиваюсь, затем выбираю чистую одежду из комода.
Я достаю белую футболку и серые тренировочные шорты — что-то вроде того, что полагается носить на уроках физкультуры. Есть и другая более красивая одежда, но я не хочу привлекать внимание, особенно со стороны людей Миколаша.