Поход
Шрифт:
– Ково споришь-то?
– Не спорь, а опыту набирайся, – раздражённо давил Иван. – А если у самого тяму нет, дак слушай старших тогда! Говорил, не ездить?
– Да ладно, тятя! Ты смотри – бывалый, а тоже технику утопил! А как тебя послушашь, дак не должен был врюхаться вовсе.
Ивана возмутило это краснопевное «врюхаться вовсе».
– Что-о?
– Да то, что тебе берегчись наа по годам-то, а ты рискуешь! Тем более у тебя ещё и Петька теперь.
– Да он тебя ради поехал-то! – не выдержал Тимоха.
– А если б утоп бы – тогда чо? Ты об этом подумал? – вторил Стёпа.
– Да как утоп-то? – не умещалось в голове у Лаври, настолько он
– Сёдни живой, а завтра… – Иван аж рукой махнул, его возмущала невозмутимость, с какой Лавря отвечал, выраженьица, не по годам схваченные. – В пень головой. Да потому что на авось всё! – снова раздражился Иван. – А это, знашь… – и он отвернулся, – как дед Ерон говорил: кто авосничат, тот и постничат…
Иван помолчал и спросил строго:
– «Буран» как достал?
– Бать, а ты пилу брал с собой? – вместо ответа вдруг спросил Лавр.
– Что б тоже доставать потом? – презрительно рыкнул Иван и отрезал: – Не. Мне топора хватат.
– А я взял, тять, в мешок, правда, резиновый засунул. Потом, когда врюхался-то, на гору поднялся, кедрину свалил…
Лавря долго рассказывал, как излаживал ворот. Как добыл колодину из дуплистой кедры, выпилил вагу, палок наготовил. Потом лёд пропилил под вагу, вагу в дыру просунул, в камни донные упёр. Как её выталкивало течением, и он её заклинил в булыганах на дне – показал руками. Все – деваться некуда – представили, как он шарит подо льдом вагой и через эту гудкую вагу ощущает дно в скользких камнях. Как «напялил на её колодину», обмотал верёвкой, палку в петлю воткнул. «Буран» цопэ, и от те пожалста – на сухом, ещё и помытый, хе-хе! Хоть глядись.
– А… – было открыл рот отец.
– А потом, когда второй раз-то ухнул – у меня воротишко наготове! Хоть под любой лёд вались. Так что, как говорится, не будь тетерей – борись с потерей!
Лавря весело глянул на братьев. Отца окончательно скрутило от возмущения. Хуже всего было, что парень-то всё верно сделал и его похвалить следовало, но уж больно кичился и краснобайничал – когда только выучился?! На рации на этой поди! Как подлипнут к ней – не оттащишь.
Братья не ожидали такого поворота и смотрели на отца.
– Молодец, ничо не скажешь, молодец! Но только вот слушай. Тетеря, потеря… Ещё поговорка есь – дурная голова ногам спокою не даёт. Ты на гору с километ залез, полгектара леса угробил и чуть пуп не сорвал. А я, – он подмигнул Тимофею, – одним сучочком управился! От так от! – Иван потрепал Лаврю по плечу, приобнял и торжествующе оглядел избушку. Все засмеялись, а Лавря потупил глаза.
– А что с воротом нашёлся – молодец! – и всё равно ввернул: – Не зря учил, ха-ха!
Потом помолчал и добавил:
– Каждому Бог по силам урок даёт. А выбор всегда есть. Все-е-егда…
Наутро дымили на прогреве снегоходы, собаки заходились лаем, чуя дорогу и боясь, что их оставят. Ветерок метнул снежную пыль с ёлки. В жилу с ним раскатно прокричала кедровка. Сыновья доувязывали нарты с грузом, которого набиралось: палатка, жестяная печка с трубами, капканы, бензин. Лавря прилаживал пилу, с силой суя под верёвку – царило то дорожное возбуждение, преддверие нового, неизведанного, ради чего, наверное, и существует эта чистая и крепкая жизнь… Погодка стояла «само то», без сильного мороза, но и без тепла, без снега. Розовеющее небо, дымочка. Редколесье в сахарных ёлочках.
Вот и двинули наконец. Передом с лёгкой нартой шёл в спиральном облаке Лавря, особенно воодушевлённый и будто ещё повзрослевший
Тогда ещё не вошли в обиход железные бочки от бензина – с надевающейся крышкой на болтах. Их привязывают тросом к дереву, и медведь сколько угодно её мусолит, но не укатит и не вскроет. Только царапины оставит и шерсть на гайках. И Иван хоть и перешёл давно на бочки, но сердцем любил именно рубленые лабаза на ногах.
Дерево надо выбрать без намёка на прелость – медведь гнилое сердце учует сразу и сгрызёт. И чтоб не смог ни зацепить, ни скинуть. Целая премудрость, как закрепить пол-помост на стволе. Понятно, с лестницы начинается, а дальше на нужной высоте врезается крестовина под будущий помост. Потом опиливается ненужная часть дерева, та, что над тобой. Ещё полбеды нынешней лёгонькой пилой, а «Уралом» или «Дружбой» попробуй! И ещё не свернись с верхотуры! И спили так, чтобы пол-лесины, падая, тебя не пришибла и не сбросила, не впечатала. Вот опилил, затрещало, отдалось по стволу, и вот валится с хряском тяжеленный кронистый остаток. И в момент отделения – дико сотрясается-играет освобождённый от груза материнский ствол с крестовиной и тобой, вцепившимся в обрубок, держащим пилу со жгучим глушителем. В запахе моторной гари усыпанным по глаза липкими смолёвыми опилками.
Самому лабазу ещё и крышу надо сделать. Решить из чего – с доски ли пилёной? Или корьём покрыть? А ещё ошкури ногу от самых корней до помоста – чтоб не гнила и чтоб труднее было забраться, хоть кому – хоть мышу.
Ближе к вечеру добрались наконец и до места, профиль экспедишный вывел. Мало того что избушка целенькая стояла под снежной шапкой, да ещё и лабаз рядом как подарок. Избушечка небольшенькая, но ладная, и главное, крыша целая. Накатали площадку… А место великолепное. Лес вроде и густой, но у берега проплешина, редкий листвяжок по краю. Видны и река в повороте, и горы. Квадратные, с гранёными боками, бело-пребелые. У горизонта свинцово-синее вечернее марево, и они на его фоне светятся мелово и нетронуто.
У избушки медведь когда-то порвал полиэтиленовое окно, и ребята быстро натянули новое – плёнка с собой на этот случай. Труба высокая колонковая [2] , тяжёлая – чуть печку не удавила. По трубе текло, и ямка на печке особенно ржавая, до хлопьев. Тяга в печке такая, что плёнка на окне дрожит и ходит ходуном. Дрова под нарами. Лампу даже нашли, а солярка с собой была.
Иван ещё раз полюбовался видом. Глянул на лабаз: на двух крепких ногах. На них настил, но само сооружение разочаровало – брезентовый островерхий домик на каркасе. Путний охотник дощатый бы сделал или хоть с жердей… Опять раздражение шевельнулось – экспедишники… Зато на ноги под самым настилом надеты железные бочки, дырявленные топором под размер стволов. Целая работа, но по ним никакой медведь до лабаза не долезет.
2
Колонковая труба – труба, применяемая в колонковом бурении скважин. Хороша своей вечностью.