Шрифт:
ПА-ДЕ-ДЕ
На главной сцене городского театра идёт генеральная репетиция предстоящего балета. Закулисный голос торжественно объявляет:
– Антре! Адажио! – и немного помолчав, как бы сомневаясь, добавляет:
– Сольный выход!
Из-за кулис не спеша выбегает на цыпочках лысоватый мужчина средних лет и средней приятной полноты, одетый в чёрное обтягивающее трико, чёрную майку и большие белые тапочки, напоминающие шлёпанцы в номерах отелей, только подвязанные к ступням белыми ленточками за щиколотки. Он добегает мелкими шажками до середины зала и
В глубине зала стоит большой концертный рояль, над клавишами которого занёс выжидательно кисти рук высокий, худощавый, небритый мужчина в основательно поношенном чёрном трико и чёрной футболке, а на его ногах также грязно белеют танцевальные тапочки, подвязанные ленточками. Рядом с роялем расположилась маленькая, неряшливо одетая пожилая женщина с растрёпанными седыми волосами. Она нервно листает какую-то книгу, лежащую на крышке игрового инструмента, разыскивая в ней необходимую страницу.
Постояв так с полминуты в тишине, балерун устало повернул голову назад, не меняя позиции, и спросил балетмейстершу у рояля:
– Ну так что мы будем танцевать?
– Как что? Па-де-де Себастьяна Баха.
– А это что такое? – непонимающе приподнимает одну бровь танцор.
– Как? Вы не знакомы Себастьяном Бахом? Позор! – с этими словами взлохмаченная балетмейстерша мелкими танцевальными шажками семенит к стоящему в центре зала балеруну и тычет ему в живот какую-то книжку в мягкой обложке.
– На! Смотри! Вы меня изумляете, Смирнов! До начала представления осталось три дня! Уже все билеты проданы! А вы даже и не читали Себастьяна Баха!
Балерун небрежно берёт книгу из рук балетмейстера и удивлённо рассматривает её обложку, на которой изображен портрет седого взлохмаченного человека под заглавием «Жизнь замечательных людей», и уважительно подняв глаза на старуху, говорит:
– Это Вы?
– Вы что, Смирнов, ничего не знаете из «Жизни замечательных людей»?
– Ну почему, – обиженным голосом отвечает тот, – читал кое-что.
– Ну, что Вы, к примеру, читали? – не отстаёт от него пытливая старуха.
– Ну-у-у, Чехова, например, – и балерун с трудом вспоминает где-то когда-то слышанное одно название, – «Три сестры».
– Ну что ж, танцуйте тогда па-де-де Чехова «Три сестры», – устало говорит ему балетмейстерша и, забрав свою книгу, возвращается к роялю.
– Как же мне танцевать? – непонимающе вскричал танцор ей в спину. – Сестры три, а я один! – и опять демонстративно занял выжидательную позицию.
– Ты не переживай, – ответил танцору вместо старухи пианист. – Начинай выступление, а я тебе подыграю по ходу.
Потом незаметно опустил руку, поднял стоящую у его стула начатую бутылку пива, сделал из неё два внушительных глотка, смачно отрыгнул скопившийся воздух, вытер тыльной стороной ладони мокрые губы и, воровато оглянувшись по сторонам, поставил обратно недопитый флакон у своих ног.
– Ага! Попался! – торжествующе закричал выбежавший из-за кулис директор театра и хореограф (по совместительству) в одежде капельмейстера. – Я за тобой с самой раздевалки слежу! Ты опять посмел пронести пиво на работу и употреблять его на балетной сцене! Необходимо искоренять эту недостойную музыканта алкогольную зависимость! Поэтому я объявляю антракт! Перерыв! Все свободны!
Пианист удручённо пожал плечами, встал из-за рояля, поднял недопитую бутылку пива и двинулся к выходу, крикнув на ходу танцору, продолжающему всё ещё стоять в центре зала во второй позиции:
– Ну что раскорячился, как Аполлон Бельведерский, пошли на обед!
Балерун опустил, наконец, руки и живот, облегчённо вздохнул и засеменил на цыпочках по сцене, как по битому кирпичу, торопясь за пианистом.
– Одну минуточку, – остановила его пытливая балетмейстерша. – Я что-то так и не увидела второго солиста. Где он? – строго спросила она.
За балеруна ответил ей пианист, задержавшись у кулис:
– Второй солист приболел, во втором действии выйду я вместо него и выполню необходимую по ходу балета поддержку, – объяснил он придирчивой старухе и, скромно потупившись, поставил свои ноги в третью позицию.
– Ладно. После обеда посмотрим, на что вы способны. Смотрите, не опаздывайте, в два часа продолжим репетицию, – строго предупредила их балетмейстерша и постучала дирижёрской палочкой по крышке концертного рояля.
Когда они вышли из здания театра, балерун продолжил возмущаться:
– Это же надо! «Три сестры» заставляет меня танцевать. Я ей что, шестиногий Серафим, что ли? Я в своих-то двух ногах постоянно путаюсь, а у этих сестёр их целых шесть! Совсем сдвинулась умом с реальных позиций старуха. Недаром она школьным библиотекарем всю жизнь проработала, дура!
Пианист попытался его поправить:
– Вообще-то Серафим был шестируким.
– Да? Да какая разница, всё равно дура, – и глянув на пианиста, остановился.
– Оба на! А мы с тобой вышли и даже не переоделись! Так и бежим по улице в трико и белых тапочках, как «жмурики». То-то я вижу, что прохожие на нас засматриваются. Даже подумал с надеждой, что мы уже знаменитыми в городе стали. Совсем довела нас эта старая стерва.
– А, херня, – успокоил его опытный пианист и продолжил движение. – Так легче в образ вживаться, говорят.
Когда они уселись за столик под уличным навесом ближайшего кафе и заказали по пиву с креветками, балерун сказал сокрушённо:
– Прямо не знаю, что и делать. До представления осталось три дня, а я до сих пор не понимаю, как и что танцевать.
– Да ты, главное, не ссы, – стал его успокаивать пианист. – Тебе надо будет меленько пробежаться несколько раз по сцене на цыпочках, не сутулясь, не втягивая голову в плечи, как испуганный сурок, и не вихляя бёдрами, как портовая шлюха. Больше загадочности. Вот посмотри, как надо. – И с этими словами пианист встал из-за столика, приподнялся на цыпочках вытянул голову и, повернув её в сторону, как гусак, мелко засеменил между столиков, удивляя сидящих посетителей. Затем попытался подпрыгнуть, чтобы сделать ногами «ножницы», или «антраша», но опрокинул нечаянно стул и вернулся на место.