Поиграем с Лайм
Шрифт:
«А ты знаешь, что ведьм сжигают?» — услышала она в голове брюзжание колдуна.
И хотя думать она не любила, оказаться в пламени, испаряющем влагу, она не желала. По совету нового воспитателя, оделась в платье гвардейца, став такой же коренастой девчонкой. Подошла к окну — прыгать невысоко. Но всё-таки пришлось тратить полученную жидкость на восстановление сломанной при падении кости. Волоча ногу, Лайм с сожалением покидала тюрьму, от которой веяло родной слизью и разложением.
Но быстро осознала свою ошибку — в голове все еще мутилось,
Подобрав ногу, Лайм зашагала уже как ни в чем ни бывало.
Ночь благоухала минувшим дождём и теплом земли. Звёзды над головой истекали светом как она недавно семенем. Лайм благодарно им кивнула: без их расточительства влаги жизнь казалась бы вовсе невозможной. И вечно желчный и насмешливый колдун неожиданно с ней согласился.
Глава 13
Вдоволь налюбовавшись на ночное небо Рафляндди, Лайм неожиданно озадачилась довольно интересным вопросом — а куда теперь идти? Та роковая встреча с королевским отпрыском (в прямом и переносном смысле), чем разум был настолько мелок и слаб, что растворился в Лайм без остатка, окончательно смешала Лайм все карты.
Хотя, не то, чтобы у Лайм изначально был хоть какой-то детально проработанный план, но все же — она не завела в городе ни одного, даже шапочного знакомства, не сняла комнату в товерне и даже не заглянула в местный бордель, так еще и Микки пропал. И вряд ли найдется — все же, сколько времени она провела за решеткой!
«Так что же делать?!» — истерически металась визгливая мысль из угла в угол бедного желейного сознания Лайм, мешая всем там собравшимся голосам.
И, судя по всему, особенно самому сохранившемуся.
«Да хрен с тобой! У меня тут лавка в городе была. Все равно теперь пустует» — брезгливо, и явно через силу выдавил из себя мерзкий старикашка, после чего предательски замолчал, мол, сама найдешь.
А что Лайм? Лайм и пошла, куда глаза глядят да ноги идет — она что, зря тогда натрахала разведку, логистику и, до кучи, навигацию? А подсознание само подскажет, если что.
Ну и до подсказывало.
— Глянь, гвардейчик.
— Отбился, отстал от своих небось.
— А это зря.
Троица бродяг в темном переулке встретила прихрамывающую Лайм с воодушевлением, гоготанием и радостным похрюкиванием, предвкушая. То ли у них была очень длинная полоса невезения финасового порядка, то ли просто был зуб на городскую стражу, то ли обычные отморозки решили поразвлечься — Лайм не поняла, да и выяснять ей этого не хотелось. Тюрьма так сильно ее помотала, что даже вся королевская рать не помогла ей прийти в былую форму.
Смутившая бродяг гвардейская, скажем так, трофейная форма, уверенно занесла ее обладательницу в агролист отребья. Одинокий фонарь где-то на краю проулка выхватывал блеск ножей и алчных злых глаз трущобных обитателей.
— Вот тебе и срезала путь к лавке, — пробормотала Лайм дребезжащим
Троица же уверенно взяла Лайм в кольцо. Которое постепенно сжималось. Девушка с удивлением посмотрела на лидера, коему совсем не понравилось спокойствие будущей жертвы. Где крики о помощи, выхватывание шпаги, в конце концов попытка к бегству? На миг в его крохотном мозгу мелькнула здравая мысль — а не ловушка ли это.
Но тут его взгляд упал на две выпуклости спереди гвардейского платья. Большие такие, характерные, рука протянулась, потрогала, и мозг грабителя отключился полностью.
— Баба!
— Моя!
— Крепкая! На всех хватит!
Гвардейский шмот лопнул под мозолистым натиском заскорузлых и крепких пальцев, являя переулку все прелести шестого размера.
Лайм вздохнула. Втянула затхлый воздух переулка. Он сильно уступал прелестям и влаге тюремной камеры, да и контингент здесь явно уступал количеством и качеством, но на безрыбье…
Звенели пуговицы платья по брусчатке. Дрожа от возбуждения, яркие представители социального дна умело оттаскивали девушку в еще более темный проулок. То, что она совсем не сопротивлялась, их не настораживало.
Лайм, покорно, как овечка на заклание, двигалась все дальше и дальше вглубь трущоб.
— Ладно, здесь давай.
— Окстись, тут не наш район. Знак видел?
— Ага. Мерзость. Да мы быстро.
Лайм обратила внимание, что на стене был намалеван знак в виде руки с глазом на ладони. Бродяги, похрюкивая от возбуждения, ловко избавляли и ее и себя от останков одежды, а вот по знаку изредка пробегали искорки.
«Они и не заметят. Чернь не видит магических потоков…» — пробурчал где-то на грани подсознания старый маг.
— Да она от страха язык проглотила. Даже не сопротивляется. Вас, гвардейцев, там вообще ничему не учат?
— Учат, учат. Сейчас она все нам покажет. Всю ихнюю академию и все экзамены повторно. Да детка?
Лайм улыбнулась. Покорно легла на грязь (кстати уютную, мягкую, влажную) и приняла в себя главного. Тот задергался, вошел в ритм, и через минуту с победным хрипом и хлюпом отвалился в сторону. Подельники загоготали. Лайм сморщилась.
— Гля, ей не нравится. Смотри, как может настоящий мужик!
Лайм сморщилась еще раз. То теплое и влажное, коим бахвалились бродяги, было не ахти какого качества, навыки не шли от слова совсем, и происходящее начинало ее откровенно утомлять. От такого отребья не то что новых перков, опыта то с гулькин нос.
Третий, кстати, оказался таким же скорострелом, как и главарь.
Но Лайм дотерпела и это — а все потому что нарисованный глаз на нарисованной же ладони вдруг открылся. И вперился в происходящее. В зрачке нарисованного символа явно сквозило недоумение и удивление, переходящее в гнев. Ей было любопытно наблюдать за странным, разгорающимся все больше, символом на грязной стене.