Поиграем с Лайм
Шрифт:
Следующим пунктом на пути её расширения был дом по другую сторону улицы — кампус алхимического университета. На первом этаже здесь расположилась большая студенческая столовая. Поварихами и мойщицами здесь служили четыре скромные уставшие девицы с южных островов, а из посетителей за столами в столь ранний час был только один одинокий очкарик-ботаник Огюст, совмещавший приём пищи с чтением большого фолианта по анатомии. Окно лопнуло, и зелёный желатин полился весёлым густым потоком в котлы, кастрюли, опрокидывая столы, переваривая в себе приготовленные продукты. Испуганные поварихи поначалу пытались с этим бороться, спасая инвентарь, но вскоре поняли, что не могут больше находиться в тесных фартуках и халатиках, и что надо поскорее раздеться. Поток желатина придавил полноватую Айгыль к костлявой Олочень, буквально утопив последнюю в знойных телесах. Оказалось, что они вполне могут обходиться и без воздуха — волшебная слизь Лайма принесла
У старшей поварихи, вдовы Юрюзань, потерявшей мужа семь лет назад на войне, ситуация была похуже. Новая волна желатинового счастья выкинула её через прилавок раздачи тарелок в зал. Отличник Огюст по первости пытался сберечь драгоценный фолиант, забравшись повыше, но не смог совладать с собой. Встал в жиже вертикально, касаясь ногами стола, раскрыл фолиант на странице с внешними женскими половыми органами, стянул брюки с исподнем и яростно, жадно надрачивал, разглядывая невиданные доселе красоты женского тела. Юрюзань подплыла к нему сзади, её рука как-то сама пролезла между ног и схватила отличника за яйца — так он кончил в первый раз. Но эрекцию было не побороть одним редким оргазмом. Юрюзань обвила тело вьюноши ногами, махнула рукой коллегам, и те, закончив совместные и одинокие ласки, поплыли к бедному одинокому студенту, скидывая с себя оставшуюся одежду.
Лайм ощущала себя всеми пятью — и зрелой Юрюзань, жадно припадшей губами к розовому члену отличника, и юными Айгыль и Олочень, наперебой садившимися Огюсту на шею и заставлявшими его целовать своё лоно, и стесняшкой Зухрой, оставшейся плавать в стороне и ублажать себя самостоятельно, глядя на постыдное поведение собравшихся.
«Срам-то какой», — послышался голосок колдуна в голове у Лайм — видать, в нём отчего-то проснулось дремавшее доселе ханжество. Ну-ну, старик, это только начало.
Лайм тем временем затопила следующий этаж кампуса, где осталось несколько студентов, готовившихся к поздним занятиям. Большинство из них выскочили в коридор, чтобы узнать, что случилось, и страсть овладела ими прямо там — с полуодетыми, в исподнем, в домашнем трико. Женских комнат было чуть меньше в коридоре, но девушки чаще опаздывали на занятия, поэтому в межполовом взаимодействии случился паритет — все быстро разделились по парам. Кто-то из скромниц и скромников, давно стеснявшийся признаться в чувствах друг другу, наконец-то нашёл такую возможность, встречаясь глазами и сплетаясь в долгожданном экстазе. Но не все оказались такими счастливчиками. Старшекурсники гном и эльф, непримиримые соперники, волею судьбы поселённые в одну дальнюю келью, внезапно обнаружили отвратительное содомистское желание, и уже стояли без портков напротив друг друга, на пальцах скидывая, кто будет в какой роли, как положение спасла распахнувшаяся дверь, в которой оказалась раздетая по пояс похотливая хафлингичка-первокурсница, обнаружившая вдруг в себе интерес к представителям других рас.
Поток зелёного удовольствия лился дальше и достиг корпуса университета, где только-только начинались занятия. Первым досталось лабораториям, расположенным внизу. В лаборатории по взрывотехнике кафедры боевых колдунов дожидались преподавателя десять студентов — восемь мужчин разных рас и две огромные девицы-полуорочихи, сёстры, случайно попавшие на факультет по противодискриминационной квоте о приёме. Поговаривали, что они лесбиянки и мужчинами не интересуются, тем более людьми и эльфами. Но зелёный желатин всё расставил по местам — как только лабораторию затопило под самый потолок, мускулистые тела полуорочих полностью освободились от одежды, разделив мужскую часть аудитории пополам. Трёх гномов оставили наслаждаться нижними отверстиями необъятного женского тела, и их коренастые туловища зарылись в могучую бурую растительность на лобках полуорочих. Им пытался помочь хафлинг, главный мальчик-изгой с факультета, но размеров достоинства не хватило, чтобы проникнуть глубоко, и бедняга пристроился в ногах, лаская себя об прижатые ступни одной из сестёр. Сверху встали четыре парня, по две на
Преподаватель — пожилой офицер-колдун старой закалки, не знавший слов любви, так и не пришёл и непотребства сия не увидал. Он не дошёл буквально десятка метров до двери аудитории, как бурный поток потащил его к дверям библиотеки, где его уже ждали две вечно грустные томные эльфийки-библиотекарши, вмиг потерявшие очки и добрую часть униформы.
Выше этажом располагалась римская аудитория, в которой должна была состояться лекция по праву на кафедре алхимиков-медиков, и внимание Лайма перенеслось туда. Здесь девушек было куда больше, чем в лаборатории взрывотехников, в основном, дриады и эльфийки, и римская аудитория превратилась в полотно художника-сюрреалиста. Большинство смелых девушек тут же нашли себе пару, и свободных парней почти не осталось. Три отличницы да скромницы эльфийского происхождения уединились на задних рядах, сперва лаская себя подручными предметами, а затем перейдя на оральные ласки подружек, к ним присоединились однокурсницы людского происхождения. Сложнее всего пришлось могучему лысому нордлингу, альфа-самцу, который и без того испытывал повышенный интерес у сокурсниц. Где только не побывало его естество в то утро — и в тесном лоне крохотной дриады, и между мягких ножек пухлой гномихи, и на лице одинокой эльфийки, побоявшейся принять такого большого мужчину в себя и тщетно пытавшейся сомкнуть свои худые груди вокруг могучего столпа. Молодой преподаватель долго терпел, пытаясь успокоить себя и собравшихся, потом же, когда уровень желатина достиг верхних рядов, вплыл в самую гущу молодых удовлетворительниц, на ходу скидывая преподавательскую мантию, и его нецелованное тело обвили стройные вздрагивающие в истоме ноги эльфиек и девиц человеческого роду.
Лайма несло, она захватывала квартал за кварталом. Сложно сказать, повезло ли горожанам, что это случилось в столь ранний час, или подобное было не совсем справедливо к собравшимся. Мужья-клерки из купеческого квартала, давно не видевшие своих жён из-за плотного рабочего графика, наконец-то не пошли на работу, сплетаясь в благоверной агонии страсти с супругами на порогах собственных квартир. Кого-то из одиноких в бедняцких кварталах выносило на улицу, и они встречали там своих соседей и соседок. Наконец, одинокий молодой конюх на окраине, завидев странную зелёную лавину, движущуюся по улице, нырнул в конюшню, чтобы спасти коней, но не успел. Жижа коснулась ступней, и он встретился взглядом с пушистой пегой пони.
Все были счастливы в то утро. И особенно — Лайм. Она была с каждым из собравшихся, подглядывала и чувствовала каждый сладострастный вздох, ощущала тепло и пот этого города, и никому не было возможно укрыться от этой настойчивой, пошлой и непристойной зелёной биомассы.
Глава 16
Старик ехал в бордель один на своей скрипучей повозке. Вот уже восемьдесят четыре дня он ходил «К мохнатой Госпоже», но не удовлетворил ни одной девушки. Первые сорок дней с ним был молодой парень. Но день за днем не мог возбудиться, и парень решил, что старик теперь давно уже impatento, то есть, «самый что ни на есть бесполезный», и решил упражняться в удовлетворении дев в одиночку, заработав славу самого желанного клиента всея Рафляндии в первую же неделю. Парню тяжело было смотреть из окна комнаты очередной обольстительницы, как старик каждый день ездит в один и тот же бордель и уходил ни с чем, и он приходил к грустной профессионалке, чтобы за старика исполнить «снасти или багор, гарпун, и обернутый вокруг мачты парус». Даже если простынь профессионалки была вся в «заплатках», а сама она напоминала знамя наголову разбитого полка.
Ибо профессиональный удовлетворитель дев должен оставаться профессионалом до конца.
Этому научил его старик.
Но в этот раз старику не повезло больше обычного. На полпути к борделю его кляча ступила в какую-то зеленую жижу, вытекающую из подворотни, и буквально сошла с ума. Огласив округу диким ржанием, она рванула в сторону вытекающей жижи, разбивая бока повозки в щепки о каменные стены домов. Но былое мастерство не пропьешь, и старик с грацией лепестка на ветру держался за облучку, как в былые времена мог удерживать разъярённых орчихах в коленно-локтевой.
Словно пробка от бутылки шампанского, повозка вылетела из грязной подвороти и оказалась посреди просторной улицы, буквально утопающей в зеленом море. Чуткий нос старика уловил легкие запахи лаванды и можжевеловой масла, а так же ментолового лубриканта, а уши профессионала сразу определили степени девичьих оргазмов в домах по обе стороны улицы. Так много кончающих девушек в одном месте он видел лишь однажды в жизни — на Великой Оргии в честь инаугурации Короля Рафаэля. Именно тогда он впервые переспал с девушкой.