Поиграй со мной
Шрифт:
— Мне не нужна нянька, — ворчу я, ни к кому конкретно не обращаясь, застегивая пальто, прежде чем посмотреть, какой бедной, ничего не подозревающей душе, поручили эту работу. Мои пальцы прекращают свою работу, когда мой взгляд останавливается на паре широко раскрытых сине-зеленых глаз, беспорядочной копне блондинистых волос на его голове, и серых спортивных штанах, так небрежно свисающих слишком низко на бедрах.
Картер прав: Гаррет выглядит так, будто у него только что был секс.
А полуодетая блондинка с красными ногтями цвета пожарной машины,
Гаррет Андерсен занимает достойное место в шкале привлекательности Криса Хемсворта: у него сияющая кожа, солидные мышцы, бирюзовые глаза цвета океана в самый ясный день, а его спортивные штаны нисколько не скрывают, что у него очень горячо между ног, ведь почему бы и нет? Так что подайте в суд на меня, бедную девушку за то, что я размышляю о том, каково это, перепихнуться с ним. Прошло слишком много времени, и у меня есть немного, ладно, дохера, паутины в подземелье.
Черт, разве до этого я не называла это Диснейлендом?
Ярко-красный румянец заливает щеки Гаррета, когда он выдерживает мой пристальный взгляд, и я понятия не имею, что на него находит, когда он отрывается от девушки, стоящей рядом с ним, практически толкая ее.
— Ладно, как я и говорила, — прочищая горло, я обматываю шею шарфом. — Со мной не нужно нянчиться, особенно придурку года, — я беру Оливию под руку и направляюсь к лифту, бросив взгляд через плечо. Судя по ее смеху, Оливии, не меньше, чем мне нравится, как Гаррет в удивлении раскрывает рот. Уверена, он хочет быть моей нянькой так же сильно, как я не хочу услышать вновь, как мой брат называет себя «большим папочкой».
— Дженнифер Беккет, — ругается мама, догоняя нас. — Это было грубо! Прости, Гаррет! Мы тебя любим!
— Я была с Картером гораздо грубее, — отмечает Оливия. — Но Гарретт — милашка.
Я морщу нос.
— Милашка, который трахался с моей новой соседкой.
Мне все равно, но немного неловко видеть их вместе. А что, если стены тонкие? Хочу ли я знать, как он звучит, когда вот-вот кончит? Не особо.
Это одна из причин, по которой я избегала социальных сетей до того, как Картер встретил Оливию; когда он был тем еще казановой. Никому не нужно видеть доказательства того, как кто-то трахается.
— Может, они встречаются, — неуверенно предлагаю я.
— Не-а, — рука Картера просовывается между дверями лифта, заставляя их раздвинуться. Он заползает внутрь. — Просто трахаются.
Я складываю руки на груди.
— Мне не нужна нянька, Картер.
Он притягивает Оливию к себе, натягивая на нее шарф так, что он закрывает почти все ее лицо, хотя она и пытается отмахнуться от него.
— Не думай о Гаррете как о няньке. Думай о нем скорее как о дополнительной паре глаз.
— Картер! — я дважды топаю ногой. Я всегда была немного королевой
— Я не шпионю! — кричит он в ответ, размахивая руками. — Я просто хочу убедиться, что ты в безопасности!
Двери распахиваются, и я с важным видом вхожу в безукоризненно убранный вестибюль.
— Ты так раздражаешь.
— Нет, это ты меня раздражаешь!
— Я знаю, что ты такой, но я?
— О Боже, — Оливия закрывает лицо рукой.
— Дети, — предупреждает мама. — Перестаньте.
— Тебе повезло, что я тебя люблю, — бормочет Картер, открывая перед нами дверь машины.
— Тебе повезло, что я не хочу надрать тебе зад.
Его лицо расплывается в широкой улыбке.
— Садись уже.
Мой палец скользит по краю старой страницы передо мной, по пластику, защищающему картинки, которые жили там годами. Он жесткий и сломанный, с острыми краями, и я шиплю, когда мой палец скользит по неровности слишком быстро. На кончике моего пальца появляется капля крови, и я втягиваю ее в рот, чтобы остановить боль и кровотечение, глядя на красивое улыбающееся мне лицо.
На нем розовая праздничная шапочка, а на плечах у него шестилетняя я, прижимаю к себе мягкого, бледно-розового плюшевого кролика, которого он мне подарил.
Скрипит дверь моей спальни, и в комнату заглядывает мама. Она улыбается, когда замечает, что я все еще не сплю. Она входит внутрь, шаркая ногами, но останавливается у края кровати, и я наблюдаю, как годы бесконечной любви и сердечной боли мелькают в ее глазах, когда она замечает открытый фотоальбом у меня на коленях. Я хотела бы это исправить, но знаю, что не могу.
— Я скучаю по нему, — шепчу я, обводя взглядом лицо моего отца. — Так сильно.
— Я тоже, милая, — мама опускается рядом, прижимаясь долгим поцелуем к моим волосам. — Я знаю, что сегодня он смотрит на тебя сверху вниз, грустя о том, что его малышка уже взрослая. Он так гордится тобой и женщиной, которой ты становишься, Дженни. Я не сомневаюсь в этом.
Она прикасается к кролику, которого маленькая я прижимаю к себе, зарывшись в волосы моего отца. Ее взгляд останавливается на том же самом кролике, который сейчас уютно устроился у меня на животе.
— Он всегда был твоим любимым.
Я поднимаю игрушку с колен. Кролик выцвел, и один глаз-пуговка болтается на ниточке. Годы объятий, таскания его за собой повсюду, куда бы я ни пошла, отказа маме стирать ее иногда месяцами подряд сделали некогда мягкий мех грубым и тусклым.
— Я всегда хотела кролика, но вы, ребята, не разрешали его завести. Вместо этого папа подарил мне этого кролика, — я глажу длинные уши. — Знаешь, это он дал ей имя. Принцесса Жвачка.
— Он подарил бы тебе весь мир, если бы я только позволила ему. Он годами доставал меня, уговаривая подарить тебе настоящего кролика. Ты была его маленькой принцессой, а он был упрямым засранцем, которому не нравилось слово «нет».