Поиск-90: Приключения. Фантастика
Шрифт:
Прямо во дворе отдела нас встретил Патрушев.
— Как там Мигалева? — спросил я.
— Сидит тихо, словно мышь.
— Съездим, — предложил я Ханову.
Мы пересели в машину и уже через десять минут были у дома Мигалевой.
Стучаться пришлось довольно долго. Наконец Мигалева открыла ворота.
Мы прошли в дом.
— Что так рано? — хриплым со сна голосом спросила Мигалева. — Поспать не дадут… Случилось что-нибудь?
— Случилось, Авдотья Полиектовна, — ответил Ханов.
— Поликарповна… — поправила Мигалева.
— Пусть будет Поликарповна, — не стал спорить Ханов.
— Так мне что, одеваться? — спросила Мигалева.
— А вы как думаете?..
— За меня Господь Бог думает, — неопределенно ответила Мигалева. — А о моих мыслях печься не ваше дело!
— Тогда
Ворча что-то себе под нос, Мигалева пошла в соседнюю комнату.
— Припрутся ни свет ни заря, — ворчала она из-за перегородки. — Поспать не дадут… Добрые-то люди еще сладкие сны видят…
— Вам привет от Круглова, — сказал я, прислушиваясь. Тяжело скрипнули пружины сетки кровати, что-то упало и покатилось по полу.
— Я арестована? — спросила Мигалева, появляясь в двери.
— Да. Вот санкция на ваш арест, — сказал Ханов.
Медленной, величавой походкой Мигалева прошла в угол, где висели иконы и теплилась лампада. Долго и сосредоточенно смотрела на чуть чадящий огонек.
— Блудника и разбойника кающася приял еси, Спасе: аз же един леностию греховною отягчихся и злым делом поработихся, — наконец произнесла она. — Душе моя грешная, сего ли восхотела еси?..
Даже не перекрестившись, Мигалева смачно плюнула на пальцы и придавила огонек лампады.
— Пошли! — резко сказала она. — Как говорится: хомо хомини люпус эст… Человек человеку волк…
Командировка закончилась. Но последняя страница дела так и осталась не перевернутой. Бриллианты, изумруды и сапфиры, отданные Кругловым своей жене на хранение, исчезли бесследно. Не мог внести ясности в этот вопрос и сам Круглов.
Многие утверждали, что это треп, бравада Локтева-Круглова, и драгоценных камней попросту не существует. Но мы были склонны думать иначе. Тогда мы не знали, насколько были правы, и уж совсем не подозревали о том, что пройдет не так много времени, и нам вновь придется столкнуться с этим делом, которое было условно названо нами «Бриллианты Кругловой».
Но это уже другая история…
ФАНТАСТИКА
Л. Бекетов
ГОРОД СКРЕЩЕНИЯ ПУТЕЙ
Рассказ
Каждый божий вечер, кроме Субботы и Воскресенья, нерабочих дней, путь Анатолия Васильевича Баранова с работы домой лежал через Город Скрещения Путей, и в ходе долгих лет Баранов притерпелся к необычному облику этого места и к необычности людей, в нем обитавших. Давно прошли те времена, когда он едва перебарывал желание зайти в красивую, авангардистски выстроенную синагогу, или в строгую мечеть, или в благолепную белокаменную церкву. Со спокойствием относился он и к желтым буддистам, и к наглухо закупоренным в капюшон людям секты дзэн, и даже без страха и холода в душе проходил мимо сатанистских храмов, окруженных страшными типами в заляпанных кровью плащах и с холодным оружием в руках. Только в последние годы службы, правда, он научился смело ходить мимо самого жуткого места Города Скрещения Путей: большого черного куба без всяких украшений — страшной резиденции секты АА — секты Агрессивных Атеистов. Он был одним из немногих, кто осмеливался проходить мимо здания АА (ибо ее избегали даже бесстрастные дзэн-буддисты и агрессивные мусульманские фанатики). И этой своей смелостью Баранов втайне гордился. Гордиться было чем, потому что именно она и послужила началу нашей истории.
В пятницу вечером Баранов, как обычно, потряхивая портфельчиком и почти не глядя по сторонам, шел по улицам Города Скрещения Путей. На краешке размалеванного по-всегдашнему лозунгами и символами тротуара сидели служители сект, давших обет нищенства. Баранов подал двадцать копеек знакомому йогу. Йог, улыбаясь, потряс нечесаной головой, радуясь привычному лицу. Поблагодарить словами Баранова он, к обоюдному их сожалению, не мог,
Баранов вступил в квартал западных церквей, строгий, красивый и чистый, — здесь не было грязных нищих, йогов, и вместо круглой, мягкой и бесформенной восточной архитектуры встали резкие, вытянутые вверх готические линии костелов и соборов. Не было больше мусора на тротуарах, и надписи на них стали все больше по-латыни и нравоучительного характера. И в душу Баранова вступила эта строгость линий и устремленность к небу, он благостно улыбнулся просветлению и вдруг нахмурился, ощутив во всеобщей чистоте и порядке некую диссонансную черту. Асфальт перед ним был забросан редко лежащими бумажками. Их шевелил и бросал ветер, а между ними ползали люди и пытались их собрать. В руках у них уже были изрядные пачки бумаги, и они подбирали все новые листы, но стоило ветру пошевелить и унести один из тех, что еще лежали, как они чуть ли не с плачем бросались за ним и гнались на коленях, пока ветер не поднимал его и не уносил совсем высоко, в небо. Один из листов ветер пригнал в руки Баранова. Тотчас же за ним на коленях приполз один из собирателей и со слезами на глазах стал молить:
— Человек! Умоляю тебя… во имя Христа, во имя кого тебе угодно — отдай мне этот листок! Мир тебя не забудет!
— Да зачем они вам? — спросил Баранов, ошеломленный такой силой чувства. — Берите, берите, пожалуйста!
Искатель листков блаженно вздохнул, погладил листок, отданный Барановым, поцеловал, перекрестил — на случай, если Баранов еретик, — и тут же пустился за другими. Баранов, заинтересовавшись, последовал за ним по пятам, нашел еще один листок и поднес ему, словно розу в подарок. Собиратель опять обрадовался до слез.
— Что это за листки? — спросил Баранов.
— Знаешь ли, сын мой, — отвечал ему собиратель, ползая на коленях. — Сегодня на заре свершилось большое несчастье! С небес спустился ангел и принес с собой — вот в этих листиках — всю мудрость Вселенной! Как бы стали мы могучи, боже мой! — если бы все это нам досталось. Но, к несчастью, человек, которому ангел вручил это сокровище, принял его за странствующего торговца в нелепых рекламных одеждах…
— Коммивояжера, — понимающе сказал Баранов.
— Да, коммивояжера. А эти листки — за рекламки его фирмы. И он выпустил их из рук, даже не заглянув туда. И теперь почти половина их рассеялась по ветру — сейчас, наверное, нам их никогда не собрать! О Иисус Мария! Неужели человек недостоин мудрости Вселенной? Какое горе… — собиратель поднял голову и посмотрел на Баранова светлыми, слезящимися от горя и тоски глазами.
Баранов смутился от такого пафоса и, не отвечая, пошел вперед, а собиратель — наверно, какой-нибудь старый ксендз или просто доброволец-прохожий — снова принялся за свой труд, вздыхая и призывая Деву Марию. Эта странная встреча пробудила в душе Баранова воспоминание о том, как он сам выпустил из рук листки, отпечатанные на ксероксе и врученные ему хиппи — несколькими минутами раньше. Может быть, в них была тоже некая мудрость? Баранов усмехнулся воспоминанию и забыл о нем, углубляясь в Город Скрещения Путей — все дальше и дальше.