Поиск-90: Приключения. Фантастика
Шрифт:
— Такой аппарат нужен на Земле, — проговорил Глеб.
— Какой? — не понял Лускул.
— Аппарат регенерации. Помнишь, я рассказывал о знакомом учителе? У него нет руки. Он потерял ее на войне.
— Создается впечатление, что на Земле идут постоянные войны, — с досадой сказал Лускул.
Глеб вздохнул:
— Мне трудно объяснить тебе это. Дело в том, что вы никогда не были разобщены. И когда революция победила, она победила везде, по всей планете. На Земле все было иначе. И война была. Не одна война, много… Но последняя, та, что отняла руку у моего знакомого,
Глеб замолчал, подбирая слова.
— Говори, — сказал Лускул. — Это интересно. Впрочем, я могу предложить тебе другое. Зримая память. Воспроизведение воспоминаний на экране. Аппарат стоит у нас в лаборатории.
— Согласен. Буду подопытным кроликом.
— ?
— Так у нас называют зверьков, на которых пробуют препараты.
— Ты опять говоришь «у нас».
— Да, — сказал Глеб. — У нас. Что я могу сделать?
— Тоскуешь по Земле?
— Тебе не стоило задавать этот вопрос, Лускул. Здесь мой дом. И здесь мне хорошо. А Земля… — он вздохнул и замолчал. Молчал и Лускул, склонившись к приборной панели.
Гравилет быстро снижался и вплыл наконец в синеву дня.
В здании института психологии, окруженном большим, похожим на лес, парком, было многолюдно.
— Здесь должна быть моя сестра, — сказал Лускул. — Она стажировалась на Зуране и вернулась несколько дней назад.
Перед входом в лабораторию их встретила девушка.
— Знакомься, Кори, — сказал Лускул. — Это Тир Атар.
— Здравствуй, Глеб, — сказал Кори. — Брат рассказывал мне о тебе.
Лускул кашлянул.
— Я сказала что-нибудь не так?
— Нет, нет, — заверил Глеб. — Все правильно. Просто Лускул не любит, когда меня называют земным именем.
— Но почему? — удивилась Кори.
— Лучше проведи нас к зримой памяти, сестренка, — вмешался Лускул.
В лаборатории он показал Глебу на кресло:
— Ты сядешь здесь. Считывающее устройство надевается на голову, как шлем. Старайся думать спокойно, не перескакивая с одного на другое.
Сеанс длился долго. Сняв шлем, Глеб взглянул на брата и сестру. Лускул хмурился, а лицо Кори было бледным.
— Какой страшный рассказ, — прошептала она. — Ты его сам выдумал?
— Нет, — тяжело сказал Глеб. — Я ничего не выдумывал. Это история Земли. Такая, какая есть.
Он повернулся и двинулся к выходу.
Был уже вечер, и глубокие фиолетовые тени легли на землю. Поддавшись безотчетному порыву, Глеб взлетел. Он поднимался все выше, стремительно набирая скорость. Ветер студил горячее лицо, принося облегчение. Внизу переливался разноцветными огнями город. Потом он уплыл назад, канул в темноту, и открылась широкая, в отблесках зеленоватого света река. А за ней шумел невидимый в ночи лес.
Глеб снизился, полетел медленней и наконец совсем опустился на открывшуюся перед ним поляну.
Острый запах цветов и травы, запах еще теплой от дневного зноя земли пришел к нему. Глеб перевернулся на спину, положил руки под голову и долго смотрел на звезды.
Потом он уснул.
— Я нашел Тира, — сказал Траарк. — Спит в лесу, недалеко от передатчика, на траве.
Кори
— А мы уж думали, что он ушел на Землю.
— Ну, положим, так думала ты одна, — усмехнулся Лускул. — Я был уверен, что Тир никуда не уйдет.
— С чего это ты так о нем обеспокоилась? — поинтересовался в свою очередь Траарк.
— Он мне понравился, — с вызовом сказала Кори. И добавила: — Очень.
Лускул посмотрел на нее и присвистнул.
— Да ты влюбилась, сестренка…
Зеркально-черная площадка передатчика и лес вокруг нисколько не изменились. Даже птица пела так же звонко, с переливами.
«Так вот куда меня занесло», — подумал Глеб. Было ему плохо.
А может, и вправду бросить все? Встать в центр круга и через мгновение оказаться на Земле. Пойти к Быстролету и все ему рассказать. Он поймет. Жаль только, не узнал, как действует прибор регенерации. Это был бы неплохой подарок Семену Игнатьевичу. Да и не только ему. Нет, так нельзя! Удрать сейчас на Землю — значит, расписаться в собственной слабости. Простите, мол, голубчики, но мне пока здесь делать нечего. Лет эдак через тысячу, вот тогда, может быть. Нет. Так нельзя. Но как же тогда? Забыть о Земле? Или, хуже того, ругать ее историю вместе с Траарком? Это, пожалуй, страшнее дробления. Это предательство. Значит, надо доказывать. Надо их переубедить. Глеб невесело усмехнулся. Ему вспомнились напуганные глаза Кори. Как же! Переубедишь их, поди попробуй…
Одноместный гравилет в крутом вираже пошел над поляной и опустился невдалеке.
— Я знала, что ты здесь, — услышал он голос Кори. Она подошла и села рядом на траву. — Ты обиделся вчера. Прости. Я не хотела этого.
— У меня две родины, — глухо проговорил Глеб. — И я люблю обе. И та, и другая мне дороги.
— Как же тебе тяжело, — сказала Кори. — Как тебе тяжело…
И она коснулась холодной ладонью его лба.
Глава третья
— За что ты меня любишь? — спросил Глеб.
Они лежали на берегу океана.
— Не знаю, — сказала Кори. — Так получилось. С первой минуты. Нет, я не смогу объяснить. — Она приподнялась на локте и заглянула ему в лицо. — Расскажи мне лучше о Земле.
— Тебе будет страшно, — Глеб взял ее руку и поцеловал узкую ладошку.
— Будет, — Кори тряхнула головой. — Но ты все равно рассказывай!
— Зачем?
— Ты не похож на других. И все — из-за Земли. Она тебя переделала. Очень сильно.
— Хорошо, слушай…
Глеб говорил об учителе физики Семене Игнатьевиче Быстролете, о детском доме, о партизанах, спасших ему жизнь, о своем приемном отце, кадровом офицере, у которого в оккупации погибла вся семья.
— Это были обычные люди. Не герои. Они не рассчитывали попасть в герои, и жили по-разному, и мучились по-разному, и по-разному умирали. Наверное, перед смертью они представляли себе будущее таким, как вы сейчас живете. Может быть, иначе. Не знаю. Но в одном я уверен твердо: именно за него, за это будущее, они боролись. Каждый по-своему.