Поиск Анны
Шрифт:
Вскоре они сделали остановку — заправиться и перекусить.
— Сколько нам еще? — спросила Анна.
— Ехать или жить?
— Очень смешно, Резнов!
— Часа два — если ты про ехать.
Заказали обед в придорожной столовой. Виталик застрял в туалете, Анна ждала заказ. Резнов неожиданно нашел старое пианино, притулившееся у стены. На безмерное удивление Анны старый поисковик вдруг очень даже неплохо заиграл. Нежная музыка разлилась по обшарпанному заведению, так не подходящая этому месту и всему тому, что происходило в жизни Смолиной. Таким звукам место в консерватории. Это было
— Что это было? — спросила Анна, когда Резнов закончил играть.
— Шопен, осенний вальс. Сколько лет прошло, а пальцы помнят.
— Резнов, ты меня пугаешь.
— У меня же всё по-другому должно было сложиться. Я до двенадцати лет знаешь чем занимался? Никогда не угадаешь.
— Сдаюсь заранее.
— Балетом.
— Да ну, Резнов!
— Зуб даю. Учился в Петрозаводском лицее, родители — преподаватели там же. После лицея — танцы, музыка... Мне лет девять было, я не понимал, чего хочу, а родители из меня пытались интеллигента сделать. Я даже во двор толком не выходил — некогда было. А потом... потом родители развелись. Я остался с матерью, старший брат — с отцом. У мамы от отчима родилась девочка, и как-то меня совсем выпустили из виду.
— Ты раньше не говорил про семью.
— Я и сейчас не буду. Сестра с родителями погибли в аварии в девяносто шестом. Отец от старости... А брат... его тоже больше нет.
— Умер? — осторожно спросила Смолина.
— Для меня — да, — отрезал Резнов и Анна поняла, что продолжать не имеет смысла. — Короче, когда сводная сестренка родилась, я остался сам с собой и с кучей свободного времени, которое не знал куда девать. И во дворе познакомился с местными пацанами — они постарше были на год-два, и такие интересные — какие-то всё секреты у них там были... ну я втерся в доверие. Они машины вскрывали. У нас кинотеатр был на районе, кино полтора часа идёт, ну они и работали на стоянке. Тогда в основном советские были, сигнализации у половины не было, вскрывались как орех. И вот я ночами сбегал из дома и с пацанами вскрывал машины.
— Зачем?
— Не знаю. Пацаны торчали от кассет, магнитол, а у меня всё это и так было — семья не из бедных. Я до сих пор не пойму, зачем это делал. Просто... знаешь, помню когда машину вскрыл, дверь прикрываешь тихонько, и такая тишина наступает. Зима была — Новый Год. Мы в ту ночь мешками магнитолы домой таскали. И вот сижу в копейке — салатовая была, как сейчас помню. Тихо так в машине, и снаружи тихо снег падает. Я магнитолу отковыриваю, а сердце стучит так, что я его слышу. Вдруг хозяин придёт?
— Ты адреналиновый наркоман, Резнов.
— Да уж... — вздохнул помрачневший Резнов. — Вот тогда и случилась в моей жизни роковая точка.
— А в моей — когда я вошла в тот чертов лес три года назад.
Из туалета вышел Виталик, и они как-то сразу замяли тему.
После обеда дорога показалась веселее. Резнов разговорился, шутил, уже почти беззлобно подкалывая Виталика. Тот огрызался с заднего сиденья, но уже тоже понял — старый поисковик ему не враг. И только Анна никак не могла посмеяться от души, хотя и пыталась выжать из себя натужную
Вскоре из сырого тумана, окутавшего дорогу и хвойный лес, вырос небольшой дорожный столбик с надписью «Обитель рассвета».
Руна 2.
«Никогда, моя сестрица,
Никогда в теченье жизни
Ты не мой лицо здесь в море,
Не мочи водою здешней.
Ведь все волны в этом море
Только кровь из жил девицы;
Ведь все рыбы в этом море
Тело девушки погибшей;
Здесь по берегу кустарник
Это косточки девицы,
А прибрежные здесь травы
Из моих волос все будут.»
Калевала
Среди съежившихся от холода голых деревьев торчал столб с табличкой «Обитель рассвета». Убитая дорога поворачивала куда-то в лес сразу за знаком.
Ленд Крузер тяжело перевалился на ухабе. Резнов больше не шутил — он напряженно вглядывался в туман. В машине повисла гнетущая тишина — все ждали, что откроет им Обитель. Деревья потеснились ближе к дороге, обступая ее, словно стража.
— А это еще что? — вдруг промолвил Резнов.
Он остановил машину и открыл дверь. Смолиной вдруг захотелось схватить его за руку и остановить, крикнуть: «Не ходи туда!», заблокировать двери, заставить Резнова развернуть машину и умчаться обратно в город, словно это могло прекратить кошмар. Но Анна знала — этот кошмар вернется в город вместе с ними. Она проводила отчаянным взглядом Резнова, вышедшего в туман, словно прощаясь с ним. Какое-то острое чувство появилось в груди, как будто что-то внутри Анны знало: она последний раз видит друга.
Фигура Резнова терялась в тумане и Смолина заставила себя выбраться из теплого Ленд Крузера в стылую осень.
— Резнов! — хрипло позвала она в туман. С соседней ели в ответ каркнул ворон, сорвался с ветки, которая освободившись от его веса стряхнула с себя капли дождя, страшно заколыхавшись.
Кто-то положил ей сзади руку на плечо, и Анна почти закричала — но это был только что проснувшийся Виталик.
— Может, нам не надо туда ходить? — зябко кутаясь в куртку произнес он.
— Резнов! — вновь позвала Анна и в ее голосе появились истерические нотки. Она обернулась к Виталику, но тот помотал головой.
— Я туда не пойду!
Смолина неуверенно сделала шаг в туман. Ноги были ватные, как во сне. А может, все это и был сон? Весь этот ужас с убийствами детей, сожженными телами и поездкой в деревню, в которой бесследно пропадают люди — все это просто ночной кошмар?
Смолина заставила себя сделать несколько шагов по дороге вперед, туда, куда минуту назад ушел Резнов. Туман глушил звуки шагов, скрадывал их, будто поглощая. Еще пара шагов — и теперь Анна видела фигуру Резнова. Он стоял неподвижно, задрав голову куда-то наверх.