Поиск в темноте
Шрифт:
Я слушала и размышляла: каким образом она могла выйти на мой телефон; вероятно, звонила на склад и попала на кого-то из сотрудников, так как Рита Петровна мой телефон ей бы не дала… Я отвечала принужденно, кажется, невпопад: «Ладно, пустяки, бывает…» — и все в таком же роде, обещала встретиться и положила трубку.
В задумчивости я стояла возле телефона и, когда он зазвонил опять, даже вздрогнула, сама не знаю почему.
Да, сегодня был мой день. Это звонил Борис Борисович.
Соблюдая наши правила игры, он сообщил свою новость, употребляя общие слова и не называя ни имен, ни фамилий, — да и не нужно было ничего и называть, я все поняла и так… У сестры-хозяйки в больнице, куда «скорая» привезла Зою Конюхову,
— Начальство знает? — только спросила я.
— Начальство прибудет в понедельник, — ответил Борис Борисович, выжидающе помолчал, а мне больше не о чем было его спрашивать, сказал: — До свидания! — и положил трубку.
Умница Борис Борисович! Он не стал мне ничего советовать, доверившись моей сообразительности. Полковник Приходько, вероятно, начал бы подумывать, не вывести ли меня из дела, так как по всему видно, что я вроде бы вышла на настоящих виновников. Борис Борисович был моложе своего начальника на десяток лет, и не то чтобы меньше тревожился за меня, но также понимал мое желание довести свой поиск до конца.
Пуговица, конечно, была уликой, но пока только для меня…
Сейчас же я ни о чем таком не думала, я все еще держала в руке телефонную трубку, слушала монотонное: туу… туу… туу… Для меня это был уже не зуммер телефона, а набатный колокол, который нес голубоглазой девочке неизбежную беду.
И до понедельника осталось всего три дня…
Я прошла к себе, забыв возле телефона свою «Смену» с шахматными задачками. Долго вертелась в постели, никак не могла уснуть. Вернулась к телефону за журналом. Попутно прислушалась возле дверей Петра Ивановича — вроде бы он спал спокойно. Опять улеглась в постель, включила ночник у изголовья, раскрыла «Смену». Постаралась отключиться от насущных забот и сосредоточиться на решении сложной трехходовки. Наконец сообразила, что оба хода белые делают одним конем, который и сплетает вокруг черного короля матовую сеть. Решение оказалось непростым, и то, что я таки до него додумалась — значит, еще могу кое-где соображать! Я отложила журнал, уткнулась носом в подушку, спать… спать… — уговаривала я себя и уже совсем забылась, как сквозь полусонное сознание — как бы включили тихую магнитофонную запись — пробился тоненький голосок: «Тетя Женя, а вы придете к нам в гости?» — и сон опять ушел от меня.
ХОД КОНЕМ
1
Я задержалась на складе.
К концу рабочего дня к нам с сортировки пришла машина, груженная ящиками, где на каждом со всех сторон были нарисованы красные рюмки и стояли восклицательные знаки, и грузчик, временно заменивший ушедшую в отпуск нашу Машу-из-Чугунаша, — неприятный дядя в брезентовых штанах, заправленных в импортные меховые полусапожки, и с дальнобойным самогонным запахом изо рта, уронил один ящик прямо на асфальт разгрузочной площадки.
А в ящике были дорогие фарфоровые тарелки.
Уже привыкшая ко всему, терпеливая Рита Петровна на этот раз рассвирепела, велела мне тут же вскрыть ящик и составить акт, который пойдет в управление Торга.
— Зарплаты ты у меня нынче, думаю, не получишь, — обещала она грузчику. — Еще как бы из своих приплачивать не пришлось.
Грузчик пожелал было присутствовать при вскрытии ящика, но Рита Петровна энергично выдворила его со склада. Долгая практика обращения с этим своенравным, ершистым сословием научила ее находить нужные слова.
— Все побитые тарелки мы тебе специально в коробочке принесем. А сейчас, чтобы духу твоего на складе не было. Или я в милицию позвоню, и ты у меня еще дополнительно пятнадцать суток заработаешь.
— За что? — пробовал защищаться грузчик.
— А вот когда милиционер понюхает, чем от тебя на рабочем месте пахнет, он тебе и объяснит за что. Иди отсюда, щеголь!
Грузчик мог бы и усомниться в юридической верности заявлений Риты Петровны, однако решил не «качать права», а благоразумно удалился. А мне пришлось с каждой тарелки снимать бумажную обертку, внимательно осматривать, простукивать концом авторучки; тарелок в ящике было ровно двести штук, словом, провозилась я с ними до позднего вечера.
Я писала акт, когда ко мне заглянула Рита Петровна.
— Часок тому назад тебе из Торга звонили. Кому-то там что-то от тебя потребовалось. Я ответила, что ты занята. Не велики генералы — еще раз позвонят.
Когда я наконец вышла со склада, на улицах уже горели огни. Было морозно, на город спустились зимние белесые сумерки. Небо было черным, а земля белой. Вдали на проспекте Дзержинского из-под дуги трамвая сыпались красноватые искорки.
Я остановилась на крыльце, не спеша натянула перчатки, аккуратно разгладила каждый палец. Мне уже нечего была планировать на сегодня какие-либо «мероприятия» — вчерашнее сообщение Бориса Борисовича подводило под всем моим розыском суммирующую черту. Оставалось дождаться понедельника, дождаться решения полковника Приходько, а оно коснется, конечно, и Завьялова, и мне не хотелось об этом даже думать. Мне хотелось сегодня спокойно посидеть на кухне, за чашкой кофе «по-бразильски», поговорить с Петром Иванычем о витамине «КУ» и не вспоминать ни о беленькой пуговице под диваном Вадима Тобольского, ни о вешалке на болтиках на куртке Бориса Завьялова.
Я уже сделала все, что смогла.
Кажется, все…
Как обычно, я пошла к трамвайной остановке не прямо по улице, а срезала угол возле пивного киоска, чтобы выйти переулком на проспект. Обогнула киоск, где за окошечком висела засалившаяся картонка с надписью «Пива нет!».
И увидела в переулке «газик».
Еще не рассмотрев его номер, по одному только мятому переднему крылу догадалась, чей это «газик». Я много о чем догадалась. И почему он здесь стоит как бы в засаде на улице, и чей звонок был на склад Рите Петровне. Вспомнила спортлото и полковника Приходько и невольно замедлила шаг. Мне только оставалось догадаться, что так встревожило моих новых знакомых, если они сами пожелали встретиться со мной. Уже прошел месяц, как погибла Зоя Конюхова, как убит Миша Севин. Виновники, возможно, решили, что все обошлось, все забылось и они могут спокойно спать, но тут появилась я, с подозрительной последовательностью выходя на каждого из них, и кто-то, наиболее сообразительный, видимо, встревожился, что все это неспроста, и поделился своей тревогой с другими.
Вряд ли они узнали о моей причастности к милиции. У них бы хватило сообразительности, что здесь лишняя встреча со мной ничего хорошего им не принесет. Что им остается сидеть, тревожиться и ждать.
Но они приехали.
Видимо, они просто лишний раз постараются присмотреться ко мне, желая убедиться, что мои встречи с ними — простая случайность, что я простой торговый работник, и не более того.
Я могла бы сейчас — они пока меня не заметили — вернуться на склад или пройти следующим переулком к трамвайной остановке. Полковник Приходько теперь может собрать их без меня.
Мое имя не будет упомянуто в допросах, но каждый из них догадается.
И вот тогда я уже не смогу встретиться с голубоглазой девочкой, прийти к ней в гости, как обещала. Я обманом проникла в ее мир и не могу взглянуть ей прямо в глаза…
Я поглубже засунула руки в карманы пальто и решительно пошла вперед, как бы не догадываясь, чей там стоит «газик» и кто меня в нем ждет.
Из-за машины показалась Шарапова.
— Лариса? — удивилась я.
— Долго ты работаешь, — сказала она. — Заждались.