Поиски счастья
Шрифт:
В одном белье и меховых носках Мартин стоял с зеркалом в руках, «Что-то поделывает теперь Бент Ройс?
Уж не нашел ли он золото? Не свалял ли я дурака, связавшись с этим чернобородым?.. Однако сколько вы, мистер Джонсон, — сам к себе обратился он, — имеете на своем текущем счету?»
Повесил на стену зеркало, подошел к кровати, достал из кармана ковра «текущий счет» — одну из записных книжек.
Первый частный бизнес, сделанный им с капитаном «Китти» еще в Уэноме, дал ему тысячу долларов. Вот уже скоро год, как он готовится ко второму туру, ведет двойную бухгалтерию:
Подсчеты показывали, что по ценам прошлого года он уже сможет получить три тысячи долларов. Итого, — он подвел черту, — итого пять тысяч».
Но ведь заготовительный сезон далеко не окончен! Возможно, он сумеет еще округлить эту цифру до семи — восьми тысяч долларов.
Мистер Джонсон достал новую сигару, Тонкая струя дыма потянулась по комнате. Голова слегка закружилась.
Он положил сигару, налил в большую кружку кофе, разбавил его коньяком и, не торопясь, начал пить крепкую горячую жидкость.
«В конце концов, черт возьми, сумел ли бы я лучше что-либо организовать в Штатах? Ведь отец мне не дал бы ни цента. — Джонсон усмехнулся. — Как это он не поскупился выкупить меня из тюрьмы? Интересно, во сколько ему обошлось…» И Мартину вспомнилось ночное назидание отца о том, что он, мол, сделал капитал своими руками, приехав полвека назад из Швеции нищим, и сыновьям, как и ему, придется делать то же самое. Своих денежек он не даст, Кому? Сыновьям? Э, нет! У него есть дочери, да и сам он не собирается кончать жизнь на иждивении промотавшихся сынков.
«Промотавшихся сынков…» Ничего, Мартин покажет себя. Всех этих шерифов, почтмейстеров, судей он, Джонсон, положит себе в карман, как мелкую разменную монету. Хотел бы он посмотреть на них, когда у него будет четверть миллиона!
«Сколько же это мне придется торговать здесь?» Мартин начал новые подсчеты.
В селении уже давно слышались голоса людей, грызня, визг и лай собак. Под окном Джонсона все чаще замирали чьи-то шаги. Но занавеска по-прежнему оставалась задернутой, и чукчи уходили к своим нартам.
Мартин знал, что люди ждут его, но он, во-первых, вообще никогда не спешил: никуда не денутся, на тысячу миль вокруг нет ни одной фактории, а, во-вторых, он занят сейчас важным подсчетом. «Чертовски жаль, что деньги не будут иметь роста, — соображал он. — Но с кем пошлешь их, кому доверишь?» Однако ежегодно пятьсот долларов, причитающихся от хозяина, станут приносить проценты. Чернобородый будет класть их в банк на имя Джонсона, а ему привозить документы. Уже предстоящим летом он привезет ценных бумаг на тысячу. «Да, итак, если по десяти тысяч в год, то четверть миллиона потребует двадцати пяти лет? Э, нет! — засмеялся мистер Джонсон. — Мне самому тогда будет под пятьдесят! — Тут же он вспомнил, что его отец в таком возрасте имел только сто тысяч. — Все равно, это слишком долго. Нет, мистер Джонсон, — опять обратился он сам к себе, — вы должны придумать что-нибудь поумнее. Ведь вы почти закончили коммерческий колледж в Чикаго. Как вам не стыдно, мистер Джонсон, быть таким плохим коммерсантом!»
Он заходил по комнате: становилось прохладно. Пришлось надеть меховые брюки, оленьи унты, старую свою приискательскую кожаную куртку на меху.
Сигара потухла. Разжигая ее, он все прикидывал, как же сделать четверть миллиона в более короткий срок. Без этой суммы он не собирался возвращаться в Штаты.
Кроме того, за последнее время Джонсона волновал и другой вопрос: как быть с его личной пушниной? А вдруг в навигацию первым приплывет его хозяин? Ведь и тогда, в Уэноме, едва хватило времени продать ее ночью на «Китти»: уже утром приплыл чернобородый.
Близилась весна. Пора обезжиривать шкурки, просушивать их и упаковывать в тюки, деля по сортам. Но куда спрятать тюки, чтобы их не обнаружил янки?
Так и не решив этого вопроса, Мартин положил обратно в карман ковра записную книжку, умылся, почистил зубы. Тут ему пришло в голову, что пора было бы бриться.
— Амнона! — крикнул он.
На самом деле девушку звали Рахтынаут, но имя это не понравилось Мартину, и он окрестил ее именем одной эскимоски из Нома. Та тоже была черноглазая, щупленькая, пугливая и стыдливая. Мартин выиграл ее в карты и через три дня проиграл.
Дверь приоткрылась, показалась черноволосая головка.
— Воды! — бросил он по-чукотски и протянул стакан для бритья.
Через минуту в дверь протянулась рука со стаканом горячей воды.
Джонсон побрился, выпил стопку спирта. Закусил консервами, маслом, галетами, взялся за шапку.
Почти под самым его окном подняли грызню собаки, послышались окрики чукчей. Мартин отдернул занавеску. Мужчины разнимали собак приехавшего невысокого парня. Его упряжка не поладила с поселковой сворой.
На нарте был привязан большой тюк, как видно, с пушниной. Мистер Джонсон взял рукавицы, вышел, захлопнул на английский замок комнатку, согнулся под низким потолком и выполз наружу.
У склада он увидел толпу чукчей и несколько нарт. Солнце стояло высоко, снег слепил. «Сильный товарами человек», щуря глаза, не спеша направился к складу.
Приезжие и ванкаремцы приветствовали его. Не выпуская изо рта толстой сигары, Джонсон слегка улыбался, отвечал на приветствия едва заметным кивком головы. Его руки были заложены за спину, в кармане позвякивали ключи.
Чукчи уловили легкий запах спирта и, довольные, переглянулись: Джон, однако, хорошо отдохнул, в его зеленых глазах не видно гнева. Быть торговле удачной!..
— Каково твое спокойствие? — спросил его один из чукчей.
Джонсон уже знал этот вежливый вопрос.
— Олл райт! — он пожевал сигару, переместил ее без помощи рук в другой угол рта.
Зазвенели ключи, открылись обе половинки обитых оцинкованной жестью дверей, купец зашел за прилавок, оглядел висящие на потолочных балках шкурки песцов и лисиц.