Пока бьется сердце
Шрифт:
Она задумалась над этим и на мгновение отдалилась, погруженная в ту неосязаемую атмосферу, которая окружала ее, когда она в одиночестве стояла на мосту Пэкхорс в тот день, когда за ней приехал Чарльз.
Наконец, она снова взглянула на него и печально улыбнулась.
– Я ведь не признавала твоего авторитета в тот первый день, не так ли? – сказала она, ожидая, что на его мрачном лбу появится новая морщинка. – Видишь ли, меня никогда не бранили прежде, и меня это задело… стало больно вот здесь, внутри… – Она подняла руку к своему сердцу, и быстрым, неосознанным жестом Чарльз обнял ее за плечи. Мягкие, теплые пальцы коснулись нежного изгиба ее шеи. – Но теперь, когда я люблю тебя, совершенно не возражаю… – Она замолчала, услышав приглушенное восклицание, но потом продолжила: – А если я люблю тебя, то вполне естественно, что хочу быть рядом с тобой – даже если ты будешь бранить меня не переставая. Я бы предпочла это, а не наши разлуки, дядя Чарльз, так как я совсем несчастлива без тебя.
Ее губы дрожали. Она повела головой и, словно ища успокоения, прижалась к его руке. Кэти почувствовала его волнение, ощутила его руку на своей голове. Он машинально гладил ее. Она думала, какие чувства он испытывает по отношению к ней. Те чувства, которые испытывает дядя к своей племяннице, а может быть, его чувства ближе к отцовским? Вздохнув, она спросила:
– Ты закончишь работу и будешь жить здесь постоянно или отправишься куда-нибудь еще?
– Я не могу сказать, Кэти, – наконец ответил он. – В любом случае пройдет еще не меньше года, прежде чем я закончу тот проект, которым занимаюсь сейчас. У тебя есть Дины. Кажется, ты проводишь там довольно много времени, поэтому я не боюсь, что тебе будет скучно или одиноко.
Кэти ничего не ответила, она размышляла: Чарльз так и не понял, что она хотела сказать, или же только притворяется? Она так и не разобралась до конца. Ей захотелось полностью объясниться, дать ему понять, что только по нему она так скучает и что дело вовсе не в том, будет ли ей скучно или одиноко. Просто ей был нужен рядом кто-то близкий, кто-то, на кого она могла излить всю свою любовь. Но, взглянув на него, Кэти увидела на его лице опять ту жесткость, которая испугала ее во время их первой встречи, и с неожиданной болью она вдруг отошла от Чарльза и начала аккуратно сворачивать карты отца и засовывать их обратно в футляры.
На следующее утро она опять отправились в Лестер, на этот раз чтобы посетить музей, где провели несколько часов в разделе геологии. Новых окаменелостей, обнаруженных в Бродхаус-Ивс, здесь не было, к большому разочарованию Кэти. Но можно было купить гипсовые слепки с окаменелостей и буклеты с их описанием.
– Ты не знаешь, дядя Чарльз, почему в музее нет окаменелостей? – спросила Кэти, просматривая буклет по дороге домой.
– Нет, дорогая. – Чарльз не спускал глаз с вереницы машин перед ним.
– Они не смогли добыть их – ведь скалы такие прочные. – Ее голос задрожал от внезапного волнения. – Окаменелости по-прежнему в скалах, а их точное местоположение указано здесь, есть ссылка на карту… – Окаменелости все еще в скале! И Бродхаус-Ивс совсем недалеко отсюда… Одни из самых редких окаменелостей в мире, возрастом более шести миллионов лет, стоит только протянуть руку… Ее лоб перерезала морщина. Некоторые просто не в состоянии извлечь их – не Поль всегда мог это сделать, а она унаследовала почти все его умения. – Мы сможем поехать туда и посмотреть? – осторожно спросила она, глаза ее сверкали, пока она рассматривала фотографии вновь обнаруженных окаменелостей.
– Если только это не частные владения, – согласился Чарльз.
Губы Кэти твердо сжались.
– Разумеется, ты ведь не хочешь сказать, что эти окаменелости могут кому-то принадлежать.
– Если они на чьей-либо земле, то да. – Чарльз повернул машину в узкий, обсаженный деревьями переулок; вдали показались Грейндж и дом Динов. – Где они находятся?
После недолгого колебания она ответила:
– На площадке для игры в гольф, по крайней мере, на земле, где играют в гольф. Это ведь часть Чарнвудского леса, не так ли?
– Здесь все является частью Чарнвудского леса.
– А лес принадлежит всем.
– Но площадка для гольфа является частной собственностью.
Чарльз повернул в аллею, автомобиль остановился. Они вышли и стали друг против друга. Кэти с дерзким выражением глаз, а Чарльз с твердым и непреклонным.
– Ты не поедешь к площадке для гольфа, поняла?
– Я не могу даже посмотреть на нее? – Девушка неосмотрительно выдала свое намерение, и к решительному выражению его лица прибавился угрожающий блеск глаз.
– Что ты имела в виду под «просто посмотреть»? Что еще было у тебя на уме?
Кэти закусила губу.
– Н-ничего, дядя Чарльз, – мягко ответила она, пожалуй, слишком мягко.
– Если я услышу о том, что ты приближалась к той площадке для гольфа, Кэти, то действительно очень рассержусь.
Но это заявление только подлило масла в огонь и разбудило в ней мятежный дух.
– Эти окаменелости принадлежат всем, – заявила Кэти, гордо подняв голову. – Как же может быть иначе, если они уже были там за сотни миллионов лет до появления на Земле человека? Какая глупость – Поль бы расхохотался при смехотворной мысли, что они могут быть чьей-то собственностью!
– В таком случае, – ответил Чарльз с поразительным терпением, – ты должна тоже согласиться, что это не твоя собственность и она никогда не сможет стать твоей.
Эти окаменелости, решила про себя Кэти, должны принадлежать тому, кто сможет извлечь их. Неужели ее дядя действительно вообразил, что она сможет устоять перед таким искушением?
– Я не вижу смысла оставлять их там…
– Я ожидаю, что ты поступишь так, как я тебе сказал!
Он довольно долго свирепо смотрел на нее, а затем, решив, что спор закончен, стал вытаскивать из машины пакеты. Захлопнув дверцу машины, направился к дому. Но его действия возымели обратный эффект, в глазах Кэти вспыхнул мрачный огонек, и все ее инстинктивное сопротивление чьей-либо власти с новой силой овладело ею. Ни ее любовь к Чарльзу, ни страх перед его неудовольствием не смогли сдержать ее мятежный дух. Если бы эти окаменелости находились на вересковых полях, она бы могла делать с ними то, что пожелает.
– Я сделаю попытку извлечь их, – твердо объявила она, хотя румянец на ее щеках несколько поблек, едва она заметила, как изменилось выражение его лица.
– Кэти, – сказал он очень мягким тоном, – если ты только дотронешься до них, я накажу тебя, и очень серьезно, ты меня понимаешь?
Она припомнила те тоскливые часы, которые провела взаперти в своей комнате, и на короткое мгновение ее уверенность была поколеблена. Но потом ее глаза вновь засветились решимостью.