Пока стоит лес
Шрифт:
Да, но теперь-то ситуация изменилась: баланс нарушен. Сначала мы, неустрашимые олухи, спровоцировали у Леса древний рефлекс, и он стряхнул нас с себя, будто горсть блох. А затем – не успели ещё диланы успокоить потревоженного исполина, как за него принялись Псы, умело направляемые Рэем. И возникло противоречие – между прекраснодушием диланов и стремлением Системы себя сохранить. Противоречие, неразрешимое в рамках данной структуры. И пробудились первородные инстинкты Системы. Каковы же будут последствия?
Плохо дело, ребята! Похоже, Рэй знает то, о чём мне приходится только догадываться, и значит, он погрузился в информационный банк Системы глубже меня. Что и неудивительно при его степени самоизоляции: уж он-то не рискует раствориться.
Думай, Дан, думай!
После такой длительной спячки боевые навыки Леса вряд ли сохранились в полной мере, что-то неминуемо должно было исказиться. Что?
Проклятье, что-то забрезжило, ухватить не могу! Тупица, кретин, чего стоят твои хвалёные мозги, если… Вот!
Когда не было ещё диланов, когда Лес не имел ни разума, ни морали, тогда он функционировал директивно, то есть существовал центр управления, которому подчинялось всё. Да, существовал! А теперь отмер за ненадобностью, причём первым, как самый сложный элемент той, старой Системы. Но инстинкты-то сохранились и теперь, пробуждаясь, ищут хозяина. А Рэй тут как тут – вот он я, готов служить! И если бы не Герд…
Дан повернул голову и нашёл глазами Герда. Тот изваянием застыл неподалёку, почти невидимый в гуще веток, привалившись, по обыкновению, спиной к стволу. Как медленно умирают привычки! Не оставлять тыл незащищённым – это у Вепрей в крови.
– Ты не думал над тем, куда идут туземцы? – спросил Дан. – В чём их смысл? Ну да, радоваться жизни и любви, танцевать и петь, ублажать глаза и слух, фантазировать, творить, пестовать таланты и доброту – всё это, конечно, славно, но достаточно ли для поддержания Системы? Устойчивость возможна только в движении, а куда стремятся диланы? Ты – знаешь?
После паузы Герд откликнулся:
– Это так важно?
– Но интересно же знать, за какие идеалы идёшь на смерть!
Герд скользнул взглядом по скальной стене с чернеющими кое-где пятнами пещер и опустил тяжёлые веки, снова превратившись в изваяние – ни вздоха, ни жеста. Дану это не понравилось, он продолжал настойчиво:
– Нет, ты послушай! Единственная достойная разума цель – познание, не согласен? Но мне кажется, что такой грандиозной исследовательской машине, какой является Система, на этом материке делать уже нечего. Недаром же она протянула щупальца к нашим землям?
Герд то ли спал, то ли погрузился в транс – его неподвижность становилась неестественной. И однако Дан надеялся, что разведчик его слышит.
– Как ни смешно, но мы, огры, видимо, нужны Системе больше, чем она нам. Мы для неё – мостик к другим мирам, ведь сам-то Лес врос корнями в эту землю, а диланы слишком одомашнились в здешней стерильности, чтобы стать первопроходцами… Нет, Герд, я понимаю, что Система не хочет никого завоёвывать, её интересуют только знания, но много ли можно достичь одними наблюдениями? Да и невмешательство – до каких границ может оно простираться? Предоставить нам без помех пожирать друг друга – не слишком ли это даже для диланов? Наверняка они захотят помочь, но вот чем? Впрочем, как раз это мы уже видели, и не приведи бог этому повториться в масштабах планеты!
Герд вдруг спросил, не открывая глаз:
– Тебе нужна сила?
Дан озадаченно ответил:
– Конечно.
– Зачем?
– Чтобы посылать всех к дьяволу!
Герд кивнул и снова погрузился в молчание. И больше Дан не решился его тревожить, потому что обратил наконец внимание на тени, мелькавшие по лицу Герда едва заметно, но жутко. И пальцы, пальцы – что скрючило их так жестоко?
По сердцу вдруг резануло жалостью. Кого жалеешь, славный Дан, уж не себя ли? Сколько ни упирайся, но ведь и тебе придётся пройти этот путь – сквозь боль и страх, через кошмары и сомнения. Собственно, ты уже идёшь, хотя Герд и здесь опередил всех, как и подобает разведчику. Да, дружище: Герд – это ты, только чуть позже. Ты уж смирись…
Напротив, в овальной дыре входа, почудилось движение, и Дан рефлекторно вскинул игломёт. Из пещеры беззвучно вывалилась мохнатая фигура и, плавно кувыркаясь, полетела к подножию скалы.
– Мешал?! – болезненно вскрикнул Герд, вдруг очнувшись.
– Да противно же смотреть! – отозвался Дан, про себя чертыхнувшись: уж эти мне рефлексы, чтоб им!.. – Тупари! Здешний климат благодатен для человека – голого, разумеется, – так нет, извольте видеть, эти придурки втиснулись в меха и латы, потеют, преют, смердят, но из своих скорлуп – ни ногой!
Но Герд уже снова обмяк, закрыв глаза, и Дан вздохнул с облегчением. Проклятие небесам, да он куда ближе к диланам, чем я думал! Началось с запрета на убийство, а теперь он уже и Псов жалеет. И что дальше? Ох, Герд, Герд, куда мы с тобой катимся!
Вздохнув вторично, Дан опасливо отложил в сторону игломёт и посмотрел вниз, где из высокой травы едва виднелась ребристая крыша «единорога», проеденная Лесом почти насквозь. Надо же, кто-то ухитрился добраться и сюда! Где они теперь, живы ли?
Дану вдруг захотелось порыться в чреве вездехода, хотя по опыту он знал, что в таких чащобах не сохраняется ничего: металл ржавеет, остальное гниёт. Только в тех редких местах, куда Лес не мог добраться, получалось разжиться чем-нибудь стоящим.
Однако желание помародерствовать не проходило. Ну, хоть взглянуть…
Ещё раз обернувшись на Герда, Дан неслышно спустился к «единорогу», заглянул в кабину. По крайней мере трое огров остались здесь навечно: два полуистлевших скелета Дан обнаружил в десантном отсеке, ещё один – в кресле водителя.
Ну что, парни, успокоились наконец? А ведь какой порыв был! Казалось, ещё чуть – и свершится вековая мечта нации о мировом господстве. И тогда… Что? Ну что? Мы убедимся в своей исключительности? Мы сможем вечно жрать за чужой счёт? Великие Духи, ну как, каким образом такая пошлая, примитивная, банальнейшая идея захватила умы миллионов? Десятилетиями мы строили Империю, не замечая, как с каждой завоёванной страной, с каждым этажом здание раскачивается всё опаснее, что катастрофа неизбежна. Откуда эта тоска по власти? И чем плюгавей человечишка, тем больше у него амбиций, тем сладостнее он втаптывает в грязь ближних, как будто унижение других возвышает его. А в крайнем случае – можно отыграться и на природе. Ну, допустим, человек – царь природы. Но кто вам сказал, что у царей одни права?..