Пока стоит маятник
Шрифт:
– Смотри туда, – показала она на крупную шишку, упавшую неподалёку от самой высокой ели.
Арно недоверчиво уставился на указанное место. Появление брата в шортах и клетчатой рубашке с короткими рукавами прямо среди снега ударило его в сердце.
Серёжа смотрел на них, его светлые волнистые волосы шевелил ветер, глаза искрились от смеха, а на розовых губах играла улыбка. Он ещё не избавился от детской миловидности, у него были пухлые щёки и крошечный нос пуговкой.
У Саши промелькнуло в голове, что и никогда уже не избавится. Он жадно смотрел на живого брата, словно губка впитывая родные черты.
– Братик,
Алёна не выдержала накала боли одноклассника и выключила голограф. Чужое горе ледяными иглами кололо душу. Глаза горели от сдерживаемых слёз.
– Верни его! Верни!
Крик Саши стегнул Алёну по нервам.
– Хватит! Его больше нет. Он услышал тебя. Ты же видел ему там хорошо. – Она ругала себя, что согласилась устроить эту жуткую встречу Арно с его виртуальным братом.
– Верни ещё на одну минуту. Я попрощаюсь с ним.
Алёна включила голограф и отвернулась, чтобы не видеть слёз, текущих по щекам Саши.
– Братик, прощай. Я всегда буду помнить и любить тебя, – пробормотал Саша. Он старался запомнить Серёжу таким, как сейчас: весёлым и улыбающимся. Саша никак не мог наглядеться на брата. Он не замечал слёз, замерзающих на щеках, не чувствовал крови из прокушенной губы.
Алёна выключила голограф, ей хотелось сломать прибор. Она вытащила из кармана носовой платок и, приблизившись к Арно, стоящему столбом, вытерла ему лицо. На белой ткани заалели пятна крови.
– Не нужно было этого делать. Я лишь добавила тебе переживаний.
В глазах Саши, потемневших от боли, промелькнула досада.
– Нужно. Я попрощался с ним. – Арно отвернулся от неё и побрёл к выходу из парка.
Алёна осталась стоять у елей, глядя ему вслед. Голова втянута в плечи, спина согнута, будто старик, а не мальчик брёл по дорожке по заснеженному парку. Впервые всей душой ей хотелось облегчить чужое горе. Неожиданно Саша повернулся и помахал рукой.
– Спасибо, – прошептал он одними губами.
Алёна поняла его и кивнула. С верхушки ели сорвался снежный пласт, рухнул вниз, засыпая девочку толстым слоем. Пока она отряхивала шапку, куртку, Арно скрылся из глаз.
Домой Алёна вернулась замёрзшая и расстроенная. Перед глазами всё ещё стояло лицо одноклассника с глазами, полными боли и тоски. С трудом впихнув в себя тарелку супа, она отправилась в свою комнату.
Глава 8
Прошло два дня с отъезда матери и отчима на отдых, а она так и не выбрала время, чтобы отправиться на Тарию. Всё время что-то мешало: то нужно написать реферат по истории, то подготовиться к олимпиаде по химии. Случай в парке затронул её душу даже глубже, чем Алёна подозревала. На конкурс «Зимнего пейзажа» она принесла небрежно написанную картину. Прошлась по выставке, машинально отмечая: у Садовниковой получилось лучше всех. На этот раз точно выиграет она. Картины у Платовой и Даниловой недалеко ушли от её собственной мазни. Неплохо получилась опушка леса у Елизаровой, с Ольгой также могла конкурировать
Руководитель студии возмутился:
– Лазарева-Доская, что ты себе позволяешь?
– Убираю плохую работу.
– Это не тебе судить.
Ученики, присутствующие на выставке, с любопытством следили за перепалкой. Платова даже сняла наушники.
– Мне. Исправляю ошибку. Непонятно зачем я впустую потратила столько лет. Ни умения, ни дара к живописи у меня нет, художник из меня никогда не получится. Впрочем, из них тоже, – Алёна обвела рукой ребят. – Если уж честно талант имеется только у двоих: Славской и Садовниковой. Остальные такие же посредственности, как я. Зачем собственно заниматься тем, что плохо получается.
Лицо руководителя сделалось красным, он судорожно расстегнул ворот рубашки.
– Какое ты имеешь право судить других! Занятия живописью развивают личность и художественный вкус.
– На здоровье. Пусть развивают, а я ухожу из студии.
– Но ты ведь так усердно занималась.
Алёна покачала головой.
– Не тем, чем нужно.
Платова захлопала в ладоши.
– Приятно удивила, сдалась без боя, сдулась, будто воздушный шарик.
Алёна слышала возмущённые возгласы, понимала, ребята не простят, что она обозвала их бездарностями. Только её это мало волновало. Выбросив в мусорную корзину разорванный пейзаж, закрыла дверь студии. Чувствовала она себя так, словно сбросила часть ненужного груза.
На следующий день после занятий, присутствуя на распределении ролей в новую пьесу, ощутила уже знакомый зуд бесполезности происходящего.
– Алёна, ты слышишь меня? – донёсся до неё голос Ильи Константиновича. – Возьмёшь роль младшей сестры, из-за твоего роста ты будешь казаться моложе. Платова будет старшей сестрой, Елизарова – средней.
Алёна очнулась от дум.
– Илья Константинович, а я, – завопила Маша Данилова. – Я опять служанка или горничная?
– В следующий раз тебе достанется роль больше, – сморщился режиссёр от слишком высокого голоса Маши. – Алёна, ты чего молчишь?
– Илья Константинович, извините, но я решила уйти из театрального кружка. Можете отдать мою роль.
– Когда ты решила?
– Только что. Мне собственно никогда не нравился театр…
Илья Константинович откинул со лба волосы, с негодованием произнёс:
– Если не нравился театр, зачем посещала студию?
– Из вредности, – хмыкнула Алёна, надевая куртку. – А теперь надоело.
Платова присвистнула. Руководитель студии бросил на неё испепеляющий взгляд, потом посмотрел на Алёну.
– Подумай хорошо. У тебя неплохо получалось. Я считаю, у тебя есть актёрские способности. Ты и Арно иногда просто великолепно играете.
– Да уж. Притворяться мы умеем. Хотя… – она обвела глазами студийцев. – Этой способностью многие обладают.
Илья Константинович покачал головой.
– Не притворяться, а перевоплощаться в другого человека на самом деле умеют не все. Всё-таки подумай.
– Спасибо за добрые слова, но я твёрдо решила покинуть студию, – Алёна заметила удивлённый внимательный взгляд Саши Арно. – Всем удачи.