Пока стоит маятник
Шрифт:
Не дожидаясь лифта, они поднялись по лестнице на третий этаж в отделение психиатрии. Постовая медсестра разрешила им пройти в палату к Ольге.
– Хорошо, что вы не забываете подругу. Этой ночью пришлось делать успокаивающие и снотворные уколы, она так орала, что перебудила всех больных. Поговорите с ней о чём-то веселом, поднимите настроение, только не расстраивайте.
– Мы постараемся, – пообещала Платова и бросила сердитый взгляд на Алёну.
Длинный светлый больничный коридор с белыми прямоугольниками дверей пробудил у Алёны
– Алечка, что у тебя болит? Скажи! Алечка, голова кружится?
Алёна нахмурилась. Она не помнила, чтобы кто-то называл её Алей. Но была уверена, этот мужчина обращался к ней. Воспоминание подкинуло размытые образы ещё каких-то людей: пожилых женщин и старика. Все они переживали за неё. Интересно, как много она не знает о своём раннем детстве? Кто эти люди? И что тогда случилось?
– Мы пришли, – отвлекла её от мыслей Платова. – Ты это, Мыш… – Юля осеклась, но назвать Алёну по имени не смогла. – Что хочешь делай, но помоги Ольке. Если получится, твёрдо обещаю больше тебя не трогать.
Алёна усмехнулась.
– Почему бы и нет. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
Юлька покраснела.
– Ты кого овцой назвала?
Алёна открыла дверь в палату. И тут всё белое: стены, мебель, кровать, рама на окне, постельное бельё на кровати. Лицо Ольги бледное почти одного цвета с наволочкой на подушке, да ещё отливает синевой. Когда они вошли, Садовникова не повернула головы в их сторону. Её глаза напомнили Алёне глаза мёртвого голубя: тусклые, будто, покрытые плёнкой. Юля села на стул рядом с кроватью, взяла подругу за руку. Оля приоткрыла сухие губы, Алёна вздрогнула, не узнав её шелестящий голос, будто ветер гнал по земле осеннюю листву.
– Зачем ты её привела?
– Она начала, пусть она и закончит.
Алёна закрыла глаза.
«Неужели это я довела её до такого состояния».
Она ощутила сожаление и страх.
«Вдруг останется психом. Не хочу винить себя всю жизнь».
Оля приподняла голову, тусклые глаза увлажнились.
– Юля, я боюсь заснуть, а они пичкают меня таблетками, от них голова болит и всё плывёт перед глазами.
– Я не ведьма. Соврала, чтобы напугать, – пробормотала Алёна, сглатывая комок в горле.
Платова удивилась.
– Тогда как ты объяснишь тараканов, голубей, змею и покойника.
– Ничего этого не было, и на самом деле не существует. – Алёна понимала: наличие голографа не объяснить, да и не собиралась это делать. Она вспомнила: год назад в их городок приезжал заезжий гипнотизёр, четвёрка Платовой ходила на представление. – Я умею гипнотизировать.
– Что?
– Оля, прости меня, я очень сожалею. Ты не должна больше бояться, никакого ходячего покойника нет и в помине. Он только в твоём воображении.
– Не верю. Я его каждую ночь видела.
– Сейчас покажу. Я уже загипнотизировала вас обоих. Смотрите,
Юля недоверчиво уставилась в угол.
– Когда ты успела нас загипнотизировать?
Алёне пришлось выдумывать на ходу.
– Сделала только что. Вроде мысленной установки.
Оля прошептала:
– Разве покойники днём являются?
– Об этом я и говорю. Нет никаких оживающих покойников. Только не орите, сейчас я скажу ключевое слово, и вам покажется, будто вы увидели призрака. – Алёна нажала кнопку и громко произнесла: – Раз, два, три – смотри.
В окно палаты светило неяркое зимнее солнце и от этого возникший в углу полуразложившийся мертвец, показался картинкой из фильма. Ольга не выдержала и громко вскрикнула.
– Не бойтесь, это лишь фантом. Юля, если не трусишь, подойди, и Оля поймёт, что на самом деле там никого нет, – посоветовала Алёна.
Садовникова кусала пальцы, чтобы удержать рвущийся из горла крик, глаза становились стеклянными. Платова покачала головой, боясь сдвинуться с места.
– Чёрт! – растерялась Алёна. Незаметно пристроив голограф в складках пододеяльника, направилась в угол.
Она несколько раз прошла через голографическое изображение дергающегося мертвеца.
– Платова, не будь трусихой. Подойди.
Юля на трясущихся ногах приблизилась к Алёне.
– Тут только воздух. Оль, правда ничего нет. Убедись сама.
Оля закрыла глаза руками.
– Ни за что!
Алёна подошла к ней и отняла руки от лица.
– Ну же, Садовникова, так и будешь всю жизнь трястись и пить таблетки. И всё из-за меня. Неужели тебе необидно?
Оля встала, Алёна подхватила её под руку. Юля подбадривала подругу. Алёна почувствовала мелкую дрожь во всём теле одноклассницы и крепче прижала её к себе. Через пару мелких шагов голограмма расплылась. Оля теперь видела лишь что-то вроде цветной дымки.
– Как тебе удаётся нам внушать? – поинтересовалась Садовникова.
Алёна отошла от подруг, присела на кровать.
– Сейчас скажу смешное слово, и вы никогда больше не увидите эту мерзость. Обещаю, – она подняла одну руку, другой нащупала голограф. – Бумс! – Пока одноклассницы смотрели на её руку, вздетую вверх, она быстро спрятала прибор в карман.
Подруги с облегчением уселись на кровать. Оля слабо улыбнулась.
– Ну ты и сволочь, Донская-Лазарева. И фамилия у тебя дурацкая, пока её произнесёшь…
Юлька хмыкнула:
– И произносить не хочется. С такой фамилией будто к столбовой дворянке обращаешься. Противно.
Щёки Оли порозовели, она покосилась на гипнотизёрку.
– Точно. Будто она голубых кровей, а мы – плебеи.
Алёна предложила:
– Можно просто Лазарева. Это фамилия отца.
– Которого у тебя не имеется, – съехидничала Платова.
Алёна не согласилась
– Но ведь был же. Если наш договор в силе, я пойду. Не люблю больницы.
Оля глянула на подругу.