Покаяние
Шрифт:
– Что ж, дочка, хочу поделиться с тобой одной давней, но все еще живой историей. Если тебе будет не интересно, останови меня, и я сразу же замолчу.
Фаина взглянула на сидевшую рядом матушку от слов которой по ее коже забегали сотни, может тысячи маленьких противных мурашек. Эти неконтролируемые проявления по всей коже однозначно были предвестниками не простого и очень личного рассказа. «Мурашки» никогда не обманывали.
– Хорошо, матушка, вот только вряд ли мне доведется воспользоваться своим правом вето. – Уверенно прошептала Фаина.
– «Ты говоришь, хочется тебе нарядиться в ангельскую одежду, то есть в мантию. Тогда надо и жить ангельски» Преподобный Иосиф Оптинский. Именно с этих слов началась меняться моя жизнь.
– С неимоверной тоской в голосе
– Когда Господь привел меня на эти земли, я нисколько не была похожа на ангела. В душе и в сердце моем свирепствовал дьявол. Он изъедал меня изнутри, и пока я это не поняла, не смогла принять Господа как единого спасителя от всех мирских бед. – Немного выцветшие полные грусти глаза матушки блуждали по морской глади, а взгляд Фаины был намертво прикован к рассказчице. – День, когда для меня земля остановилась, я не забуду никогда. Это было прекрасное январское утро. За окном ярко светило зимнее солнце и хоть не грело, но заметно прибавляло тепла в душу. Накануне ночь была снежной. Девственный белоснежный пух припорошил весь белый свет. У меня были выходные. Я с радостью принялась за приготовление разных вкусностей для своих любимых. Муж убежал на работу с восходом солнца. А наша Наташка, привычно, без особого энтузиазма отправилась в школу. Через пару часов после ее ухода в доме зазвонил телефон. Я была так погружена в приготовление любимой Наташкиной яблочной шарлотки, что от неожиданно громкого трезвона испуганно схватилась за горячий противень и обожгла руку.
Матушка Алевтина вытянула перед лицом Фаины ладонь правой руки:
– Вот, видишь, на безымянном пальце и мизинце отпечатки пальцев изувечены. Можно сказать они отсутствуют. Верь или не верь, но они до сих пор жгут… Когда я буквально сорвала с рычага трубку, «Алло» я злобно проорала. Я была зла до безумия и готова через телефонные провода вцепиться в горло тому, кто одним звонком сумел испортить мне сразу две вещи – пирог и ладонь. Но когда я услышала звонившего, и до меня дошел смысл всего сказанного им, поняла – в этой жизни для меня больше ничто не имеет абсолютно никакого значения. Мой мир не перевернулся, он рухнул со словами – «…простите, вынужден сообщить вам трагическую новость – сегодня, недалеко от школы, ваша дочь погибла под колесами…». Дальше я не слушала. Точнее – не слышала.
После этих слов Фаине захотелось крепко-крепко обнять матушку Алевтину и хоть на минутку согреть теплом своих рук. Раньше она и представить себе не могла что у нее с матушкой может быть что-то общее, а оказывается прекрасный зимний день, сломавший всю жизнь, присутствовал не только в ее календаре.
- Я чуть не обезумела от горя. Водитель волги и по сей день утверждает что Наташка перебегала дорогу в неположенном месте, а еще гололед, не почищенные от снега дороги и прочее, прочее, прочее… В те дни я искренне желала ему пережить тоже, что довелось мне. Я проклинала его от чистого сердца. По закону он получил четыре года колонии. По амнистии вышел уже через два. По божьему закону сам попал под колеса грузовика, правда не умер. Господь всемилостив и он даровал ему жизнь, хоть и в инвалидной коляске. – Матушка Алевтина перевела дух и продолжила. – По состоянию собственного здоровья у меня мог быть лишь один ребенок и им была Наташа. После ее ухода не осталось ничего, даже надежды на что-то. Вслед за ней из моей жизни исчез и муж. Мы не смогли пройти через это вместе, каждый закрылся в собственной раковине боли и непонимания. Что мне оставалось делать? Выхода было два – суицид или Бог. Это взаимоисключающие друг друга вещи. Нельзя быть верующим человеком и при этом осознанно совершить один из самых страшных смертных грехов. Но мне в тот момент было не до Бога. Я отказалась от него после миллиона «ЗА ЧТО?». Но когда три попытки наложить на себя руки не увенчались успехом, мне ничего не оставалось делать как жить ненавидя весь человеческий род. После неудачного третьего раза вместо психиатрической больницы матушка доставила меня сюда.
Матушка Алевтина замолчала, но Фаина продолжала соблюдать тишину. Одной нужно было собраться с мыслями. Другой - попытаться разобраться в собственных ощущениях.
– Могу сказать честно, пока Я сама не пожелала впустить в душу Господа, пребывание
– Сейчас, положа руку на сердце, вы можете сказать что простили того водителя? – Проглотив весь рассказ матушки, Фаину интересовало одно – когда ей ждать своего освобождения и ждать ли этого вообще?
– Да, дочка, я простила этого несчастного. Он ни в чем не виноват. – В этот момент матушка обратила свой взор к Фаине и та не увидела в нем ни капли ненависти, только безмятежность и покой.
– И когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши; если же не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших. Мк. 11,25-26 Кто я такая чтобы судить деяния того мужчины, если Господь наказал его так, как посчитал нужным? Тем более сейчас я знаю, моя Наташка на небесах рядом с Господом. Она там счастлива, а что матери еще желать для своего ребенка? Господь решил ее забрать к себе, что ж, на то его воля.
Сколько мудрости было в каждом слове, сколько смирения. Столько благородства и истинная вера во Всевышнего.
«Возможно когда-то и я так спокойно смогу рассказывать кому-то о своем пути к Богу».
– Господь всемилостив. «Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью. (Пс. CXXV, 5)»– говорится в Библии. Не знаю, дочка, что привело тебя в столь юном возрасте в нашу обитель, но уверяю, здесь ты точно найдешь успокоение. Хотя, должна предупредить, не жди что это случится скоро. У каждого свой путь и свой крест.
– Матушка Алевтина, заранее простите если я сейчас что-то не то скажу, но вы не знаете, что привело благочинную Варвару в этот монастырь? – Фаина не смогла удержаться от этого вопроса. С первых дней своего пребывания здесь, он не давал ей покоя.
– Глядя на вас, я понимаю, что вы давно нашли своего Господа, а вот о матушке Варваре такого не скажешь. Я ни разу не видела в ее глазах Бога. Зачем ей все это?
– Дочка, в монастырь от хорошей жизни мало кто убегает. Сюда практически каждого привела боль. Кому-то чтобы излечить душу и соединиться с Господом хватает года. Кому-то пять. А для кого-то и всей жизни будет мало чтобы раскаяться в собственных грехах и простить чужие. Я не имею права открывать тебе чужие тайны, но, поверь, хоть это тебе и сложно будет принять, на долю благочинной Варвары выпало не мало. Будь к ней благожелательной и не обращай внимания на лед в глазах, душа же ее изо дня в день объята алым пламенем.
Каждое слово матушки Алевтины проникло в сознание Фаины и хотя ей слабо представлялось что ледяная глыба может испытывать простые человеческие чувства, оснований не поверить словам матушки Алевтины у нее не было.
– Матушка Алевтина, впервые за полгода мне удалось пообщаться с кем-то по-человечьи. За что вам огромное спасибо. Знаете, ведь кроме как о Боге и вере мы ни о чем не ведем беседы. Это есть хорошо. Я не пришла сюда за тем, чтобы занимать язык свой бесполезными речами. Но если уж между нами случился настоящий разговор, позвольте задать вам еще несколько интересующих меня вопросов?
– Конечно, доченька, - понимающе улыбнулась матушка. – Я отвечу на все. Ведь когда-то у меня тоже было больше вопросов чем ответов. К сожалению или счастью, теперь уж неважно, подобной беседы ни с кем не случилось и ко всему пришлось доходить своими личными соображениями.
– Знаете, вам, возможно, это покажется странным, но совсем недавно я стала замечать кое-какие вещи, которых шесть месяцев либо не видела, либо их не было. – Начала Фаина неохотно возродив в памяти увиденное в альтанке. – Скажите, а мужчины на территории женского монастыре это нормально? Здесь ведь столько женщин для которых подобное соседство может оказаться непосильным соблазном. А еще, я стала замечать что некоторые матушки пользуются мобильными и планшетами, разве это не запрещено? Или этот запрет действует только на новоприбывших сестер? И, простите, но откуда в монастыре деньги на дорогущие автомобили на которых разъезжает наша так называемая элита?