Покер с акулой
Шрифт:
– Ну, – громче, чем следует, поинтересовался майор, – что произошло? Мы приехали, коридор в пятнах крови, дверь не заперта, и собаки, перемазанные до ушей кровищей. Уж не хочешь ли сказать, будто мопсы сожрали Тину?
Слава захихикал. Я разозлилась на милицейскую бесцеремонность и сердито ответила:
– Крови никакой не было, только крохотная дырочка слева.
– Не знаю, – вздохнул Володя, – вся прихожая измазана, словно раненую возили по полу. Она где лежала?
– Сначала ногами к двери…
– Что
– Вечно, Лампа, ты хочешь как лучше, а получается как всегда, – припечатал Костин.
Я принялась бестолково отбиваться:
– Кровь, наверное, от печени!
– От чего? – нахмурился Володя.
– Ну я вошла, увидела Тину на полу и от испуга уронила печень!
– Чью? – полюбопытствовал Слава.
Я уставилась на него во все глаза.
– Коровью, то есть говяжью, вернее, телячью…
– Хорошо хоть не свою, – вздохнул Володя.
– Никак в толк не возьму, – гнул свое Самоненко, – печень откуда?
– Из магазина. Купила к ужину, вошла домой, перепугалась, выронила пакет, он разорвался. Собаки не растерялись и съели.
– А, – протянул Самоненко, – так бы и объяснила, мы сначала черт знает что подумали.
Что? Что, интересно, можно предположить в данной ситуации? Неужто и впрямь решили, будто у меня отвалилась печенка? Ну не идиоты?
– Ладно, – махнул рукой Володя, – с этим разобрались. Значит, ты принялась перекладывать беднягу…
– Нет, она сама встала.
– Как?
– На ноги, вернее, сначала села, а уж потом поднялась.
– С огнестрельным в груди? – в один голос вскричали Костин и Самоненко.
Я пожала плечами:
– Прислонилась к косяку, пожаловалась на жжение слева, крови, правда, совсем не было, а тут и врачи подъехали.
Повисло молчание. Потом Слава пробормотал:
– Во, блин, баба дает! Может, она терминатор? Ты бы, Вовка, встал?
– Не пори чушь! – рявкнул Костин.
В ту же секунду стеклянные двери распахнулись, вышел долговязый парень с эмалированным лотком и поинтересовался.
– Мамонтова Валентина ваша?
– Да, – закивала я, – как она?
– Такое вижу впервые, – ухмыльнулся хирург, – много чего было, но подобное! Кстати, хотите взять на память?
И он подсунул мне под нос лоток. В эту же секунду я заорала дурниной и попыталась отскочить.
– Что это? – железным голосом осведомился Слава. – Ты, доктор, сдурел? Какие-то ампутированные части подсовываешь.
– Я бы на месте Мамонтовой хранил вот это всю жизнь! – с чувством провозгласил хирург.
– Да что там, черт возьми? – вскипел Костин.
– Силиконовый протез, – пояснил доктор, – вообще-то крайне вредная для женского организма вещь, но Мамонтовой она жизнь спасла.
– Не понял! –
– Объясняю, – поднял вверх палец доктор, – некоторые женщины не довольны размером груди. Ну нет у них округлостей. Чтобы сделать бюст побольше, они идут на болезненную и совсем не безопасную для организма операцию – вставляют силиконовый протез. На ощупь – грудь как живая. Почти весь Голливуд с резиной бегает, и наши начали. Размер – не ограничен, вот Мамонтова просто арбузы запихнула!
– Ясно, – откликнулся Володя, – пуля…
– Застряла в протезе, – радостно сообщил доктор, – мы, конечно, силикон убрали, шовчик наложили. У больной гематома, ушиб, но – жива! Вот кабы не страсть к чудовищному бюсту, сейчас бы в морге отдыхала, ну что, берете на память?
– Спасибо, не надо, – пробормотала я, – а вторая грудь большой останется?
– Слушайте, дама, – обозлился хирург, – тут оказывают экстренную помощь. Оклемается, обратится в косметическую клинику, а мы сиськами не занимаемся.
– Говорить она может? – влез Слава.
– Завтра с утра, – заявил доктор, – посещения с девяти.
– Мы из милиции, – пояснил Самоненко.
– А хоть из Администрации президента, – хмыкнул эскулап, – здесь командую я. Сказал завтра – значит, завтра.
– Ладно, не кипятись, – вздохнул Слава.
– Между прочим, я спокоен, как камень, – начал наливаться краснотой хирург.
Я потянула Самоненко за рукав:
– Пошли домой.
Ночь мы провели почти без сна. Сначала обсуждали случившееся, потом складывали вещи. Утром, едва стрелки подобрались к десяти, я уже стояла в палате, держа в руках гигантскую сумку, набитую соками, фруктами и минеральной водой.
Валентина полусидела в кровати, бледная, вокруг глаз синева. Увидев меня, она зарыдала.
– Ну, ну, – зачастила я, быстренько разворачивая шоколадку, – съешь лучше конфетку, гляди, сколько всего тебе принесла! Катя приедет вечером, Юля с Сережкой тоже, а к полудню майор подъедет… Ты хоть помнишь, как это произошло?
Тина закивала головой и принялась, безостановочно поглощая конфеты, выплескивать факты.
Когда вчера за мной захлопнулась дверь, она еще полежала чуток в кровати, но потом все же решила встать.
Мне она сообщила, будто хотела заняться сборами, но думается, просто вазочка с конфетами, стоявшая у изголовья, опустела, и девушка решила пополнить запасы.
Сначала она немного потопталась на кухне, пошла в ванную, и тут прозвенел звонок в дверь. Великолепно зная, что дверь нельзя открывать сразу, Тина глянула в глазок и увидела приятного молодого человека с большим картонным ящиком в руках. Парень улыбался во весь рот. Но она бдительно поинтересовалась:
– Вам кого?
– Романову Евлампию Андреевну, – тут же ответил парень и добавил: – Посылочка ей, тяжелая.