Поколение оттепели. Воспоминания
Шрифт:
На собрании первой взяла слово библиотекарь:
— Валентина Афанасьевна очень много делает для библиотеки. Она очень образованна и прилежна. Она настоящий коммунист и заслуживает доверия нашей партийной организации. Предлагаю проголосовать за то, чтобы разрешить ей поездку к дочери.
Следующей выступила пожилая располневшая женщина, бывший секретарь парторганизации:
— Валентина Афанасьевна всегда готова помочь. Молока больным принесет, с внуками посидит, если кому нужно к врачу. Рекомендую дать Валентине Афанасьевне разрешение на поездку к дочери в Америку.
— Как вы относитесь к занятиям вашей дочери? — спросил один из отставников.
— Она
— Почему?
— Не хотела, чтоб я волновалась. Вам известно о ее занятиях столько же, сколько и мне.
Партийная организация проголосовала за то, чтоб рекомендовать Ефименко Валентину Афанасьевну для поездки в гости к дочери в США. Маме удавалось установить дружеские отношения даже с гэбистами. Но с ОВИРом — не удалось, в выездной визе ей отказали. Ей оставалось выбирать между одинокой старостью в Москве и отъездом навсегда.
В 1984 году мама решила уехать. Начинать надо было с выхода из партии, и она подала заявление все в тот же партком по месту жительства. На собрание, где должно было рассматриваться заявление, она не пошла. Прилегла отдохнуть, но тут зазвонил телефон. Трое женщин, товарищей по парторганизации, хотели ее навестить.
— Мы пришли к вам из чувства долга, — заявила одна из них, видимо, старшая. — Все мы давно в партии. Это наша семья, и она не менее важна, чем наши дети. Мы очень советуем вам забрать заявление и остаться в партийной семье.
— Мне очень жаль, но я сделала выбор. Дочь у меня одна, и я бы хотела быть с нею рядом.
— Но у нас замечательная организация. Мы будем о вас заботиться. Мы всегда придем на помощь, что бы ни случилось.
— Спасибо. Но должна сказать, есть и другая причина для отъезда. Мне отвратительно, что моя квартира находится под наблюдением.
Воцарилась пауза. Потом одна из женщин нашлась с ответом:
— Вы могли бы переехать в другую квартиру.
Перед маминым отъездом к ней зашла Лариса. Мама брала с собой всего две сумки. Какие-то вещи она раздала друзьям и родственникам, но многое просто оставалось в квартире.
— Вы все это бросаете? — удивилась Лариса, увидев мебель в двух комнатах, полный постельного белья комод и кухню со всем содержимым.
— Вам что-нибудь из этого нужно?
— Мне нет, а вот Сережа Ковалев возвращается из ссылки. И Мальва Ланда тоже. Им бы это все пригодилось.
Лариса сделала несколько звонков, заказала грузовик, нашла помощников, и на следующий день квартира опустела.
— Ну разве не замечательно, что все досталось Сереже и Мальвочке, — рассказывала мне мама, когда я встретила ее в Вене.
— Ты знаешь Сережу? И Мальвочку?
— Конечно, они приходили меня проведать.
Мои друзья стали мамиными друзьями. Она стала одной из нас.
Глава 15
Вскоре после приезда в США Госдепартамент предложил мне написать справочник по независимым общественным движениям в Советском Союзе, объемом порядка двухсот страниц. Президент Картер объявил защиту прав человека приоритетным направлением внешней политики, но мало кто в официальном Вашингтоне имел представление о характере и масштабах деятельности правозащитников в СССР. Слова «диссидент» и «отказник» использовались как синонимы. Даже политологи считали, что диссиденты — это отказники, а движение за права человека — часть еврейского движения за эмиграцию.
Нужно было собрать
Я охотно взялась за эту работу, тем более что она соответствовала тому, что я предполагала делать как представитель Московской Хельсинкской группы. Мне предстояло просмотреть документы МХГ, старые выпуски «Хроники» и другие материалы самиздата, в том числе опубликованные за рубежом. Затем добавить ту информацию, которая была мне известна благодаря участию в правозащитном движении. Я также надеялась использовать труды западных советологов. Все обдумав, я решила, что выполнение проекта займет не больше года.
Я начала исследование с Украины, но, просмотрев имеющиеся источники, поняла, как мало я знаю. «Хроника» освещала положение дел на Украине нерегулярно, да и не с самого зарождения национального движения. В имеющихся материалах оказалось столько пробелов, что невозможно было представить полную картину. Нужно было читать и читать, рыться в архивах и изучать все, что удастся найти. И так было со всеми остальными движениями — никаких обзоров о проявлениях недовольства в советской империи не существовало. Отдельные попытки описать эти общественные движения были далеки от подробного и систематизированного исторического исследования. В то же время в архивах скопились горы первоисточников. Они хранились в собраниях «Радио Свобода» в Нью-Йорке и Мюнхене, в основанном Валерием Чалидзе русскоязычном издательстве «Хроника-пресс», в Госдепартаменте и в Комиссии по безопасности и сотрудничеству в Европе, учрежденной Конгрессом США по инициативе Миллисент Фенвик.
В течение трех лет изо дня в день я изучала эти материалы. Собранного оказалось так много, что, сделав краткий справочник для Госдепа, я решила написать полноценную книгу. На это ушло еще два года. В 1984 году «Хроника-пресс» выпустила «Историю инакомыслия в СССР, новейший период». Через год эта книга вышла на английском языке: «Soviet Dissent: Contemporary Movements for National, Religious, and Human Rights».
Никогда не думала, что мне доведется работать над исследованием советского правозащитного движения как историку. В Москве я была занята текущей работой, у меня не оставалось времени разбирать поступающую информацию, раскладывать материалы по папкам и заносить на карточки. Да и невозможно было это делать, ведь при первом же обыске и папки, и карточки были бы конфискованы. Но теперь все сошлось одно к одному. Я находилась вдали от недремлющего ока КГБ, сокровища нашего самиздата были у меня под рукой. Я могла позволить себе не думать о заработке — Коля за несколько месяцев активизировал свой английский и нашел работу преподавателя математики. Судьба уберегла меня от тюрьмы. И мы оба осознали, что я должна написать эту книгу. Мой долг перед теми, кто остался в лагерях и тюрьмах, — рассказать об их жертве и о том, как они к этому пришли. Писала я прежде всего для соотечественников, еще больше — для друзей. И была счастлива узнать, что до них дошла моя книга. Окольными путями я получила весточку от Лары: