Покорение Южного полюса. Гонка лидеров
Шрифт:
Для экономии усилий они соблюдали одну и ту же процедуру. Останавливаясь на ночлег, в первую очередь выгружали палатку. Амундсен забирался внутрь и поднимал её с помощью единственного шеста. Пока остальные разбирались с упряжками и устраивали своих подопечных снаружи, он разжигал примус и начинал готовить ужин. Чтобы достать продукты, достаточно было открыть крышку отдельно расположенного контейнера для провизии, который был сделан наподобие банки из-под чая; в санях всегда был необходимый запас пищи [96] . Собак распрягали, давали им по полкило пеммикана, спускали с привязи и позволяли свободно бегать до следующего утра, когда на них снова надевали упряжь, — так им было комфортнее всего. Бьяаланд отстёгивал лыжные крепления и заносил их на ночь в палатку, чтобы они не исчезли в собачьих желудках — ведь хаски всеядны. Вокруг палатки
96
Скотт использовал для перевозки грузов контейнеры традиционной конструкции, с большими крышками. Их невозможно было открыть, не развязав ремни. Каждый раз во время привала из-за этого сани полностью разгружали, а потом снова загружали, что означало примерно полчаса дополнительной работы.
В группе Амундсена каждый возница отвечал за свой груз и вёл точный учёт в объединённом навигационном и продовольственном журнале. В британской экспедиции такого дотошного контроля не было, что привело к роковым результатам.
По вечерам в палатке норвежцев царила тишина, но не потому, что они были угрюмы, а скорее из-за особенностей национального темперамента. Ужин проходил в молчании, изредка прерываемом отдельными фразами.
«Мы мчимся, как гончие, по бесконечной плоской, снежной равнине», — записал Амундсен 8 ноября. И чем дольше на нашем пути будет такой ландшафт, тем лучше. Но в тот же день над юго-западным горизонтом показалось тяжёлое облако. На следующее утро оно всё ещё было там и имело те же самые очертания. Амундсен изучил его с помощью подзорной трубы — и облако оказалось землёй. Он понял, что это были те самые горы, которые издалека наблюдал Шеклтон на юго-востоке в 1908 году. Гораздо больше его обрадовал тот факт, что «прямо по нашему курсу — на юге — мы не видим следов земли, и это обещает удачу». Амундсен, несмотря ни на что, надеялся, что полюс лежит не на плато, а на Барьере — ведь ничего нельзя было сказать наверняка.
Они достигли 83-й параллели и остановились для того, чтобы построить очередной склад, уже ставший стандартным сооружением: куб высотой два метра, построенный из блоков прочного, утрамбованного ветром снежного наста, с чёрным флажком наверху.
На следующий день, 10 ноября, они отдыхали, но ночная буря заставила Амундсена, живущего в вечном поиске совершенства, вернуться к предыдущей пирамиде и посмотреть, что с нею стало. Пирамида устояла, но накренилась в подветренную сторону. «Отныне нужно придавать им другую форму», — заметил Амундсен.
К несчастью, три хаски — Карениус, Шип и Шварц — побежали вслед за Амундсеном и бесследно исчезли в северном направлении. «Все они были любовниками Люси, — написал он в дневнике. — Боюсь, они направились к тому месту, где мы её застрелили». Это были лучшие собаки Бьяаланда, и они ушли навсегда.
У них теперь осталось сорок две хаски, но, поскольку Амундсен изначально взял больше собак, чем требовалось, они работали не в полную силу, и такая потеря не имела катастрофических последствий, хотя Бьяаланду с ослабленной упряжкой теперь было труднее успевать за остальными. Однако это не повлияло на его настрой. «Солнце и лето, — написал Бьяаланд примерно в эти дни в своём дневнике, словно обобщая ощущения всех остальных, — скольжение просто отличное».
До 82° Амундсен тратил по четыре дня на один градус широты, но теперь сократил это время до трёх. По его собственным словам, с ежедневным этапом в двадцать миль
мы справляемся… за пять часов. Со строительством пирамид это занимает всего 6,5 часов. Поэтому ночёвка получается долгой. Собаки не кажутся утомлёнными. Они чуть похудели, но сейчас находятся в самой лучшей форме.
11 ноября блистающая льдом гряда снова возникла перед ними на горизонте: вершины высоких гор серебристым миражом висели на юге — так казалось смотревшим на них людям. Это было первое несомненное открытие Амундсена. Позднее он назвал эти горы «грядой королевы Мод» в честь норвежской королевы. Сейчас гряда известна как горы королевы Мод. Однако в тот момент Амундсен чувствовал всё что угодно, но только не радость. Пики, силуэты которых он набросал в блокноте, были скупо помечены буквами (A, B, C, D, E…) — символами отнюдь не романтического достижения, а скорее препятствий на его пути. «Восхождения явно не избежать», — сухо заметил он.
Именно в этой точке Бьяаланд услышал «неприятный далёкий грохот во льдах… который начался в 4 часа, но уже к восьми ничего не было слышно. Может, это был прилив?»
Только спустя шестьдесят с лишним лет после этого учёные доказали, что Барьер всё-таки находится на плаву, и на него влияют все приливы и отливы [97] .
Сенсационность своего открытия Амундсен осознал не сразу. А когда осознал, был просто ошеломлён.
Сверкающе-белые, сияюще-синие, по-вороньи чёрные… это совершенно сказочная земля [написал он 13-го]. Башня за башней, пик за пиком — покрытая расщелинами, дикая, как никакая другая земля на планете, она лежит здесь, никем не виданная, нехоженая. Волшебное чувство — идти по ней.
97
В итоге эту работу провели антарктическим летом 1977–1978 годов, когда в рамках Американской программы антарктических исследований учёные пробурили скважину и дошли до обнаруженной под Барьером морской воды.
То, что он увидел, было не просто продолжением гор Шеклтона в юго-западном направлении, а совершенно неизвестной горной цепью, которая тянулась на восток и ограничивала с юго-востока Ледяной барьер Росса. Всё так, но где же путь наверх?
Амундсену нужно было найти проход сквозь эту высокую блестящую стену нетронутого льда, преграждавшую им путь. И найти быстро. Он решил двигаться на юг вдоль своего меридиана, преодолевая возникающие препятствия. Времени катастрофически не хватало — и не только из-за соперничества со Скоттом: крайне важно было сохранить собственный график.
Амундсен мог кормить всех собак ещё на протяжении десяти дней. За это время ему нужно было попасть на Полярное плато, иначе он рисковал лишиться транспорта при возвращении во Фрамхейм. Призрак норвежца, впряжённого в сани в качестве тягловой силы, был достаточно эффективным стимулом для стремления к успеху.
13 ноября Амундсен совершил «чудесное открытие», обнаружив большой залив, тянувшийся в сторону юга, прямо по курсу их движения, в том месте, где, по его расчётам, экспедиции придётся подниматься наверх. Появилась вероятность, что они не наткнутся на землю раньше 87°, и уж точно до 85°. Принимая решение двигаться по незнакомому маршруту, он встретился с сушей как минимум на один градус по широте южнее, чем Скотт, и в результате прошёл по плато на 120 миль меньше.
То есть на две недели меньше норвежская группа находилась в разреженной атмосфере высокогорья, хотя и к этим условиям они были подготовлены лучше британцев.
После целого дня движения вслепую сквозь туман они неожиданно рано наткнулись на горы. Но простого пути наверх видно не было. Амундсен устремился дальше.
Барьер стал неровным, на нём появились высокие ледяные волны. Приближался переход к земле. После книг Шеклтона и Скотта Амундсен ожидал встретить здесь адскую мешанину горных хребтов, расщелин, сераков [98] , а в довершение всего — гигантский бергшрунд. Реальность оказалась более гуманной к людям, обошлось без суеты и драм — как обычно. Утром 17 ноября норвежцы покрутились по ледяному серпантину, волнообразно поднимавшемуся на берег, и благополучно миновали несколько небольших расщелин. Потом, как на соревнованиях по тройным прыжкам, синхронно покинули Барьер и оказались у подножия гор.
98
Вертикально стоящие ледовые образования (столбы, зубы), часто образующиеся на передней кромке ледника. Высота сераков может достигать нескольких сотен метров. Прим. ред.
Находясь в предгорье, человек ощущает, что перспектива обманчива и искривлена, истинные размеры объектов определить трудно. С этой особенностью столкнулся и Амундсен. Высота гор оказалась просто гигантской. По сравнению с ними всё, что он видел раньше, казалось небольшим, и теперь не оставалось никаких иллюзий по поводу реальных масштабов предстоящей задачи.
Они оказались у Трансантарктических гор, которые непрерывной чередой тянулись на две тысячи миль через весь континент, от мыса Адэр на востоке до гор Пенсакола на западе, поднимаясь над уровнем моря вверх сразу на двенадцать-пятнадцать тысяч футов — такого больше нигде не увидишь. Но поразителен не только их размер. Крупнейшие горные массивы на других континентах — Альпы, Анды, Кавказ, Гималаи — разделяют участки земли. А эти подпирают ледяную шапку. Они напоминают огромную дамбу, сдерживающую грозную мощь притаившейся за ней стихии.