Покорение Южного полюса. Гонка лидеров
Шрифт:
Вскоре после начала похода во время приготовления пищи Шеклтон случайно прожёг пол палатки. Скотт взорвался от ярости. Эти два человека были абсолютно несовместимы, трудности путешествия заставляли эмоции переливаться через край, и любого пустяка оказывалось достаточно для того, чтобы спровоцировать настоящий взрыв.
Приглашение Шеклтона в этот поход уже само по себе стало большой глупостью. Они со Скоттом не должны были оказаться в одной экспедиции, не говоря уже о необходимости делить одну палатку. Давний скрытый конфликт рвался наружу.
Однажды утром, когда Уилсон и Шеклтон укладывали вещи в сани, Скотт внезапно в бешенстве закричал:
— Идите
Они подошли к нему, и Уилсон тихо спросил:
— Вы обратились ко мне?
— Нет, — ответил Скотт.
— Тогда, должно быть, ко мне? — поинтересовался Шеклтон.
Ответа не последовало.
— Так вот, — продолжил Шеклтон, — ты — самый большой чёртов идиот из всех, и каждый раз, когда ты посмеешь так говорить со мной, получишь то же самое в ответ!
Это был почти неизбежный мятеж. Если бы всё зависело только от Скотта (или Шеклтона), их путешествие закончилось бы уже в тот самый момент. Именно Уилсон с общего согласия стал моральным лидером похода, заставил их забыть о противоречиях и убедил двигаться дальше — но вовсе не потому, что так уж хотел этого.
В своём дневнике он написал: «Этот утомительный поход на юг нужен лишь для того, чтобы побить рекорд самой южной точки». Данная запись свидетельствует, что первую вспышку энтузиазма сменило совершенно иное мнение. Однако Уилсон чувствовал, что повернуть назад так рано, да ещё и по такой причине будет ужасным позором, от которого пострадает вся экспедиция.
Выживание в экстремальных условиях зависит от здравого смысла и интуиции.
Конфликт, подавленный или нет, вредит и тому и другому. Он становится приглашением к несчастью. Любые опасности полярной экспедиции меркли перед напряжёнными отношениями участников партии и недостатками личности Скотта. Как любил говорить Амундсен, люди — это неизвестная переменная Антарктики.
Исключительно хорошая погода и солнце были на руку Скотту. Он воспринимал это почти как своё право и закономерность. В сумбурных планах, которые строились каждый день буквально на ходу, он предполагал, что лучшие из возможных погодные условия будут сохраняться и путь экспедиции останется таким же безопасным. Это говорит о безрассудстве и неумении принимать решения в условиях стресса — качествах, которые когда-то разглядели его флотские командиры. Скотт был слеп ко всему, кроме рекордной южной точки. Жизни всех троих — Скотта, Шеклтона и Уилсона — зависели от его готовности в нужный момент повернуть назад, поэтому требовалось постоянно контролировать упрямого человека, переставшего мыслить рационально. Начиная с 80° южной широты это бремя, помимо необходимости сохранять мир между Скоттом и Шеклтоном, также легло на Уилсона.
Когда умер Снетчер, его в качестве эксперимента скормили другим собакам и увидели (как в своё время Нансен), что те действительно едят сородичей, и тогда Скотт решил выгрузить часть поклажи, чтобы
двигаться дальше на юг с месячным запасом провизии, без еды для собак, предоставив им питаться друг другом… У меня есть надежда, что на такой диете они будут работать лучше…
Скотт сильно изменился со времени своего первого санного похода, состоявшегося семь месяцев назад, когда он, как иронически заметил Феррар, считал, что «с собаками нужно обращаться ласково».
От челночной схемы отказались. Убивая собак и хоть как-то придерживаясь собственного плана, Скотт устремился на юг со скоростью семь миль в день. Это было немного, но по крайней мере одно и то же расстояние теперь не требовалось проходить трижды.
Изначально Скотт намеревался уйти в поход на десять недель. Чтобы иметь в запасе лишнюю неделю для продвижения на юг, он увеличил этот срок до двенадцати недель, сократив дневной рацион продуктов для команды. К сожалению, план его был плох, а поведение неосторожно:
Весьма беззаботная манера обращения с провизией и керосином, повлёкшая за собой необходимость растянуть их в конце похода на лишнюю неделю, привела к резкому сокращению потребления пищи и топлива — и мы оказались в тисках нужды.
Теперь они буквально голодали и постоянно думали о еде. Они ели меньше, чем любые полярные исследователи со времён первой арктической экспедиции сэра Эдварда Парри в 1820 году. Но даже в этом факте Скотт находил странный повод для гордости.
На Рождество Уилсон обнаружил, что у Скотта и Шеклтона началась цинга. У обоих появились классические симптомы — опухшие и воспалившиеся дёсны. Они не ели свежей пищи уже два месяца — только пеммикан, бекон и патентованную консервированную пищу, абсолютно лишённую витамина С.
Уилсон видел, что дело зашло слишком далеко. Им нужно было остановиться гораздо раньше, но убедить в этом Скотта казалось совершенно невозможным. Болезнь стала неопровержимым аргументом. Уилсон настаивал, чтобы они немедленно повернули назад и как можно скорее вернулись на корабль. Но Скотт пребывал в нервном возбуждении и стремился к рекордной южной отметке любой ценой. Он был глух к любым доводам. После очередного спора, по его словам, они пришли
к следующему соглашению. Двигаться вперёд до 28 декабря — именно тогда мы должны оказаться на 82-й параллели. Потом повернуть к берегу и исследовать, если представится возможность, высокие горы и интересные скальные формации, параллельно которым мы сейчас идём…
Это был компромисс, с которым Уилсон неохотно согласился. 28 декабря они пересекли 82-ю параллель и на следующий день разбили свой самый южный лагерь на отметке 82°15'. Гигантский бергшрунд [45] , где шельфовый ледник взгромоздился на скалы, сводил на нет любые надежды о геологических изысканиях.
45
Разрыв, сформировавшийся на внешней границе ледника между его движущимися частями и неподвижной структурой (скалами, твёрдым снегом и др.). Иногда его глубина может составлять более ста метров. Прим. ред.
Скотт и Уилсон прошли на лыжах ещё милю-другую, достигнув отметки 82°17'. Шеклтона оставили присматривать за собаками. Его даже не пригласили разделить триумф от покорения самой южной точки мира. Такого пренебрежения он никогда не забудет.
31 декабря Скотт наконец отдал приказ поворачивать назад.
Нам очень повезло [писал Уилсон], ведь мы ничего не знаем о состоянии снега на поверхности Барьера летом. Оно может сильно отличаться от того, каким было во время нашего похода на юг. Всегда нужно иметь резерв на случай сложных снежных условий, трудной дороги или плохой погоды.