Покоренная любовью
Шрифт:
Она повернулась к окну, чтобы Чарлз не разглядел внезапно вспыхнувшей в ее глазах отчаянной надежды, что она увидит Куина хотя бы еще раз.
Когда леди Хайбэрроу вернулась домой к послеобеденному чаю, ее ждала записка. Бикс выглядел еще более сдержанным, чем обычно, когда, поклонившись, протягивал ее хозяйке.
– От лорда Уэрфилда, ваша светлость. Посыльный доставил ее несколько часов назад.
– Спасибо. – Теперь ее сыновья ограничивались тем, что пересылали ей записки через посыльных. Так как дворецкий продолжал стоять с
– Не скажу, миледи.
– Понятно.
Испытывая любопытство, она направилась в свою личную комнату, где ее ждал свежий чай. Налив себе чашку, Виктория развернула записку и поднялась со своего места так порывисто, что чуть было не опрокинула на пол весь поднос.
– Льюис!
Через секунду герцог с испуганным лицом появился в комнате.
– В чем дело, Виктория?
– Что ты сделал? – спросила она, направляясь к мужу и сжимая записку в руке.
Он принял свой привычный упрямый и непробиваемый вид.
– Я все уладил.
– Правда? Тогда скажи мне, что ты думаешь об этом? – Она снова развернула записку и прочитала ее вслух. – «Рейф и Мэдди на пути в Гретна-Грин. Еду следом. К.».
Герцогиня взглянула на мужа.
– Итак, я повторяю, Льюис, что ты сделал?
– Болван! – взорвался герцог. – Нет, оба! Я стану посмешищем для всего Лондона. Двое Бэнкрофтов гонятся за одной шлюхой!
– Меня, мой муж, беспокоит только то, – сказала Виктория спокойным, четким голосом, – что случится, когда Куин их догонит. Вот уж действительно: «Я все уладил». Они поубивают друг друга.
Какое-то мгновение герцог Хайбэрроу смотрел на жену, и краска медленно покидала его лицо.
– Боже! – прошипел он, выскакивая из комнаты. – Чертовы, чертовы дураки!
Если Мэдди уехала в карете, а Рейфел на Аристотеле, будет логично предположить, что они встретятся где-нибудь в дороге.
Если бы Куин мог рассуждать и думать логически, он спросил бы Клэр, были ли на карете какие-нибудь опознавательные знаки, но он, казалось, был способен только скакать во весь дух по дороге на север и ругать своего брата на полудюжине разных языков. Легче было сосредоточиться на Рейфеле, который увез ее, чем признать, что Мэдди покинула его.
Куин всегда гордился тем, что был разумным и справедливым в своих делах, держал под контролем свои эмоции и чтил ответственность, налагаемую на него его титулом. Когда же он скакал по шумной дороге, пробираясь мимо повозок с сеном, пастухов с отарами овец и останавливая каждую закрытую карету, которую он объезжал, Куин и не вспоминал обо всем вышесказанному о том, какую заварил кашу. Рейфел увез Мэдди, и Рейфел вернет ее.
Сразу после полудня Куин наткнулся на первый ключ к разгадке. Рядом с дорогой группа мальчишек окружила лошадь и безуспешно пыталась поймать ее за волочащуюся по земле узду. Присмотревшись к животному, он пришпорил своего жеребца.
Аристотель ловко увертывался от своих захватчиков, в то же время оставаясь на маленькой полянке и не убегая туда, где у них не было возможности поймать его. Куин направил своего жеребца
– Аристотель, – позвал он, хотя лошадь никогда не слушалась его раньше.
К его изумлению, жеребец заржал и подошел к нему. Куин нагнулся и поднял его уздечку.
– Он не оставил бы тебя, – сказал он лошади, и его разум метался в недоумении. – Не сейчас. Он приказал тебе остаться здесь, да? Почему он сделал это?
– Эй, милорд, это ваша лошадь? – прокричал один из мальчиков.
– Моего брата, – ответил он. – Вы видели его?
– Лошадь здесь уже около часа. Больше мы никого не видели.
Как бы ни был сердит Куин, присутствие Аристотеля заставило его на миг остановиться. И он подумал, что если Рейфел убежал вместе с Мэдди и оставил Аристотеля, чтобы тот служил ориентиром их пути, то это не имеет никакого смысла. Он привязал уздечку гнедого к своему седлу и продолжил путь на север. Что бы там ни происходило, черт побери, он собирался это выяснить.
– Вы погубите прекрасную пару лошадей, если будете двигаться в том же темпе, – спокойно заметил Рейфел.
– Заткнитесь! – огрызнулся Чарлз.
После полудня Чарлз все больше терял терпение, и какое бы удовлетворение Мэдди ни доставляло то, что они мучили своего захватчика, она предпочла бы, чтобы Рейфел стал помягче к нему. Ее собственному терпению, похоже, подходил конец, ее тело и ноги затекли от сидения целый день в тряской карете.
– Если вы собираетесь убить меня, – дружелюбно начал Рейф, – вы могли бы сообщить, куда мы направляемся.
– Рейф, – прошептала она, глядя на его профиль, – перестаньте напоминать ему об этом.
– Нет, он совершенно прав, дорогуша, – возразил Чарлз. – Все равно вы бы сами скоро вычислили. Мы едем в Гретна-Грин, где сможем пожениться.
Она устремила на него пристальный взгляд.
– Я не собираюсь выходить за вас замуж – ни в Шотландии, ни где-то еще. Поэтому можете прямо сейчас остановить карету и выпустить нас.
– Мэдди, Мэдди, Мэдди, – произнес Данфри, качая головой. – Пожалуйста, поймите меня. Я получил пять тысяч фунтов, чтобы увезти вас из Лондона. И у меня будет дополнительная сумма, когда вы станете моей. Если эта перспектива слишком неприятна, я ограничусь первоначальной суммой и закопаю вас в той же дыре, что и Бэнкрофта.
– Похищение – это одно, – сказала Мэдди, пытаясь заставить голос звучать твердо и уверенно. – Убийство – совсем другое. Думаю, вы понимаете это. Вы назначаете цену вашей собственной жизни, так же как и наших.
– Благодарю за непрошеные крупицы мудрости, дорогуша, но отдайте и мне должное. – Последние двадцать минут он выглядывал в окно, отодвигая занавеску свободной рукой. – Рэндольф! – громко позвал он. – Восточная дорога, пожалуйста.
– Да, мистер Данфри, я вижу ее.
Данфри снова откинулся на сиденье, но пистолет был по-прежнему направлен на Мэдди. Она поняла, что это был трюк – помешать Рейфу спасти ее или сбежать, но ей хотелось, чтобы Чарлз перестал смотреть так, словно идея застрелить ее ничуть не беспокоила его.