Покоренный "атаман"
Шрифт:
Они работали много месяцев, бывали вместе в кино, театре, гуляли не однажды вечером по главной степнянской улице, но, как и в первые дни знакомства, называли друг друга на «вы».
Костя, несмотря на свою внешнюю замкнутость, временами говорил горячо и даже руками жестикулировал.
— Мы, конструкторы, по сути и природе своей должны стремиться к вершинам — не тем, которые перед глазами, до которых рукой подать, а к вершинам доступным и недосягаемым для всех других. Перспектива создания машины на сверхчистых проводниках заманчива. Ведь от этого «память» ее станет сильнее в двадцать–тридцать раз!..
Самарин
Петя Бритько часто спрашивал москвича:
— Скажите, Константин Иванович, а во сколько раз увеличится скорость прохождения сигналов на дозиметр, если вам удастся привить машине сверхчистые проводники?
— Пожалуй, в шестнадцать–восемнадцать.
— Ба-а! — вскрикивал Бритько. — Так это что же тогда получится?.. Братцы, так ведь наш СД-1 не советчиком диспетчера будет, а настоящим капитаном!.. Он поведет по лавам десятки угольных стругов. По всему горизонту пласта, точно по линейке, протянутся шахты. Их будет двенадцать или пятнадцать. И ни одного человека под землей! СД-1-машина с гигантской памятью, с фантастической способностью фиксировать в своем «уме» миллионы значений и понятий!..
— Тебе бы, Петро, поэтом быть, а не техником, — мягко урезонивал его Самарин.
Пивень временами уезжал в Москву, изредка присылал письма, просил подробно рассказывать, как идут дела с машиной, но потом снова являлся в Степнянск и продолжал испытания своих проводников. Иногда с ним приезжали специалисты–электроники — тогда в институте настораживались: «И что там такое делает Самарин?..»
Может быть, москвичи и побудили Каирова пригласить Самарина к себе в лабораторию?..
Андрей уходил из бригады, но не прощался со своими друзьями. Он был уверен, что как раз теперь–то ему и его друзьям предстоит настоящая работа.
2
В институт Самарин пришел в девятом часу. Долго ходил по коридорам, читал таблички на дверях — названия отделов, секторов, лабораторий. Андрей явился на работу, как на праздник: он был в новом коричневом костюме, чисто выбрит, подстрижен. С волнением переступил черту, разделяющую главный корпус с левым крылом здания. Здесь, в лаборатории шахтной автоматики, ему предстояло работать. Как знать, может быть, пройдет несколько лет, и он станет таким же уважаемым человеком в науке, как, скажем, вот эта… «Старший научный сотрудник И. М. Пришельцева» или этот… «Заместитель начальника лаборатории Л. Г. Папиашвили».
Перед дверью Папиашвили Самарин остановился. Вспомнил недавнюю стычку с ним. Папиашвили пришел в экспериментальный цех и потребовал у старшего мастера техническую документацию самаринского АКУ. Ему, дескать, Папиашвили, нужно для отчета.
— АКУ давно внедрен, слава богу, работает хорошо, — сказал мастер. Лаборатория тут ни при чем.
Леон Георгиевич не стал спорить, но велел позвать Самарина. И тут у них произошел неприятный разговор.
— Я полагаю, ваш АКУ, — вежливо заговорил Папиашвили, — имеет прямое отношение к автоматизации шахт. Значит, лаборатория шахтной автоматики и вы, товарищ Самарин, решают одни и те же задачи. И нам известно, что вы охотно пользуетесь трудами
Папиашвили говорил спокойно, но его черные выпуклые глаза метали холодные искры. Несоразмерно большая голова, приплюснутое со стороны щек лицо — каждая складка обнаруживала нервозность и неприязнь. Только губы, сухие и бескровные, то и дело расползались в улыбку, но и улыбка его была такой же холодной, как и глаза.
— Очевидно, тут вышло недоразумение, Леон Георгиевич, я не знаю трудов вашей лаборатории, а потому и не мог ими пользоваться.
— Возможно, голубчик, возможно, я неправильно проинформирован. Мы не собираемся вас обвинять, но и вы, и мы — работники одного института; вам, надо полагать, тоже не безразлична репутация нашей фирмы.
— Что же от меня требуется? — Техническая документация прибора. АКУ хоть и внедрен на шахтах, но он еще несовершенен, над ним надо работать — тут вам без помощи лаборатории не обойтись.
Самарин не удивился: разумеется, его прибор далек от совершенства, Андрей и сам знает многие недостатки АКУ. Вот только почему уже созданным прибором занялась лаборатория автоматики — этого он не понимал. Не мог он знать о речи, которую директор института Николай Васильевич Шатилов произнес на последнем заседании ученого совета. А говорил он буквально следующее:
— Пойдите в цех и посмотрите, что делает там Самарин. Нет–нет, вы пойдите и посмотрите, какие чудеса творит этот слесарь!..
Тут из зала подсказали:
— Он бригадир электроников!
— Вот–вот, бригадир, — подхватил директор. — Нынче не поймешь: где слесарь, где бригадир, а где инженер. Иной столько званий нахватал, что и не перечислишь, а толку с гулькин нос. Другой всю жизнь в тени ходит — фамилию не запомнишь, а дело делает.
Шатилов любил опрощать свою речь, набрасывать на себя маску добродушного мужичка. Он даже голос как–то ловко подделывал под наивного селянина. Однако каждый, кто знал директора, за его словом слышал ядовитый и вполне определенный намек. Говоря о Самарине, директор кидал быстрые взгляды в сторону Каирова. И члены совета вслед за ним взглядывали на Бориса Ильича.
Шатилов еще сказал:
— Он, этот самый бригадир–то, важный приборчик изобрел и внедрил на шахтах. Хороший приборчик, довольны им горняки. А ведь Самарин не в тресте столовых и ресторанов работает, он наш человек, институтский. Выходит, и приборчик сделан не на кондитерской фабрике, а у нас, в институте. Он и электронно–вычислительную машину сделает! А мы будем ушами хлопать и, может быть, не все догадаемся, что и эта новая машина в институте сделана.
Каиров тут встал и перебил директора:
— Николай Васильевич! Я уже все продумал. Все будет учтено и сделано.
— Вот и ладно, — закивал головой директор.
Не знал тогда Самарин, что Папиашвили явился к нему сразу же после ученого совета.
— У меня нет чертежей, — сказал Андрей, — я их отослал в Центральное бюро по изобретательству.
Улыбка стаяла с лица Папиашвили, на Самарина сыпались одни холодные искры. Андрей попросил извинения и склонился над рабочим столом. С тех пор Самарин избегал Папиашвили — этого стройного молодца, всегда одетого ярко и по моде. А теперь — извольте: Папиашвили — его начальник!..