Покоритель джунглей
Шрифт:
— Что с Тамби? — удивленно спросил погонщик. — Я никогда не видел его в таком возбужденном состоянии.
— Не беспокойся! — ответил факир. — Мы находимся в самой чаще леса, и ветер время от времени доносит до него запах хищников. Не стоит отвлекаться от наших занятий.
Замечания Утсары показались вполне резонными, и трое мужчин вернулись к приготовлению обеда: один разжигал огонь, второй промывал рис, третий толок на камне с помощью гранитной скалки зерна кориандра, корни куркумы, шафран, перец и мякоть кокосового ореха, которые и придают кэрри аромат.
Видя, что путешественники не обращают внимания на его крики, слон тоже решил заняться едой.
С аппетитом пообедав, все трое растянулись на циновках, чтобы поспать, не теряя при этом из виду хаудах, где находилось драгоценное послание. Погонщик и Утсара быстро заснули, но сторожу не спалось. Крики слона, не сводившего глаз с леса, встревожили его, и он невольно спрашивал себя, не таится ли поблизости опасность, которой его спутники напрасно пренебрегают. Поначалу он никак не мог сомкнуть глаз, но мало-помалу им овладела дремота, вызванная пищеварением, и он уже собирался заснуть, как вдруг шагах в двадцати от хаудаха заметил большой, густой куст, на который прежде не обратил внимания. Сторож снова закрыл глаза, вздохнул, погружаясь в сон, как над ухом у него запел комар. Он отогнал его рукой и невольно вновь бросил взгляд на куст. Под влиянием дремоты ему показалось, что куст сдвинулся с места и был теперь ближе к нему.
«Да спасет меня Шива! — подумал сторож, невольно вздрогнув. — Что за странный лес, где кусты передвигаются сами! Все, надо спать, я слишком устал». И он закрыл глаза, твердо решив больше не открывать их. Но им овладело непреодолимое чувство страха, и сторож никак не мог избавиться от него.
Потихоньку-потихоньку, словно ему было стыдно сдаваться, он приподнял веки, решив посмотреть на куст сквозь ресницы, и едва не закричал от изумления и испуга. Куст находился теперь так близко к хаудаху, что касался его. Бледный от ужаса Дислад-Хамед протянул было руку, чтобы разбудить своего товарища, точнее, своего хозяина Утсару, как внезапно здоровенный туземец, голый и черный, выскочил из-за куста с огромным кинжалом в руке. Приложив палец к губам, он сделал сторожу знак молчать, не то!.. Второй жест туземца, когда тот коснулся рукой груди, сторож понял как угрозу вонзить ему в сердце страшный кинжал.
Бедняга сообразил, что будет убит прежде, чем его спутники успеют проснуться. Так как от него требовали только молчания, он остался лежать неподвижно, в полном оцепенении.
Призрак, видимо, был доволен его послушанием, ибо, не теряя времени, наклонился над хаудахом, протянул руку, схватил конверт и исчез за кустом, который принялся отступать бесшумно, с поразительной быстротой и вскоре скрылся в соседней чаще.
Прошло примерно полчаса, сторож, не видя и не слыша ничего подозрительного, решился наконец заснуть, немного успокоившись. Но отдых его длился недолго. Ему снились самые невероятные сны, в которых смешались события последних дней, он снова пережил все случившееся с ним и наконец проснулся, задыхаясь, в холодном поту. Его товарищи еще спали, он решил умолчать о краже письма, чтобы избежать упреков, ибо понимал, как велика была его вина. Будучи не в силах совладать со страхом, приковавшим его к циновке, сторож мог, однако, ничем не рискуя, разбудить и предупредить Утсару в тот момент, когда загадочный куст начал удаляться от хаудаха. Факир бросился бы в погоню за похитителем и, конечно, догнал бы его с помощью Тамби, ибо, как известно, слоны соперничают в скорости с самой быстрой лошадью.
Поэтому Хамед предпочел промолчать. Не найдя письма, факир не мог никого обвинить и, естественно, пришел бы к выводу, что оно потерялось в дороге.
Между тем пропажа письма имела исключительно важные последствия. Как только послание оказалось в руках Кишнайи, он велел немедленно перевести его, ибо оно было написано по-французски. К счастью, Покоритель джунглей не поставил свою подпись, и ничто не выдавало его авторства. Напротив, учитывая, что письмо могло быть потеряно, он просто рекомендовал временному правительству Утсару как человека, на которого можно положиться, представив его как посланца браматмы. Исключительно важна была только последняя фраза, она гласила: «Полковник, командующий полком морской пехоты, на нашей стороне, вы можете открыться ему».
Кишнайя немедленно сообщил о содержании письма сэру Джону Лоуренсу, который без промедления напрямую телеграфировал английскому послу в Париж, учитывая срочность дела. Тот, бросив все, отправился к министру иностранных дел, вручил ему телеграмму, присовокупив необходимые пояснения. Провожая его, министр сказал:
— Сейчас девять утра, заседание совета министров начинается в десять, я доложу обо всем. В одиннадцать часов депеша будет послана в Индию, даю вам честное слово.
Скоро мы увидим, какое влияние на ход событий и выполнение столь хорошо задуманных Сердаром планов оказала трусость Дислад-Хамеда.
Утсара, проснувшись, ничего не заподозрил, ему и в голову не пришло проверить, находится ли письмо в кожаном кармане хаудаха. В четыре часа погонщик свистом подозвал Тамби, на слона вновь нагрузили поклажу, и трое мужчин, после того как спала жара, отправились в путь.
Через шесть дней без всяких происшествий они прибыли в столицу французских владений в Индии.
Глава V
Пондишери. — Бал. — Удивительные депеши. — Западня. — Шах и мат.
Мы не знаем города более милого и очаровательного, чем Пондишери, который преспокойно греется на солнышке на Коромандельском берегу. С разноцветными домами, украшенными верандами и окруженными чудными садами, с широкими, просторными и чистыми улицами, с тенистой Правительственной площадью, бульваром Шаброля, усаженным большими цветущими деревьями, к которому подкатывают величественные волны Индийского океана, с живописным и оживленным базаром, с туземными кварталами, опоясывающими город с севера до юга огромной зеленой лентой, с чистейшими фонтанами и аллеями для прогулок, Пондишери, несомненно, самый прелестный город на востоке Индии. Великолепно построенные дома выкрашены в нежные, мягкие цвета, которые замечательно сочетаются с небесной лазурью, по типу архитектуры они напоминают дворцы. Невозможно смотреть на этот город без восхищения, нельзя жить в нем, не любя его, невозможно покинуть его без желания вернуться и поселиться в нем навеки.
В этот вечер губернатор Пондишери давал бал. На веранде, украшенной пальмами, лимонными и апельсиновыми деревьями, ползучими лианами, обвивавшимися вокруг колонн, звучала музыка. В бальном зале царило необычное оживление. Временно исполняющий обязанности губернатора г-н де Марси крайне любезно встречал каждого вновь прибывшего, и приглашенные, поприветствовав его, присоединялись к различным группам — танцоров, игроков, беседующих, в зависимости от своих интересов.
Хотя г-н де Марси, казалось, охотно исполнял свои обязанности, порой нахмуренные вдруг брови, резкое движение губ указывали на то, что он спешит избавиться от пыток, причиняемых ему этикетом, и воспользоваться той же свободой, которую он предоставлял приглашенным, свободой поступать по своему усмотрению.
Только около одиннадцати часов вечера, согласно тираническим обычаям, он мог уже не ждать опоздавших, а те, ‘в свою очередь, могли не представляться ему, а прямо пройти в гостиные. Обычно в окружении двух-трех близких людей де Марси беседовал о местных делах, городских слухах, новостях из Европы, проявляя себя как превосходный собеседник и блестящий светский человек, который никогда не даст ослабнуть разговору. В этот вечер, хотя губернатор всячески старался справиться с собой, он слушал собеседников рассеянно, отделываясь односложными ответами, часто невпопад. Генеральному прокурору и казначею стало ясно, что он чем-то серьезно озабочен. Они больше не пытались отвлечь де Марси от его мыслей, а просто составляли ему компанию.