Покоритель джунглей
Шрифт:
На этой земле, где деспотичные завоеватели в течение веков сменяли друг друга, бывшие раджи, боясь пасть жертвой заговора, опасаясь удара кинжалом со стороны охраны, друзей, близких, не нашли иного способа избавиться от осаждавших их страхов, как устраивая в своих дворцах всевозможные укрытия и потайные ходы, известные только им. Знайте же, что в каждом из этих убежищ есть три, а то и четыре хода и выхода. Предатель Кишнайя, обманом захвативший власть, тем не менее смог узнать только те из них, которые ему указали факиры, состоявшие при совете Семи. Он не знает, что в каждое подземелье ведут по меньшей мере два раздельных хода. Замуровав вход в эту адскую темницу, он решил, что покончил с нами. Но здесь есть еще несколько потайных коридоров, которыми пользовались палачи, наслаждаясь криками и жалобами своих жертв, подслушивая секреты, которыми те обменивались между собой, умирая от одиночества и голода… Следуйте за мной, через несколько минут мы выйдем отсюда.
Несмотря на темноту, браматма уверенным шагом направился в сторону, противоположную той, где сторож и Утсара нашли вентиляционную отдушину. Он нажал рукой на часть стены, она сдвинулась в сторону и открыла проход, куда через бойницу просачивался слабый свет, вполне, впрочем, достаточный, чтобы пройти по узкому коридору. Арджуна шел впереди, легко справляясь с различными секретными механизмами, попадавшимися по пути. Достаточно было взглянуть на то, как уверенно он действовал, чтобы понять, с каким совершенством был составлен план потайных ходов таинственного здания, передававшийся от браматмы к браматме. Наконец Арджуна привел Спутников в большой круглый зал, находившийся на верху внутренней башни, совершенно скрытой стенами дворца. Этот зал, великолепно освещавшийся через крышу, оставался в том же состоянии, как во времена Дара-Адил-шаха: широкий диван шел вокруг всей стены, посередине стоял большой лакированный стол из сандалового дерева, на крышке которого инкрустациями из слоновой кости и эбенового дерева были сделаны шахматные доски, всего их было девять. Сюда Адил-шах удалялся с фаворитами, чтобы отвлечься от государственных дел.
— Вот прекрасный зал для совета, — сказал Арджуна, — и, несмотря на указ, запрещающий общество Духов вод, мы покажем нашим врагам, что оно, как прежде, могущественно и грозно.
Когда факиры и стражники удалились в помещение, указанное им Арджуной, по предложению последнего высший совет Семи немедленно открыл заседание с тем, чтобы принять неотложные меры, необходимые в сложившейся тяжелой ситуации.
Согласно решениям, принятым на общем собрании жемедаров, совет отдал новые распоряжения, подтвердившие назначенную прежде дату восстания. В тот же день сэр Джон Лоуренс, на которого падала ответственность за бесчеловечные и жестокие приказы, Хейвлок, отличившийся кровавыми экзекуциями, и пять высших чиновников, помогавших вице-королю проводить репрессии, должны были пасть под ударами кинжала правосудия. Мир должен был узнать об их смерти одновременно с известием о новом восстании в Индии, взявшейся за оружие, чтобы отомстить за своих мертвых и завоевать независимость.
Был также положительно решен вопрос о том, должен ли вице-король предстать перед судом совета Семи. В отсутствие Утсары — в момент ареста браматма не мог объяснить себе его исчезновение — передать уведомление вице-королю было поручено Судазе, который привел в исполнение приговор над Уотсоном, проявив при этом чудеса ловкости.
Решив все неотложные дела, браматма, пожелавший остаться один, предложил членам совета пойти отдохнуть. Большинство из них были люди в возрасте, они изнемогали от усталости и волнений, пережитых за прошедшую ночь. При этих словах браматмы члены совета, улыбнувшись, переглянулись: Арджуна говорил так, словно находился у себя во дворце. Они и не мечтали ни о чем другом, как только об отдыхе, единственное, чего им не хватало, — места, куда они могли бы удалиться. Арджуна угадал их мысли и улыбнулся в ответ. Он открыл нечто вроде стенного шкафа, где еще хранились принадлежавшие радже шахматные фигуры, сработала пружина, задняя стенка с полочками отошла в сторону, и Семеро увидели маленькую винтовую лестницу.
— На каждом этаже, — сказал Арджуна, — есть зал, подобный тому, где мы находимся, но разделенный на четыре спальни с широкими диванами. Комнаты темные, ибо башня построена в месте пересечения четырех внутренних стен, поэтому только зал верхнего этажа освещается через большой, венчающий его купол. Но зато вы сможете хорошенько выспаться и спокойно отдохнуть, ибо никакого сообщения с нижней частью дворца не существует, и пройти к вам можно только через этот зал.
Семеро, поклонившись, удалились, и браматма остался один.
— Наконец-то! — пробормотал он. — Скоро настанет день, когда я смогу осуществить дело всей моей жизни. Юг Индостана поднимется в едином порыве во главе с раджами, которых я привлек на свою сторону, а север, хотя и израненный, истекающий кровью, по призыву Нана-Сахиба с прежней страстью включится в борьбу. Полк морской пехоты в Пондишери, которым командует мой друг, позволит нам обеспечить наши туземные войска командным составом. «Диана», «Раджа» и четыре корабля Ковинда-Шетти прибыли в Гоа, до отказа нагруженные пушками, ружьями последнего образца и боеприпасами. Через две недели мы двинем на англичан два миллиона человек, хорошо вооруженных, с опытными командирами, и с британским владычеством в Индии будет покончено… Теперь я оправдан, но не могу забыть, что двадцать лет тому назад, выдвинув против меня ложные обвинения, англичане разбили мою жизнь. Я ненавижу их не только по личным мотивам, но и как француз, ибо на протяжении веков Англия пользовалась каждым удобным случаем, чтобы разорить Францию, похищая одно за другим лучшие украшения ее колониальной короны… Теперь я лишу ее Индии! Ах, сердце мое переполнено невыразимой радостью, все идет как нельзя лучше, я отплачу за все мои страдания. О, сэр Джон Лоуренс, ты считаешь, что я преспокойно наслаждаюсь отпуском во Франции! Я же попросил его только для того, чтобы у меня были полностью развязаны руки, чтобы не принимать участия в заговоре в качестве губернатора Пондишери… Горьким будет твое пробуждение, и ты не представляешь, сколь близок час расплаты за твои преступления…
Подумать только, если бы мне не пришла в голову мысль воспользоваться необычным сходством между мной и Арджуной и просить его позволения председательствовать на последнем собрании жемедаров, чтобы самому убедиться в настроении членов общества, все мои усилия пошли бы прахом из-за дерзости и хитрости проклятого Кишнайи! К счастью, я переписывался только с Арджуной, иначе все мои тайны, все мои планы стали бы известны этому негодяю. Но его недостойное обращение с браматмой, явное желание избавиться от него привели к тому, что Арджуна стал недоверчив и скрытен. Кроме часа восстания, утаить который было невозможно, Кишнайя ничего не знает ни о наших союзниках, ни о наших реальных силах, ни даже о том, что я нахожусь в Индии. Теперь он беззащитен перед нами, ибо слишком доверился толщине стен и плит над нашей головой. Я сыграл рискованно, допустив наш арест, которого можно было бы избежать, но бывают минуты, когда храбрость полезнее осторожности. Это был единственный способ обмануть наших врагов и усыпить их бдительность. Иначе нам пришлось бы вступить в борьбу, не закончив все приготовления. Нам нужно еще две недели, чтобы вооружить наших людей. В это время Кишнайя отправится в Нухурмур, где Барбассон все приготовил для его встречи. Вице-король будет терпеливо ждать поимки Нана-Сахиба, в которой он теперь уверен.
Пока браматма разговаривал так сам с собой вполголоса, анализируя ситуацию в мельчайших подробностях, чтобы убедиться, что им приняты все меры предосторожности и его планы не могут сорваться, Анандраен неспешно вошел в зал и встал позади кресла мнимого Арджуны, несколько раз едва не выдав себя от волнения.
Покоритель джунглей, подперев голову руками, на несколько минут глубоко задумался, а затем продолжал:
— Я так ловко сыграл свою роль, что никто не узнал меня, за исключением Анандраена. Милый друг! Моя уклончивость, я уверен, заставила его страдать. То, как тщательно я избегал прямых ответов на его вопросы, убедило его в том, что он не ошибся. Мое нежелание открыться ему должно было причинить Анандраену настоящую боль. Но он должен понять, что я не мог вести себя иначе в присутствии факиров и стражников, я не хочу открывать свое инкогнито даже членам совета, ибо тайна, известная многим, перестает быть тайной… Что до Анандраена, я не стану более таиться от него, мое молчание может ранить нашу старую дружбу. Сегодня же вечером я все расскажу ему…
— Тогда ты простишь мне мою нескромность, — сказал Анандраен, не сдерживая больше душившее его волнение.
— Ты здесь! — воскликнул пораженный Покоритель джунглей, обернувшись.
— За двадцать лет ничто не омрачило нашей привязанности друг к другу, поэтому я пришел сюда не для того, чтобы подслушивать твои мысли… Я узнал тебя прежде всего потому, что ты избегал прямо отвечать на мои вопросы. А потом, видишь ли, старого друга не так-то легко обмануть. Увидев тебя на собрании жемедаров, несмотря на твою туземную одежду, темный цвет лица, намазанного куркумой, душой и сердцем я понял, что это ты… Я напрасно пытался заснуть и решил прийти к тебе и сказать: Сердар, я узнал тебя! Зачем же ты скрываешься от старого товарища?
— И я бы ответил тебе: да, это я, и у меня нет секретов от самого преданного, самого давнего моего друга. Ты был первым, с кем я познакомился, прибыв в Индию, Анандраен.
— Значит, ты прощаешь меня?
— Да разве в этом есть нужда!
— Какое счастье снова увидеть тебя!
И оба обменялись крепким рукопожатием.
— Что ты слышал? — спросил Сердар.
— Все или почти все.
— Ты одобряешь меня?
— Полностью!
— Как, по-твоему, я сыграл свою роль?