Покушение Аллисы
Шрифт:
— Нет уж, — отрезал я, — сдохнет механик — хоть зверюшку выходим.
Но механик сдыхать вовсе не собирался. Зато через какое-то время неожиданно гигнулся лотос. Мы нашли его трупик под кроватью, на которой лежал в отключке Голубой. А еще через минуту и сам он заморгал глазами и посмотрел на нас.
— Демоны, — сказал он шепотом, — зверей редких натравливаете. Что сделал я вам, цари вы ироды? Не буду вам больше ничего чинить, попляшете!
— Будешь, — злобно сказал я, баюкая мертвенькое тельце лотоса, — за то, что зверька сгноил.
— Ваш зверь сам меня заел! — оскорбился Голубой. — Я, между прочим, ему в рожу не прыгал! И в пасть ничего не совал, прости господи, пакость какая! Тьфу! Тьфу! Как будто жабу слопал. А кстати! Что у нас есть поесть?
За обедом механик наворачивал так, что будь здоров! Можейка два раза бегал за добавкой.
— Перестань, — увещевал кок Голубого. — Тебе плохо будет.
— Вероятно, — скрежетал вилкой по тарелке механик. — Пускай мне будет плохо, но это уж потом! Ох! Охохонюшки! — внезапно он схватился за живот, и его скрючило. — Трудно жить Афонюшке!
— Его что, Афанасий зовут? — шепотом спросил я у капитана.
— Я тебе что — факир? — вопросом на вопрос ответил капитан. — Откуда я знаю? Надо будет в досье посмотреть…
Тем временем с механиком случилось страшное. Его выгнуло, раскорячило, потом приподняло и шлепнуло. Затем он взметнулся со стула, подобно кобре, выскакивающей оттуда, откуда обычно выскакивают кобры, потом он плюхнулся обратно на стул и перегнулся через спинку. Потом вновь свалился на пол и сделал мостик, шпагат и «пистолетик». Пребываючи в последней неудобной позе, его и стошнило. Потом еще раз. И еще потом…
И вот как раз в третий раз изо рта Голубого вместе с Можейковой запеканкой по-пацакски выскочило чудо чудное, диво дивное — костяная тварь на ножках. Она оскалила на нас пасть (из которой вылезла еще одна пасть), заверещала омерзительно и попыталась улизнуть. Но не тут-то было — Полозков был начеку, и его ловкая рука ударила по кнопке, отворяющий главный люк, ведущий в открытое мировое пространство. Мы еле успели ухватиться за различные предметы мебели, привинченные к полу. Тварь же не знала, какие предметы мебели привинчены, а какие — нет. Поэтому она бестолково схватилась за непривинченный табурет и вместе с ним была утащена в глубокий космос. Капитан вновь стукнул по кнопке, люк закрылся, и мы попадали на пол, тяжело дыша. Отдышавшись, мы сообразили, что весь пол — в произведениях Голубого. Поэтому мы, отталкивая друг друга, побежали в душ. Где и вспомнили, что он не работает. Быстрее всех сообразили мы с капитаном — отлягавшись от остальных, мы закрылись в санузле и принялись мыться, поливая друг друга из лейки.
— Кстати леечка пришлась, — фыркал, как морж, Полозков. — Откуда взялась только?
— Это Можейкина, он у себя в каюте оранжерею развел.
— А зачем, — спрашивал я позже Полозкова, когда он отчаянно драил мне спину мочалкой, — ты выбросил мою наверняка очень редкую неведому зверюшку? Мы бы ее поймали, вырастили бы, выучили. Она бы нам поплясала бы…
— Она бы тебе поплясала, ага, — кивнул капитан. — Знаю я эту зверюшку. С ней связана не одна неприятная история.
— А сколько?
— Четыре, — отрезал Полозков, причесываясь перед зеркалом и не обращая внимания на вопли, несущиеся из коридора и обещания распылить на атомы, если не вылезем сейчас же. — Знать надо космические байки и городские легенды.
— А сам-то! — поддел его я, растираясь полотенцем. — Смотрите, лотос, лотос! Хватайте его! У нас такого нет! Галгамет ты, а не собиратель редкостей! Спишем же тебя на берег за некомпетентность!
— Про зверя знал, про лотос — нет, — хмуро сказал капитан. — Но мне простительно, я человек южный, из Нежина. А тебе должно быть стыдно — профессор, даже, помнится, космобиолог, а такие дыры в образовании!
— Так просвети! — возопил я, но, как ни пытался, мне не удалось выяснить подробности про хищного зверя с несколькими пастями у коварного капитана, даже через некоторое время, когда мы уже отбили наскок из коридора и вымылись вторично. Надо будет, действительно, попозже засесть за учебники и пополнить багаж знаний. И все же лотос было немножечко жаль.
Глава 12. Очень одинокий ананас
— Значит, летим к системе Занозы? — спросил однажды утром не вполне проснувшегося меня Полозков.
— Нет. Сначала заглянем на Шушеру, — покачал головой я.
— Какую еще Шушеру?
— Планетка такая. Мне, помнится, птичка на хвосте принесла весть о том, что там живет чьезвычайно едкий звеик по имени склипдасс. Может, удастся купить?
— А вдруг эти склипдассы родственниками не торгуют? — влезла в разговор Аллиса.
— Давайте не будем гадать, — сухо ответил я, и мы весело полетели на Шушеру.
Приземлялись мы ночью, что было нам весьма на руку — ежели чего, мы могли бы аккуратно поймать склипдасса и тихо улететь, никого не разбудив. Я дал указание Аллисе нарядиться перед вылазкой в костюм ниндзя, а сам пошел покормить зверей.
Звери кормиться отнюдь не горели желанием. К примеру, трендун разорался, что ему не дают вкусненьких фисташек и заставляют есть чрезвычайно твердый фундук. На это профессор Зелезнев милостиво сообщил, что ежели попугай, который редок только тем, что имеет две ужасно болтливые головы, не хочет есть, то он не будет есть. И демонстративно унес фундук. Ужасные вопли трендуна заставили светоча науки сменить гнев на милость. Только орехи он не поставил в тарелочке на пол клетки, а пошвырял по одному в поганого строптивца.
За этаким весельем и прошел, собственно, вечер. Голубой и Можейка вымыли ноги и легли спать, Полозков, не заглушив двигателей, остался на мостике. Наступила глухая ночь — как раз для грабежа и разбоя. Еще через несколько часов «Беллерофонт» тихо и практически бесшумно опустился на поверхность Шушеры. Правда, когда я выбрался на землю, оказалось, что одна из ног нашего звездолета задавила насмерть маленькое существо — что-то вроде белого пуделя. Благо, что несчастное животное не успело и гавкнуть, а значит, и призвать на помощь злющего шушеринского сторожа — а я не сомневался, что таковых на данной планете имеется в избытке. Как и на любой другой, собственно.