Покушение на шедевр
Шрифт:
На следующий день после возвращения Пауэрскорта и его встречи с Эдмундом Декурси Джонни Фицджеральд, никогда не любивший рано вставать, сидел за поздним завтраком на Маркем-сквер. Слушая рассказ Пауэрскорта о его корсиканских приключениях, Джонни расправлялся с яичницей, щедро сдобренной беконом и грибами.
— И вы поверили этой истории о Побеге Предателя? — спросил он у леди Люси.
— Не знаю, поверила я или нет, — ответила леди Люси, грызя кусочек тоста с маслом. — Честно, не знаю.
— Если это неправда, — сказал Джонни, прожевав очередную порцию яичницы, — вывод может быть только один.
— Какой? — спросил Пауэрскорт, хмуро просматривая газету
— Такой, что Эдмунд Декурси или те, кто на него работает, и есть убийцы. Они прячут где-то художника, производителя фальшивых Тицианов и Джорджоне для этой выставки на Олд-Бонд-стрит. До них доходят слухи о том, что Кристофер Монтегю вот-вот опубликует свою разоблачительную статью. Тогда они избавляются от Монтегю, но потом узнают, что и его друг в Оксфорде, скорее всего, знаком с содержанием статьи. Его тоже отправляют на свидание с Творцом. Затем, как гром среди ясного неба, на Корсике объявляетесь вы двое и начинаете задавать вопросы о художниках, изготовляющих фальшивки, и тому подобных вещах. Единственное место, где вас можно убить без особенного риска, — этот самый растреклятый остров. И они берутся за винтовки. Вы уцелели чудом. Наверное, они так привыкли стрелять из засады по диким кабанам, что с людьми у них дело не ладится. Но тут все как на ладони! Видимо, Декурси получил телеграмму от того человека, который так понравился леди Люси, — от полицейского из Кальви. И послал ему ответ с Олд-Бонд-стрит. Убрать Пауэрскортов. После этого можно будет вновь спокойно фабриковать подделки и наживаться на американских миллионерах.
Джонни откинулся на спинку стула с торжествующей улыбкой.
— Думаю, я заслужил добавку бекона, — заметил он и потянулся к стоящему перед ним блюду. — Трудное это дело — раскрывать с утра преступления. Сразу аппетит разгорается.
Пауэрскорт оторвал взгляд от драматического отчета об осаде Кимберли — буры окружили Сесила Родса и его алмазы. Интересно, подумал он, что сделают буры, если возьмут Родса в плен. Потребуют за него выкуп? Алмазами?
— Хотел бы я с тобой согласиться, Джонни, — сказал он. — Я тоже не знаю, верить ли этой истории про Побег Предателя. Но вся картина кажется мне слишком уж очевидной. Мы едем навестить миссис Декурси и ее чахнущих в глуши дочерей. Возница исчезает. Такое случается каждый день, говорят нам. Но едва мы делаем два шага за порог, как от утесов начинают отскакивать пули. Тот, кто убил Монтегю, был довольно хитер. Мы до сих пор не знаем, чья это работа. То же относится и к убийце Томаса Дженкинса. Это прямо-таки человек-невидимка! Но если бы с нами разделались на дороге в Ареньо, все было бы чересчур очевидно.
— Ты не усложняешь, Фрэнсис? — спросила леди Люси. — То, что выглядит очевидным, не обязательно не соответствует истине.
Пауэрскорт усмехнулся.
— Может быть. Но мы должны кое-что сделать, — продолжал он, складывая газету в аккуратный прямоугольник. — Нужно отыскать одну молодую женщину, Алису Бридж. Она приходила с Кристофером Монтегю на Венецианскую выставку. У тебя есть какие-нибудь мысли по этому поводу, Люси?
Леди Люси улыбнулась ослепительной улыбкой.
— Я опрошу своих родственников, Фрэнсис. Всех до последнего, если понадобится. Видишь, они тоже могут пригодиться.
Пауэрскорт рассмеялся.
— Это камень в мой огород, Люси, и весьма увесистый. — Вдруг он оборвал сам себя. Какая-то смутная мысль не давала ему покоя. Он чувствовал, что это может оказаться важным. Его взгляд остановился на шторах, за которыми он недавно нашел Оливию. Прятки — что-то они ему напоминают… Джонни Фицджеральд и леди Люси уставились на него, гадая, о чем он задумался: то ли перенесся мыслями в Южную Африку, то ли вернулся на Корсику. — Есть, — внезапно сказал Пауэрскорт, выйдя из забытья. Он был отнюдь не за границей, а всего лишь в какой-нибудь полумиле от дома, в Галерее Декурси и Пайпера на Олд-Бонд-стрит. — Вчера Декурси мне кое-что сказал, — пояснил он и сделал паузу, припоминая точные слова торговца.
— Эй, очнись, — позвал его Фицджеральд, привычный к таким погружениям в транс. Иногда для возвращения его друга на землю требовалось раздражающе долгое время.
— Это было, когда я заговорил об их фамильном особняке в Норфолке, — продолжал Пауэрскорт, не заметив вмешательства Джонни. — Я спросил: «Кажется, там никто не живет?» А он, если не ошибаюсь, ответил так: «Да, никто. Там сейчас никого. Ни единой живой души. Дом абсолютно пуст».
— Ну и что? — спросила леди Люси.
— Как что? — Пауэрскорт был искренне удивлен тем, что его слушатели ничего не поняли. — Он четырежды сказал одно и то же. Никто. Никого. Ни единой живой души. Дом абсолютно пуст. Зачем говорить это целых четыре раза? Он словно хотел, чтобы у меня не осталось никаких сомнений.
— Понятно, — сказал Джонни Фицджеральд. — Ты считаешь, что его дом вовсе не пуст?
— И что внутри, — подхватила леди Люси, — возможно, находится некто с большим количеством старинных картин, присланных с Корсики, и этот некто штампует подделки прямо здесь, в Англии, на севере Норфолка. Вот где прячется наш художник!
— Что ж, может быть, — кивнул Пауэрскорт. — По-моему, тебе нужно съездить туда и взглянуть на Декурси-Холл, Джонни. Осторожно, разумеется; очень осторожно. Посмотри, что там и как. А я займусь анализом сведений относительно местонахождения Алисы Бридж, которые будут поступать от родственников Люси. Если учесть, что их не одна сотня, работы мне хватит. Ну а найдешь что-нибудь интересное — сразу дай мне знать, и я к тебе присоединюсь.
— Пожалуйста, перед отъездом внимательно почитай туристическую литературу, Джонни, — сказала леди Люси. — Убедись, что в это время года в тех краях нет необычных праздников. Например, таких, которые жители отмечают стрельбой по незнакомцам. Страшно подумать, как может выглядеть восточноанглийский вариант Дня Побега Предателя.
Первое слушание по делу Хораса Алоизиуса Бакли в суде магистратов на Боу-стрит не затянулось. У судьи, пожилого и совершенно лысого, была неприятная привычка снимать очки и почти сразу же возвращать их на место. Сэр Руфус Фитч представлял своих свидетелей и опрашивал их медленно и нудно. Больше всего показаний дал старший инспектор Уилсон; в основном это были отчеты о беседах с обвиняемым, во время которых Хорас Бакли признался, что побывал в квартире Монтегю вечером в день убийства. Эдмунд Декурси и Родерик Джонстон сообщили, что виделись с Монтегю в тот же день. Миссис Бакли дала свое роковое показание по поводу галстука. Нашелся и человек, видевший обвиняемого на Бромптон-сквер примерно в тот час, когда было совершено убийство. Другие свидетели — носильщик из колледжа и почтальон — подтвердили факт присутствия Бакли в Оксфорде в день смерти Дженкинса.
Чарлз Огастес Пью вовсе не стал приглашать на первое слушание своих свидетелей. Накануне он в третий раз просмотрел материалы дела. У него не было никакого представления о том, какую линию защиты следует избрать. Чтобы не открывать своих козырей раньше времени, он решил держаться тихо вплоть до настоящего суда. Но, выслушав все показания, он убедился в том, что козырей у него в общем-то нет. Что делать, сказал он себе, у меня нет даже сильных карт вроде дам или королей. Хоть бы валет нашелся! Самая крупная карта из тех, которыми я пока располагаю, где-то на уровне тройки пик. Он принял решение при первой же возможности зайти к лорду Фрэнсису Пауэрскорту.