Покушение
Шрифт:
— Их убивают в газовых камерах, — рассказывал офицер, — а трупы сжигают в печах. Все налажено как на конвейере, по-фабричному. Число жертв на сегодняшний день достигло примерно четырех миллионов.
Черные, как ночной мрак, стены деревянного барака окружали присутствующих. Слабый свет затемненной лампы с трудом добирался до бледных лиц. Люди тяжело дышали, словно были придавлены непосильной ношей, а офицер продолжал:
— Лишь в одном из лагерей, под названием Аушвиц, ежедневно умирает несколько тысяч человек. Что касается положения на фронте, то там потери все увеличиваются. Генерал фон Тресков считает, что русские через несколько недель выйдут к границам рейха, а спустя пару месяцев будут стоять у ворот Берлина. Вот что я должен был вам доложить.
Обер-лейтенант Бар сел: больше ему нечего было добавить. Он попытался рассказать о неслыханных злодеяниях нацистов самыми простыми и понятными словами. В бараке повисло тяжкое молчание. Люди сидели не шевелясь, и никто не отважился прокомментировать доклад обер-лейтенанта.
— Каждый день тысячи людей! — с трудом вымолвила потрясенная Аннелоре.
— И каждый новый день уносит тысячи человеческих жизней, — обронил Юлиус Лебер и посмотрел на свои руки, сложенные как на молитве. — Вот что хотел сказать нам генерал-полковник Бек устами этого офицера.
— А какую цель он преследовал?
— Получить мое согласие на акцию Штауффенберга! Я дам согласие. Пора положить конец этим ужасным убийствам!
— Ну как? — спросил капитан фон Бракведе брата, когда ефрейтор Леман, сияющий от радости, удалился. — Ждешь от меня объяснений или обойдешься без них?
— Нет, не жду, — ответил Константин.
— Почему же?
— Потому что они совершенно не нужны, Фриц.
Братья взглянули друг на друга. Все еще бледное лицо младшего излучало безграничное доверие. Старший удовлетворенно отметил это, он был глубоко тронут.
Графиня Ольденбург-Квентин с облегчением улыбнулась:
— Мы в нашем ведомстве часто занимаемся делами странными и необычными. Наш отдел иногда называют мусорной свалкой Бендлерштрассе, но это лишь первое впечатление. И оно не должно ввести вас в заблуждение, хотя, в наших делах трудно разобраться.
— Попросите штурмбанфюрера Майера! — крикнул раздраженно капитан и, увидев, что лейтенант собирается встать, сказал ему: — Оставайся тут и слушай внимательно. Весьма вероятно, что кое-что бросится тебе в глаза.
Майер ворвался в кабинет, словно разъяренный бык. Потом он быстро пожал руку капитану, едва заметно поклонился графине, дружески кивнул лейтенанту, опустился на тот самый стул, который совсем недавно занимал ефрейтор Леман, и непринужденно спросил:
— Ну, в какой стадии битва? Выдадут мне наконец этого фрукта?
— А как вы представляете это на практике? — вопросом на вопрос ответил подчеркнуто услужливо фон Бракведе. — Даже если тот, о ком вы говорите, и совершил уголовно наказуемое деяние, вести расследование надлежит органам юстиции вермахта, а не гестапо.
— Уважаемый, не будем обманывать друг друга! — возразил Майер. — Ведь существуют, и вы это прекрасно знаете, определенные правила передачи…
— Сожалею, мой дорогой, но это меня не касается. Я здесь поставлен, чтобы защищать наши особые интересы, и иногда мне приходится действовать даже вопреки собственным убеждениям.
— А ну-ка давайте выкладывайте правду! — Слова Майера прозвучали довольно грозно, но лицо, как всегда, сохраняло бесстрастное выражение. — Так где же на сей раз кроется подвох?
Капитан, как бы сожалея, пожал плечами. Он настолько увлекся словесным поединком со штурмбанфюрером, что уже не замечал ни напряженно затаившую дыхания графиню Ольденбург, ни застывшего от удивления брата. Письмо, которое вручил ему ефрейтор Леман, лежало перед ним на письменном столе. Он не накрыл его служебными бумагами, и это являлось, конечно, грубой ошибкой: Майер тотчас же заметил письмо. Капитан быстро отвел взгляд в сторону, хотя это вряд ли могло помочь, и сказал:
— Мы расследовали действия ефрейтора, за которым вы гнались, и нашли у него частное послание, точнее сказать, в некотором роде любовное письмо.
Майер недовольно запыхтел:
— В таком случае пройдоха, пока с ним возились, подменил письмо. Этого нужно было ожидать. Он же отпетый негодяй! Но мне плевать на это с высокой колокольни! Я должен его получить, и баста!
— К сожалению, я не могу выдать его вам… — капитан фон Бракведе придал своему голосу самый убедительный тон, — потому что этот ефрейтор уже не относится к числу сотрудников нашего отдела. Он переведен в другое место, а куда именно — в данный момент мне неизвестно.
— Послушайте, это же свинство! Если я вас правильно понял, этот негодяй уже не в вашей власти?
— Вы поняли меня совершенно правильно.
Майер вскочил, уронив стул, на котором сидел, однако не обратил на это никакого внимания. Графиня была взволнованна, ее лицо, покрытое легким загаром, порозовело. Лейтенант Константин опять посмотрел на нее с восхищением. Капитан же сидел не шевелясь, как изваяние.
— Это ваше последнее слово, — выдавил Майер, — может испортить наши отношения.
— Они только сейчас и приняли надлежащий характер, — твердо ответил граф фон Бракведе. — И каждый из нас сможет извлечь выгоду, если не станет мелочиться. Но мы же не мелочные люди, не правда ли?
ЧТО ДОЛЖНО ОБЕСПЕЧИТЬ ПОБЕДУ
Командующие будут с нами, — уверенно заявил генерал Хеннинг фон Тресков, — конечно, при одном условии: акция должна быть удачной.
— Следовательно, — с легкой иронией констатировал полковник Штауффенберг, — они перекладывают на нас не только грязную работу, но и всю ответственность. Они лишь принесут присягу новому государственному порядку, и все проблемы для них будут решены.