Покушение
Шрифт:
— Мы возлагаем на вас большие надежды, — заявил он Герберту, — и убеждены в том, что нам не придется разочароваться.
— Я приложу все свои силы, — заверил его обер-лейтенант. — Наконец-то я получил задание по душе!
— Давайте не будем себя переоценивать, — заметил фон Бракведе, судя по всему, пришедший в хорошее настроение, — но я заранее уверен, что вы с этим делом справитесь. С вашими взглядами вы, надо полагать, пойдете далеко. Я могу судить об этом, ибо у меня есть брат, который мыслит так же, как и вы. И не в последнюю очередь именно по этой причине
— Ваше доверие — большая честь для меня, — торжественно заверил Герберт.
Разговор продолжался в том же духе еще некоторое время. Он, этот разговор, словно благоухающее облако, окутывал кабинет. Не торопясь, спокойно, можно сказать, даже элегантно, капитан преподнес преданному до мозга костей нации и фюреру обер-лейтенанту приятный сюрприз: наряду с партией и ее главными учреждениями следует оказывать исключительное внимание штурмбанфюреру Майеру.
— Ваше желание — приказ для меня! — с готовностью откликнулся Герберт.
— Штурмбанфюрер Майер, как вам известно, мой друг. И я хочу, чтобы с ним у вас установились доверительные отношения. В этом я заранее полностью полагаюсь на вас.
— Будет сделано! — торжественно заверил Герберт Герберт, словно приносил клятву.
— Разумеется, вы должны меня обо всем информировать — регулярно и как можно более подробно. Все остальное определится в дальнейшем. Итак, за дело!
— На генерала Остера мы, к сожалению, не можем рассчитывать, — сообщил Ольбрихт. — Он уже длительное время находится под наблюдением. Гестапо пытается помешать абверу.
— Все эти гестаповские акции вызвала одна-единственная записка, — сказал полковник фон Штауффенберг. — В ней было указано несколько имен, и нашли ее на столе у одного из сотрудников Остера. Когда помещение обыскивали, генерал хотел было потихоньку убрать записку, но гестаповцы его опередили. Вот он и попал под подозрение.
— Мы должны учитывать все, — заметил невозмутимо Хеннинг фон Тресков, — даже то обстоятельство, что английский кислотный взрыватель вдруг не сработает. Ведь подложил же я в свое время в самолет, на котором летел Гитлер, бомбу с таким запалом, но взрыва не получилось.
Беседа длилась несколько часов. Фон Тресков был неутомим, его собеседники — тоже. Они выдвигали один аргумент за другим, искали контраргументы, устраняли противоречия, формулировали новые предложения, при этом лишь фон Тресков имел необходимый опыт: он уже несколько раз пытался избавить Германию от Гитлера.
«Пресловутый закон о комиссарах» — расстрел военнопленных по малейшему подозрению в том, что они были политработниками, сделал практикой массовые убийства военнопленных вопреки международному праву. С тех пор гитлеровский режим санкционировал любое зверство, любое гнусное преступление.
Вот тогда-то Тресков призвал своих товарищей, оцепеневших от ужаса: «Помните об этом часе! Если
Разговор шел на Бедлерштрассе. Судя по всему, генерал фон Тресков не строил никаких иллюзий и, сдерживая свой темперамент, рассуждал трезво и подчеркнуто деловито:
— Нужно добраться до Гитлера, прямо до него самого, и так, чтобы не вызвать ни малейшего подозрения. Последнее — главная предпосылка, главное условие успеха.
— Это не составит проблемы, — ответил Штауффенберг. — Меня снова начали регулярно приглашать на совещания в ставку фюрера, правда, в большинстве случаев вместе с генерал-полковником Фроммом.
— Акцию придется осуществлять с помощью бомбы, — продолжал фон Тресков.
— Это меня вполне устраивает. — Штауффенберг поднял три пальца, оставшиеся на его левой руке.
— Пистолет здесь не годится, — размышлял генерал. — Покушение с помощью пистолета ненадежно. Так называемые удачные примеры, в частности покушение в Сараево, — результат счастливого стечения обстоятельств. Мы не должны поддаваться в связи с этим иллюзиям.
Ольбрихт кивнул в знак согласия и добавил:
— Кроме того, следует учесть, что Гитлер никогда не остается совершенно один, его усиленно охраняют. К тому же нельзя отрицать, что он действительно чувствует опасность. И не только с тридцать восьмого года. Тогда он немного раньше покинул мюнхенскую пивную «Бюргербройкеллер», где выступал на нацистском сборище, и взорвавшаяся бомба не причинила ему никакого вреда.
— Мои соратники и я некоторое время считали, что лучше всего использовать против этого типа пистолет. Пятеро офицеров вызвались совершить покушение: они собирались стрелять все разом, чтобы исключить любую случайность. Но как они могли оказаться около Гитлера?
— По данному вопросу у нас единое мнение, — заверил Штауффенберг. — Необходимо пробраться в ставку Гитлера, и речь может идти только о бомбе. Правда, мне еще не ясно, как пронести ее незаметно и устроить так, чтобы она сработала точно и безотказно.
— Все эти проблемы разрешимы, — успокоил его фон Тресков. — Я думаю, что следует использовать портфель, тот самый портфель, который мы, немцы, так любим носить с собой. — Генерал иронически улыбнулся, а потом продолжил серьезным тоном: — Мне представляется гораздо более важным другое. Какая у вас, Штауффенберг, реакция на Гитлера?
— Что вы имеете в виду?
Вмешался Ольбрихт:
— Повсюду толкуют об удивительной силе внушения, которой обладает Гитлер. Даже на такого человека, как Браухич, это произвело впечатление, и он лишь один из многих. А членам нашей группы в ставке дали понять — это сделал Штиф, — что они психически не в состоянии в настоящее время совершить это…
Штауффенберг рассмеялся. Фон Тресков поднял свою круглую голову, словно прислушиваясь к этому смеху, а генерал Ольбрихт взглянул на полковника вопросительно, хотя чуть ранее решил, что Штауффенберг его уже ничем не поразит.