Покушение
Шрифт:
— А кто это? — в свою очередь спросил лейтенант.
— Вы непременно его узнаете, — заверил Юлиус Лебер, — об этом позаботится ваш брат. Штауффенберг родился в тысяча девятьсот седьмом году, он происходит из древнего южногерманского дворянского рода, представители которого верой и правдой служили государству и церкви. Среди предков матери полковника, графини Юкскюлль, можно найти и генерала Гнейзенау.
У Константина совершенно вылетело из головы, зачем он здесь, — настолько завладел его вниманием человек, сидящий рядом с ним. А он, этот пожилой мужчина, говорил, почти не жестикулируя, не повышая голоса, и его внимательные глаза, не меняя своего выражения, смотрели спокойно, даже холодновато. Лейтенант почувствовал, как растет его расположение к Леберу.
— И этих великих мужей — Гнейзенау, Штейна и Шарнхорста — неблагодарные современники презрительно окрестили кликой «жалких мятежников», пустыми демагогами. Их просто обесчестили!
— Теперь и я понимаю, что с ними поступили несправедливо, даже жестоко. — Лейтенант доверчиво взглянул на Лебера: — Однако история доказала, что правы были они, не так ли?
— Верно. Но разве легко отказаться от уважения современников? — возразил Лебер. — Только в том случае, если человек решил целиком посвятить себя борьбе за справедливость, он сознательно жертвует всем, включая собственную жизнь. Тогда он стойко переносит насмешки и ненависть, как, например, Шарнхорст, которого ругали «жалким деревенским олухом».
— И с фюрером произошло нечто подобное, не правда ли?
— С кем? — переспросил пораженный Лебер.
И лейтенант пояснил: есть типы, которые, не стыдясь, называют фюрера «мазилкой», «художником от слова „худо“». Но так могут говорить только люди ко всему равнодушные, завистливые, косные. Однако в конце концов найдутся здоровые силы, которые преодолеют любое противодействие. Как фюрер, например.
Юлиус Лебер выслушал этот хвалебный гимн Гитлеру, не моргнув глазом. А Константин, конечно же, не заметил, какое самообладание проявил при этом его собеседник, который лишь произнес:
— Время накапливает собственный опыт, чтобы можно было определить, кто подлец, а кто герой. Не всегда легко это сделать, но процесс этот неизбежен.
Генерал от инфантерии Фридрих Ольбрихт, несмотря на всю свою решительность, по сути, был осторожным человеком, Он, конечно, не обладал таким изощренным умом, как генерал Остер из абвера, стремился к компромиссам, к взаимопониманию в отношениях между заговорщиками. «В принципе, — говорил он, — мы делаем общее дело, и между нами не должно быть никаких серьезных разногласий».
По настоятельному пожеланию многих участников заговора Ольбрихт встретился с Эрихом Гёпнером. Встреча эта состоялась в сельской харчевне близ деревни Хеннингдорф к северу от Берлина. На замызганном деревянном столе стояли нетронутые кружки с так называемым «легким» пивом военного образца — знатоки уверяли, что навозная жижа на вкус ненамного хуже.
— Мои друзья и я, — сказал Гёпнер, — озабочены. Мы не продвигаемся вперед. Сколько же можно ждать?
— Я полагаю, счет времени идет уже на дни. — Ольбрихт предложил собеседнику сигару из запасов казино Бендлерштрассе, сам он не курил. — Штауффенберг вскоре приступит к осуществлению главной акции.
— Неплохой он парень, — авторитетно заявил Гёпнер. — II неудивительно, ведь он прошел мою школу!
Ольбрихт не счел уместным опровергать его утверждение. Руководители заговора считали, что если Гёпнер присоединится к ним, то от этого их дело только выиграет. Командуя танковым соединением во Франции, Гёпнер добился блестящих побед. Однако зимой сорок первого года его престиж в глазах фюрера упал до нуля, поскольку генерал-полковник под натиском русских отдал приказ об отступлении. Гитлер обвинил его в трусости и уволил со службы. Правда, денежное содержание ему потихоньку продолжали выплачивать, однако генерал — и это не составляло особого секрета — стал заклятым врагом Гитлера.
Эрих Гёпнер, потягивая «легкое» пиво, продолжал:
— Как бы высоко я ни ценил нашего Штауффенберга, все же нельзя упускать из виду, что ему принадлежат такие высказывания, которые кажутся моим соратникам сомнительными.
Ольбрихт знал, о каких высказываниях идет речь: о них ему аккуратно сообщали. Полковник фон Штауффенберг с беспощадной откровенностью называл гитлеровских генералов искателями теплых мест, блюдолизами и льстецами, презрительно именовал их сомнительными субъектами, которые в своем низкопоклонстве уже по меньшей мере дважды переломили себе хребет. В октябре сорок второго Штауффенберг без церемоний охарактеризовал поведение генералов как скандальное. Он требовал от них проявления мужества и решительности, пусть даже некоторые и заплатят за это жизнью.
— Вы не должны забывать, — заметил Ольбрихт, пытаясь прибегнуть к дипломатическому ходу, — что полковник имел в виду лишь известную часть генералитета, а вовсе не вас и ваших единомышленников. И конечно, не меня. Вы должны также признать, что между мной, вами и теми, кого он упомянул, имеется значительная разница.
Она действительно существовала, эта разница. Если кто-то в рейхе сопротивлялся или противодействовал планам фюрера, того бесцеремонно убирали. И наоборот, тех генералов, кто подчинялся беспрекословно, осыпали орденами и наградами. Особо благонадежные получали «почетные гонорары» — так называли крупные денежные дотации. Преданным генерал-фельдмаршалам выплачивали, например, единовременно пятьдесят тысяч марок, а некоторые из них получали в качестве премии за особые заслуги суммы до четверти миллиона или поместье.
— Лично я, — уклончиво заметил Гёпнер, — ничего не имею против Штауффенберга. Однако у некоторых моих друзей есть к нему претензии, и претензии вполне понятные. И так как ныне он взялся лично уничтожить Гитлера, у них, естественно, возникли опасения, что полковник поставит им кое-какие условия.
— Генерал-полковник, — заявил торжественно Ольбрихт, — в течение последних недель мы обсудили вопросы о создании новых правительственных учреждений и введении новых должностей — от главы государства до руководителей правительств земель и министерств. И ни один из этих постов Штауффенберг не потребовал для себя.
— А что получу я? — без малейшего стеснения спросил Гёпнер.
— Вы станете, как это планировалось и ранее, командующим армией резерва, замените генерал-полковника Фромма. А в дальнейшем перед вами откроются еще большие перспективы. Итак, можем ли мы на вас рассчитывать?
— Если на таких условиях, то вполне, — заверил собеседника опальный генерал и, как бы предупреждая и требуя одновременно, добавил: — Но только на таких условиях!
— Это невероятно! — вскричал капитан фон Бракведе. — Послушай, что ты здесь делаешь?!