Покушение
Шрифт:
— Но в конце концов фюрер одобрил…
— Да, одобрил! — бросил генерал-полковник. Воспоминание об этом, вероятно, развеселило его: в косых глазах заплясали искорки. — Между прочим, человек, о котором вы упомянули, — дилетант, и данный случай лишний раз это подтвердил. Он ведь даже не подозревает, какое коленце выкинут его лихие парни.
Подобные замечания не удивили Ольбрихта, они не так уж редко звучали в кабинете генерал-полковника. Конечно, когда, кроме Фромма и Ольбрихта, здесь никого не было. Генерал-полковник не терпел свидетелей. Официально он считался паладином Гитлера, но мысленно называл фюрера не иначе как дураком, а Гиммлера
— Варите сами свою похлебку, — отрезал Фромм, — и не рассчитывайте на то, что я позволю вам принести меня в жертву!
— Ваше понимание положения, в котором мы оказались, вполне удовлетворяет нас, господин генерал-полковник. — Ольбрихт слегка поклонился: он мог быть доволен достигнутым.
Хитрец Фромм хорошо понимал, какая игра здесь шла. Участвовать в ней он не согласился, и тем не менее его слова означали: он постарается по меньшей мере сохранять нейтралитет.
Генерал-полковник снова склонился над своим журналом. Казалось, дополнительный план Ольбрихта его совершенно не интересовал. Но прежде чем начальник штаба повернулся, чтобы выйти из кабинета, Фромм взглянул на него и вдруг понимающе подмигнул:
— Вот что, когда совершите свой путч, не забудьте о Вильгельме Кейтеле!
Ольбрихт был поражен. Генерал-фельдмаршал Кейтель — правая рука Гитлера и ярый враг Фромма. Мягко выражаясь, они подстерегали друг друга, как бойцовые петухи, не обладая, впрочем, пылким петушиным темпераментом.
— Разве я сказал нечто, что может сбить вас с толку, Ольбрихт? — Генерал-полковник Фромм вроде бы и сам удивился. — Я ничего такого не говорил, очевидно, я просто думал вслух. Вот этим вы и руководствуйтесь.
— Где мой брат? — спросил лейтенант Константин фон Бракведе. — Я должен срочно поговорить с ним.
— Добрый день, — ответила с легким упреком графиня Элизабет Ольденбург-Квентин — она все еще придавала значение хорошим манерам.
— Извините, пожалуйста! — покраснел лейтенант. — Но я в самом деле страшно спешу по очень важному делу.
Элизабет внимательно взглянула на Константина и увидела, что он сильно взволнован.
— Что случилось?
Лейтенант потряс головой:
— Прошу прощения, но об этом я могу сказать только брату.
Графиня почувствовала себя уязвленной и, чтобы скрыть это, стала нервно перелистывать бумаги.
— Очень сожалею, — сказала она, — но вашего брата нет на службе. — И сразу же, исполненная желания помочь лейтенанту, прошептала: — Неужели вы мне не доверяете?
Константин поднял побледневшее лицо:
— Вы еще спрашиваете?! Конечно, я доверяю вам, но не хочу причинять вреда.
Элизабет почувствовала, что он по-рыцарски относится к ней, и растроганно сказала:
— Если я смогу хоть чем-нибудь помочь вам, то сделаю это с
— Спасибо, — ответил Константин и, помолчав, добавил: — Наш отец, генерал, тяжело ранен. Эту печальную весть нужно немедленно сообщить матери, а сделать это может только брат.
— Понимаю, — сказала Элизабет.
Она встала и подошла к окну. На ее лбу обозначилась поперечная морщинка, однако она, эта морщинка, нисколько не портила нежную красоту лица девушки.
Наконец графиня произнесла:
— Ваш брат, очевидно, сегодня здесь не появится: он уехал по важному делу. Но вам действительно нужно срочно поговорить с ним…
Не глядя на Константина, она решительно подошла к письменному столу, взяла лист бумаги и набросала на нем несколько слов. Затем положила записку перед лейтенантом и сказала:
— Весьма вероятно, вы сможете найти брата по указанному адресу. Я не должна была ни в коем случае давать вам этот адрес без специального разрешения капитана. Ни вам, ни кому-либо другому. Я нарушила дисциплину лишь потому, что вы очутились в трудном положении.
— Неужели я доставил вам столько хлопот? — спросил Константин. — Поверьте, я не хотел этого, ни в коем случае не хотел!
— Пожалуйста, не думайте об этом. А сейчас прочитайте, запомните этот адрес и давайте записку обратно, я ее уничтожу.
— Иногда, — почти беспомощно признался Константин, — я спрашиваю себя: «Что, собственно, происходит в учреждении, где служит мой брат?» Но, поразмыслив, отвечаю: «Он — мой брат, и этого достаточно».
— Поезжайте на подземке до Инсбрукерплац. Оттуда пешком около десяти минут. Никого не спрашивайте по дороге, как пройти к дому, указанному в адресе. А лучше всего сориентируйтесь предварительно по плану города.
Константин склонился к нежной ручке графини. Такой жест редко можно было увидеть даже на Бендлерштрассе. Элизабет ощутила, как ее щеки коснулась густая копна шелковистых светлых волос, но прикосновения губ к руке не почувствовала.
— Идите, — торопила графиня лейтенанта, — и не забудьте об осторожности. Ради человека, адрес которого я вам дала, и, конечно, ради вашего брата.
О себе в этот момент она не думала.
— Что говорит против нашей акции, Бертольд? Скажи мне откровенно, что?
Ставя перед братом столь серьезные вопросы, Клаус знал, что Бертольд бескомпромиссен и никогда не прибегнет ко лжи, даже к той, которую принято называть ложью во спасение.
— Против вашей акции говорит многое, — начал рассудительно Бертольд. — Ну хотя бы нынешние настроения большей части народа, кодекс чести офицерского корпуса и просто здравый смысл. То, что ты решил совершить, находится вне рамок нормальных понятий.
Братья Штауффенберг — Клаус, полковник сухопутных войск, и Бертольд, майор юстиции, служивший в трибунале военно-морских сил, — остались наедине и решили воспользоваться столь редким случаем, чтобы поговорить начистоту. Разговор происходил в маленькой квартирке на Ванзее [8] , принадлежавшей их родственнику, который отправился прогуляться, чтобы дать братьям возможность побеседовать без свидетелей.
8
Район Берлина, название которому дало расположенное там озеро Ванзее. — Прим. пер.