Полдень в пути

Тихонов Николай Семенович

«Патрульная птица выходит из облака…»

Патрульная птица выходит из облака, Ей радостно видеть с высот: Внизу под крылом средь простора глубокого Наш город могучий встает. Он тянется к Пулкову бастионами Своей цитадели труда, Он входит в залив островами зелеными, И крыши блестят, как вода. И летчик любуется и улыбается, Воздушных высот часовой, Что вот в ленинградском он небе купается, И солнце над головой. И солнце, прикрытое облачным пламенем, Ему говорит поутру, Что город — герой и что Красного Знамени Лег блеск на достойную грудь. Что столько красы в этой дымке редеющей, Что с ней он один на один, Что век его молод в стране хорошеющей И счастье его впереди! Что только вчера он фашистских налетчиков Крушил поворотом крутым. Что славного города славные летчики Недремно летают над ним. А черные крылья покажутся вражьи — Ударит их пламя атак,— Запенясь, в огне лишь обломками ляжет, О землю ударится враг!

ДВА БОГАТЫРЯ

Летит корабль с лицом нетопыря, Разрывы бомб тяжелые грохочут — Два города, как два богатыря, Встают

во тьме, в багряных пятнах ночи. Встает Москва — народная краса. Москва, Москва! Святыня нашей славы! Звенят огнем ночные небеса. Твой мчится в небе латник темноглавый. О древний город! Вещий богатырь, Живой водой поивший все народы. Так вот она — великой битвы ширь С врагом нечеловеческой породы, Где льется кровь, как будто Волги воды, По крыльям, танкам, грудам мертвых тел, От самых дальних высей небосвода До мерзлых ям, где враг окостенел. Да, враг силен! Он разъярен, он ранен, Он слеп от крови, рвется наугад,— Как богатырь над волнами в тумане, Стоит в сверканье молний Ленинград! Над миром ночь бездонна и темна, Но в скрежете, в гуденье, в звоне стали — Клянемся, что отмстим врагу сполна. Что за Отчизну биться не устанем! Не дорожа своею головой, Испепелим врага кровавым градом — Клянемся в том могучею Москвой, Клянемся в том любимым Ленинградом. Она взойдет, победная заря, Над тьмой фашистской, злобной и холодной, Два города, как два богатыря, Возглавят праздник славы всенародной!

ЛЕНИНСКОЕ ЗНАМЯ

То не чудо сверкает над нами, То не полюса блеск огневой,— То бессмертное Ленина знамя Пламенеет над старой Невой. Ночь, как год девятнадцатый, плещет, Дней звенит ледяная кора, Точно вылезли древние вещи — И враги, и блокада, и мрак. И над битвой, смертельной и мглистой, Как тогда, среди крови и бед, Это знамя сверкает нам чистым, Окрыляющим светом побед! И ползущий в снегу с автоматом Истребитель — боец молодой Озарен этим светом крылатым Над кровавою боя грядой. Кочегар в духоте кочегарки И рабочий в морозных цехах Осенен этим знаменем ярким, Как моряк на своих кораблях. И над каменной мглой Ленинграда Сквозь завесы суровых забот, Это знамя сквозь бой и блокаду Великан знаменосец несет. Это знамя — победа и сила — Ленинград от врага защитит, Победит и над вражьей могилой — Будет день! — на весь свет прошумит!

«Растет, шумит тот вихрь народной славы…»

Растет, шумит тот вихрь народной славы, Что славные подъемлет имена. Таким он был в свинцовый час Полтавы И в раскаленный день Бородина. Все тот же он. Под Тулой и Москвою, Под Ленинградом в сумрачных лесах Бойцы идут. У них над головою Родные звезды в снежных небесах. Нет, рано враг торжествовал победу! И сквозь пожаров дымные рога Бойцы идут по вражескому следу, Врезая шаг в скрипучие снега. А враг бежит, смятенный и голодный, Кляня судьбу проклятую свою. Как завершенье веры всенародной,— Слова вождя исполнились в бою. Бойцы идут среди родимых пашен Победным шагом, грозны и легки, А их народ зовет: гвардейцы наши, Любимые, желанные сынки. Идут бойцы, их губы крепко сжаты, Лежит на запад огненный поход, Их движет месть, безжалостный вожатый, И вражьих тел великий счет ведет. Громя врага и мстя, мы твердо знаем, Она пройдет, смертельная пурга. Последний залп над Рейном и Дунаем Сразит насмерть последнего врага!

ЛЕНИН

Зима нежданна и проста, зима, а ночи страшно кратки, Дел бесконечна широта, мелькают дни смертельной схватки. Под утро редкий перерыв, в работе отдых скоротечный,— И вот он видит, как с горы, страну, забывшую беспечность, Страну в походе, на ходу, страну любимую — Россию, На шапках — красную звезду, в огне просторы снеговые. Не дни пылают там — века, и в очистительном пожаре Гудит народная река, и тот огонь ее не старит. Все так же молодо оно, народа сердце ретивое, Всех гроз огнем озарено предназначенье мировое. И он, отдавший жизнь свою служенью радостной России, Ведет бестрепетно в бою ее дружины молодые. Зарей окрашен небосклон… Уж в вечной дымке годы эти… Любить Россию так, как он! Что может быть святей на свете! Бушует снова вихрь войны, и вновь зима и ночи кратки, И стонут вновь поля страны под топотом смертельной схватки. Страна в походе, бой идет, в народном сердце мести пламя, И знамя Ленина встает опять над русскими полками!

ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ ФЕВРАЛЯ

1

Да, в Ленинграде падают снаряды Зарею, в полдень, на исходе дня, Его гранит осколками граня И осыпаясь дымной колоннадой. Но что столпы визжащего огня, Развалин наших тихие громады, Когда над теплым пеплом Сталинграда Летит победа, крыльями звеня.

2

С лесной красой простились мы старинной, Для дзотов нам нужна была она, Для блиндажей, для надолбов нужна,— Со всей страной делили подвиг длинный, Чтоб ожила азовская волна, Зазеленели волжские равнины. Вздохнул свободно тополь Украины, Кубанский клен, кавказская сосна.

3

Была зима — ту зиму не забудем, И вновь зима — средь городов седых, Где враг сгубил и зданья и сады, Все вместе нынче радоваться будем, Когда бойцов великих и родных, Из рабства извлеченные, как в чуде, Советские измученные люди, Смеясь и плача, обнимают их.

4

В том казаке, что дрался на Неве, Жил вольный Дон, вовек неукротимый, И за Эльбрус с его папахой дымной Шел ленинградец горцев во главе. Украинские, — где-нибудь у Тима,— Сердца в бою вдруг билися живей: Сквозь вьюгу боя кликал сыновей, Ломая лед неволи, Днепр родимый.

5

Сегодня примет красная столица Лет боевых и славных дел парад. Пусть все знамена встанут нынче в ряд, И Перекоп, и скромный тот отряд, Что первым шел под Псковом с немцем биться. Так старый воин доблестью гордится — Вновь ленинградцу шлет привет Царицын, И Сталинграду — братский Петроград.

МАЛЬЧИКИ

Сияет майский Ленинград, Народных волн кипенье. Глядит мальчишка на парад. Весь красный от волненья, Как лес, пред ним штыки растут, Блестят клинки нагие, Какие танки мчатся тут. Броневики какие! Идут большие тягачи И тянут сто орудий, На них сидят не усачи, А молодые люди. И шепчет мальчик, как во сне. Пленен зеленой сталью: «Вот если б мне, вот если б мне Такую б пушку дали!» Мальчишка рос, мальчишка креп, Носил уж галстук бантом… Глядишь, уж ест солдатский хлеб, Стал мальчик лейтенантом. И пушку дали, целый склад Снарядов чернобоких, И вышел мальчик на парад Смертельный и жестокий. Там, где залива плещет вал, На солнечной опушке, Там, где ребенком он играл,— Свои поставил пушки. За ним был город дорогой, За ним был город милый, А перед ним — леса дугой, Набиты вражьей силой. И через голову идут Куда-то вдаль снаряды, Не вдаль враги куда-то бьют, А бьют по Ленинграду. И он, сжимая кулаки, Сквозь все пространство слышал И стон стекла, и треск доски, И звон разбитой крыши. Он представлял себе до слез Так ясно это пламя, Что рвется там и вкривь и вкось Над мирными домами: Над домом, где родился он. Над школой, где учился, Над парком, где в снегу газон, Где в первый раз влюбился. Кричал он пересохшим ртом: «Огонь!»— кричал, зверея. Стегал он огненным кнутом По вражьей батарее. И, стиснув зубы, разъярен, Сквозь всех разрывов вспышки, Всегда мальчишку видел он, Шел улицей мальчишка. Совсем такой, каким был сам, Весенний, длинноногий, Неравнодушный к воробьям, Такой — один из многих. И сам он был как воробей, Как те, немного тощий, Шептал себе он: «Не робей! Храбрись, так будет проще!» Лишь вражий залп отбушевал И дым унесся пьяный, Уж он осколки подбирал Горячие в карманы. И так он сердцу близок был За гордость и за смелость, Что весь свой гнев, что весь свой пыл Ему отдать хотелось. «Такого мальчика не тронь!» От ярости бледнея, Вновь лейтенант кричал: «Огонь! Бей беглым по злодеям!» …И наступила тишина, Над зимней рощей реет… «К молчанию приведена Фашистов батарея». «Приведена? Ну, хорошо. То дело нам знакомо… Так, значит, мальчик мой дошел, Поди, сидит уж дома…»— «А что за мальчик?» — «Это так, Так, вспомнилось чего-то, Ведь не о мальчике, чудак, У нас сейчас забота». И, сам на мальчика похож, Лукавый, легкий, тощий, Чуть усмехнувшись, лейтенант Пошел вечерней рощей.

БАЛЛАДА О ТРЕХ КОММУНИСТАХ

Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов — Разведчики бывалые, поход для них не нов. Стоят леса зеленые, лежат белы снега,— В них гнезда потаенные проклятого врага. Зарылись дзоты серые, переградив пути, Ни справа и ни слева их никак не обойти. Зарылись норы вражьи в приволховском песке, На них идут разведчики, гранату сжав в руке. То дело им знакомое — и в сердце ровный стук, Когда гуляют громы их гранатные вокруг. Гуляют дымы длинные меж узких амбразур, И трупы немцев синие валяются внизу. И снег как будто глаже стал и небо голубей,— Бери оружье вражье, повертывай — и бей. И взвод вперед без выстрела, — но тотчас взвод залег. Попав под град неистовый из новых трех берлог. Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов — Все трое в те мгновение увидели одно: Что пулеметы вражьи из амбразур не взять, Что нет гранаты даже — и медлить им нельзя! Что до сих пор разведчики, творя свои дела, Не шли туда, где легче им, — куда война вела. И вот сейчас на подвиг пойдут в снегах глухих Три коммуниста гордых, три брата боевых. Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов Глядят на дзоты серые, но видят лишь одно: Идут полки родимые, ломая сталь преград, Туда, где трубы дымные подъемлет Ленинград, Где двести дней уж бьется он с фашистскою ордой И над врагом смеется он смертельной красотой. Спеши ему на выручку! Лети ему помочь Сквозь стаи псов коричневых, сквозь вьюгу, битву, ночь! И среди грома адского им слышен дальний зов: То сердце ленинградское гудит сквозь даль лесов! И оглянулись трое: и, как с горы видна, Лежит страна героев, родная сторона. И в сердце их не прежний, знакомый, ровный стук,— Огнем оделось сердце, и звон его вокруг. И ширится с разлету и блещет, как заря,— Не три бойца у дзотов, а три богатыря. Навстречу смерть им стелется, из амбразур горит, Но прямо сквозь метелицу идут богатыри. Вы, звери, псы залетные, смотрите до конца, Как ярость пулеметную закрыли их сердца. А струи пуль смертельные по их сердцам свистят,— Стоят они отдельные, но как бы в ряд стоят. Их кровью залит пенною, за дзотом дзот затих, Нет силы во вселенной, чтоб сдвинуть с места их, И взвод рванул без выстрела — в штыки идет вперед, И снег врагами выстелен, и видит дзоты взвод. И называет доблестных страны родной сынов: Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов! Темны их лица строгие, как древняя резьба, Снежинки же немногие застыли на губах. Простые люди русские стоят у стен седых, И щели дзотов узкие закрыты грудью их!

«В разгаре ярая зима…»

В разгаре ярая зима, Мороз, метели вой,— А по-весеннему грома Гремят над Лозовой! Какая ранняя гроза Гремит над Лозовой? То наших пушек голоса, То шквал их грозовой! И мчится весть над всем Днепром От нашей Лозовой: «Мы в пыль захватчиков сотрем, Клянемся головой!» Мужайтесь, братья за Днепром,— Падет фашистский кат, Осветится родимый дом Опять, как год назад!