Полет Бога грома
Шрифт:
– Я научу тебя, Нина. Научу всему, что знаю, потому что не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, если вдруг меня не окажется рядом.
– Она же назвала его своим защитником… А какой из него будет защитник, если девушка пострадает, если его не окажется поблизости? Он должен защитить её, но сделать это можно разными способами. Нина удивленно смотрела на Минато, не веря своим ушам. Он… согласился обучить её? Не обиделся и не разозлился?..
– Ты не обязан этого делать… - Девушка чуть улыбнулась, смотря на подростка… так, наверное, снисходительно, тепло и по-доброму. Так смотрят на тех, кто тебе дорог, на тех, чьей помощи рад, но не можешь эту помощь принять, не желая обременять предложившего. Так смотрят на тех, для кого не хотят становится обузой. Минато
– Я уже решил, что научу тебя.
– Намикадзе был непреклонен, и это четко прослеживалось по его мрачному лицу, по его категоричному тону. От него так и веяло уверенностью. Нина даже немного растерялась, не зная что говорить или делать. Наверное, следовало поблагодарить?..
– Спасибо… - Почти прошептала она, неловко улыбаясь. Сердце почему-то сменило свой привычный ритм на более быстрый… - Когда начнем?
– Оптимистично спросила девушка, в последнюю секунду подумав, что снова начинает наглеть. Минато улыбнулся, развеяв все страхи и опасения своей наставницы (если теперь он может так её называть, став её сенсеем).
– Ты должна почувствовать свою систему циркуляцию чакры. Пойдем.
– Намикадзе протянул девушке руку. Поколебавшись, она взялась за неё, гадая о том, каким образом её предстоит совершить подобное. Раньше она не чувствовала никакой чакры в своем теле…
Полянка в лесу была просто замечательной. На ней пахло земляникой, растущей по краям поляны, и хвоей, из-за елей, которые обступали удобное место почти со всех сторон. На деревьях местами виднелись зарубки от кунаев, которые метал на своих тренировках Минато. Местами были обломаны ветки, в следствие использования техник ветра… Намикадзе усадил Нину на землю, сев перед ней. Он не спешил отпускать её руки. Девушка смотрела в сине-голубые глаза (а на солнечном свете они казались куда светлее, чем обычно) и видела в них своей отражение… как видела и тревогу, и волнение подростка. Прежде чем она задала вопрос, мальчик заговорил сам:
– Это может быть больно.
– Предупредил он, опуская взор. Его пальцы аккуратно и нежно удерживали её запястья, словно он боялся навредить девушке. Боялся сделать ей больно. Нина улыбнулась, ощущая прилив нежности к этому ребенку. Он слишком заботится о ней. Она совсем не фарфоровая кукла и боли совершенно не боится. Никто никогда не говорил ей, что нужно терпеть боль, но она почему-то всегда считала, что нужно. Что если больно, нужно терпеть, терпеть и терпеть, если лекарства не помогают. Гордость ли, глупость ли, но что-то не позволяло Нине быть “тепличным цветком”, готовым от любого перепада температуры или удара начинать вянуть. Нет, девушка стойко всё терпела, наверное, научившись этому у бабушки и отца. Они ведь тоже терпели любую боль и не жаловались.
– Всё хорошо, Минато, - девушка ободряюще улыбнулась мальчику, чуть склонив голову, чтобы заглянуть в его глаза, - я вытерплю.
– Она провела пальцами по руке Намикадзе, пытаясь передать ему свою уверенность и спокойствие. Он коротко посмотрел на неё, тяжело вздохнул, и закрыл глаза. Даже беря во внимание слова наставницы, шиноби совершенно не хотелось причинять ей боль.
У Нины сперло дыхание от неожиданности, когда словно электрический разряд прошел через пальцы Минато под её кожу. Она рвано выдохнула, стискивая зубы. Этот “электрический разряд” обратился в самую настоящую лаву, потекшую по венам… или то были не вены? Это ощущалось почти как наркоз, только вместо прохлады, онемения и последующей потери сознания, по телу проносилась волна жара и боли. Это не было болью в каждой клеточки тела, это было так, как будто болели вены. “Это и есть ощущение чакроканалов?” - если Нина и была удивлена, то несколько неприятно.
– Моя чакра разрабатывает твои чакроканалы. Это больно, но зато так я помогу прочувствовать их тебе. Раньше более-менее перспективных гражданских принуждали проходить через такую процедуру, потому что нужны были бойцы.
– Заговорил Минато, надеясь отвлечь наставницу от неприятных ощущений. У него почти получилось. Нина стала вспоминать о том, что
Пульсирующие болью комочки зажигались один за другим. Сначала боль скрутилась в тугой жгут чуть ниже пупка, потом чуть выше, третий центр боли расцвел где-то между желудком и ребрами. Боль рядом с сердцем заставила весь воздух выйти из легких, а потом с неохотой его туда вернутся. Дышать стало тяжелее, а мир вокруг стал чуть кружиться, из-за чего Нина поспешно зажмурилась. Вспыхивает боль в солнечном сплетении. Два последних сосредоточия боли вспыхивают в голове практически одновременно, и девушка, терпящая до этого боль, коротко выдыхает, понимая, что не справляется. Понимая, что сознание предательски ускользает…
Минато поймал девушку, падающую без сознания на спину. Ветер играл с травой на полянке, разнося запах земляники и звуки леса, в котором так усердно стучит дятел. По бледному лицу Нины стекает капелька пота, вызывая у Намикадзе желание её стереть. “Нина такая теплая…” - наставницу нужно отнести в дом. Ей нужно отдохнуть, набраться сил, а потом можно будет продолжить… Но что-то не позволяет Минато сейчас же встать и отнести девушку. Что-то не позволяет отвести от бледного умиротворенного лица взгляд. Подросток сглатывает ставшей вязкую слюну и наклоняется. Тень, его тень, накрывает её лицо. Что он хочет сделать? Что он делает? Он не знает.
– Прости… - И извиняется он не за то, что причинил боль. А за что?
Он никогда не проявлял романтический интерес к девушкам. Никогда не заглядывался на них. Исключением была Кушина, но её яркие волосы и взрывной характер привлекали внимание даже против воли. Минато всегда считал, что ему рано думать о девушках, что еще успеется, еще настанет время. Настало ли это время?
Намикадзе сам не понимает, почему его губы касаются кожи Нины… почему они так долго касаются? Почему он не может отстраниться? Почему ему хочется продолжать? Почему хочется касаться её кожи снова и снова? И почему не хватает смелости коснутся губами губ? Если это продолжится, думает Минато, он потеряет контроль над собой. Его изнутри сжигает огонь. Хочется обнять, сжать в объятиях и не отпускать. Никогда и ни за что. Так абсурдно, так ирреально, так… Минато медленно отстраняется, шумно выдыхая. Как-то рефлекторно облизывает губы, с запозданием пугаясь того, что Нина сейчас откроет глаза и посмотрит на него со смесью недоумения и возмущения. Но она не просыпается, а следов на её щеке от секундной слабости шиноби не остается.
Покидая комнату Нины через окно, оставив саму девушку на кровати, Минато не бежит в лес, не бежит в город, не бежит никуда. Он забирается на чердак, на котором не так давно нашел плед, и бродит там, рассматривая вещи, открывая коробки и пакеты. Со стороны кажется, словно он ищет что-то, но все его мысли блуждают далеко. “Рано. Глупо. Я все равно вернусь в свой мир,” - но уверенность покинула гулко бьющееся сердце подростка. Он уже не уверен, что рано, что глупо, что вернется. Куда ему возвращаться? К чему? И зачем? Здесь Нина, такая добрая и домашняя, такая замечательная Нина. А там квартира и пустота, которую не заполнить ехидному Фугаку, его милой невесте или Кровавой Хабанеро. Он начал читать мангу, но больше пролистывал её, останавливаясь лишь на самых интересных персонажах и ища их биографии в интернете, да и из своей собственной биографии он знал, что ему уготовано женится на Узумаки Кушине. Она добрая, немного наивная, импульсивная и очень верная, такая светлая, яркая, точно огонь в человеческом обличии… Минато ей симпатизирует, правда. Но это не отменяет того факта, что она не нравится ему, как девушка. Нет, не так, она не нужна ему как девушка. Он, возможно, не против подружиться с ней, если она сама захочет, но… “Она не Нина,” - Минато стискивает зубы, с болью признаваясь себе в том, что случилось непоправимое. Случилось ужасное.