Полет миражей
Шрифт:
Обессиленными пальцами мужчина закрыл слишком яркую записку, оставленную на рабочем столе его личного кабинета. Настолько яркую, что, казалось, ее свечение слепило глаза. Как и слепила когда-то мнимая преданность Лаи. Той самой Лаи, которая не жалела ни времени, не сил, чтобы воплотить в реальность общий проект, именно той Лаи, что поставила крест на своей личной жизни, полностью посвятив себя науке, той Лаи, в которой он не на секунду не сомневался. Ее горение общей идеей оказалось обманом, в который Фальх охотно поверил, потому что просто
Внезапный нервный срыв был не из-за шокирующего убийства и вовсе не из-за закрытия проекта. Фальх был слишком слеп, чтобы увидеть это. Слишком верил в ее любовь к науке… Она вернулась, чтобы разрушить его жизнь. Чтобы сознательно предать. И все то время, что они работали вместе, Лая собирала информацию, которая утопила его с головой, лишив не только проекта, но и репутации. И окончательно провела красную линию между ним и храмовниками, с этого момента ставшими личностями, с которыми Фальх предпочитал не пересекаться.
— Помоги мне. Ты обещал… — робко послышалось позади.
— Меня предали.
— Кто?
— Тот, которому я всецело доверял.
— Тебе больно?
— Да…
— Меня тоже когда-то предали. Тот, кто был ближе всех.
— Я тебя понимаю.
— Нет. Не понимаешь.
— Тебе больно?
— Нет. Мне все равно.
— Разве такое возможно?
— Возможно и не такое.
— Ты права, иногда я совсем ничего не понимаю. Особенно тебя…
— Это так необходимо?
— Только так я смогу помочь. Расскажи мне.
— Об отчаянии? О том, что со мной сделали то, чего я не заслужила? Я страдала так долго, что забыла, как это — жить на свободе. Эта тюрьма меня сломала. Я жила… нет, я существовала хуже, чем могу тебе рассказать, и дольше, чем ты можешь себе это представить.
— Теперь ты в безопасности. Со мной.
— Безопасности не будет, пока они охотятся на таких, как я.
— Таких как ты нет. Ты — уникальна.
— Так страшно… Не хочу больше прятаться и трястись от ужаса! Спаси меня от их тяжелых мечей!
— Храмовники не проверяют канализацию во время ливней.
— Скоро дождь прекратится.
— Это предательство… Теперь они везде, и следят за каждым моим шагом. Исследования закрыли, лаборатория уничтожена. Как и все остальные… Нам с тобой туда ходу нет.
— Неужели нельзя ничего поправить?
— Я этого не говорил. Мы сделаем все сами. Верь мне.
— Я верю.
— Ты очень красива.
— Кто тебя предал?
— Разве это важно?
— Важно то, что может дать ответы.
— Я уже давно не ищу ответов, почему люди предают. Я просто вычеркиваю их из своей жизни.
— И не оборачиваешься?
— Никогда.
— Тогда я понимаю, почему ты все это делаешь.
— Я верю в науку и ее безграничность.
— Неправда. Ты делаешь это, чтобы больше не быть одиноким.
— Азари…
— Не волнуйся, Фальх. Я не предам тебя. Никогда.
Глава 22. Приют грез
Спасительный полицейский дрон волочился позади, освещая путь скудным синеватым лучом. Каждые десять минут он возвещал об опасности предпринятого путешествия. В воздухе высвечивался обратный отсчет до полета миражей, камер нигде не было видно. Это могло означать только одно: сила предстоящей стихии достигнет такой силы, что и один-единственный кадр начнет туманить сознание смотрящего. А если таких смотрящих миллионы… Даже погоня за красивой картинкой не могла выдержать конкуренции со страхом перед полетом миражей. Цифры тут не имели значения. Иллюзия не спрашивала разрешения, чтобы накрыть Марс своей разрушительно волной. И всегда приходила внезапно.
Пронзительный холод заставлял дубеть конечности. Медея не знала, откуда у нее брались силы идти дальше. За эти часы она перестала чувствовать все, кроме ноющей боли в ногах и колкого, пробирающего до костей мороза. Изо рта шел тут же растворяющийся в воздухе пар. Куртка не спасала, так что пришлось распустить волосы и затолкать их под ткань, чтобы хоть как-то согреться. Последние пару часов дались совсем нелегко. Девушка уже не чувствовала пальцев ног. И даже не всегда понимала, идет ли она вообще.
Когда небо начало светлеть, Медея чуть не заплакала. Колкий мороз начал потихоньку отступать, предвещая долгожданный рассвет. Непроглядную тьму начали сменять предрассветные сумерки, явно не торопившиеся пустить в себя новый день.
Датчик начал мигать чаще. Медея старалась идти след в след байку, и до наступления тьмы быть предельно внимательной. После пересечения границы девушке начало казаться, что она ходит кругами. Просмотр истории маршрута подтвердил, что это было действительно так. Полностью обессиленная, землянка рухнула на камень и сидела так очень, очень долго. Не стараясь спрятаться от предстоящей стихии и даже не предпринимая каких-либо попыток подняться.
После таких радикальных методов отметка на карте замерла. Медея встала. Она знала, что это была последняя точка назначения.
Предрассветные сумерки нависли над тонкой нитью кровавого зарева, окрасившего горизонт. Практически невидимая полоска света предпринимала жалкие попытки прорваться в высь. Блестящие звезды, планеты и спутники, словно пригвоздив полотно ночи к небу, не давали сорвать плотную завесу холодного мрака. В воздухе начало остро ощущаться напряжение. Медея почувствовала, как ее волосы стали тихонько потрескивать. Словно от мелких электрических разрядов, покалывали и подушечки пальцев. Внутри что-то задрожало. Смертельная усталость необъяснимым образом сменилась на лихорадочное возбуждение.
Впереди замаячило небольшое плато с огромными валунами. Искрометно рыжий цвет камня прорывался сквозь мутноватую серость сумерек. Практическая монолитная плита кое-где расходилась широкими трещинами, в которых зацепились кудрявые мятлики и размашистые метелки полыни.
Ощущение нереальности происходящего усилилось. Будто безвременье, разлучившее ночь с утром, заставило застыть и саму жизнь. Вокруг настала неестественная тишина. Даже полынь, казалось, замерла, грустно склонившись над рыжим камнем соскучившимися по воде побегами.