Полет Птитса

Эйли Феликс

— I’ve read the reports and the data files. It’s covered with oceans and… (Я читал доклады и информационные файлы. Она покрыта океанами, и…)

— And it’s warm there! (И там тепло!) — рассмеялся Фокс, — beaches, palms, girls — it should be fantastic (пляжи, пальмы, девушки — это должно быть бесподобно).

Птитс только изобразил улыбку. Он знал, что в большинстве своём из военных академий выходят либо весёлые рубахи-парни, либо серьёзные и надменные карьеристы. Поскольку он бы не справился с первой ролью, то выбрал вторую. И, что характерно, среди офицеров обоих типов шпионов было поровну.

Город

Престольный мало изменился за десять лет. Бесконечные серые ряды небоскрёбов из железобетона. Жёлтые маршрутные флаеры и пробки в воздухе. Грязь, слякоть и запах дешёвого табака. На крышах играла неоновыми красками реклама сока «Барбалат» и пива «Старина Декстер». С гигантских экранов вещала голова Константина Ракова. Губернатор выглядел ещё старее и болезненнее, чем раньше, и на его лице и шее появились отчётливо видимые кибернетические импланты, а его правый глаз сверкал, как у охранителя Иммолато.

Лишь в одном город отличался от того, который десять лет назад в последний раз увидел Карл — с серого пасмурного неба падали снежные хлопья. Они засыпали крыши небоскрёбов и мосты среднего яруса, стёкла домов и флаеров. Из подъездов выезжали роботы-уборщики и ковшами сгребали грязно-жёлтый снег в громадные кучи. Как всегда в зимнее время, число аварий на воздушных трассах стремительно возросло.

Инесса Михайловна Кальман, семидесятидвухлетняя учительница основ почитания Императора в одной из желобинских школ, вышла из кабинета директора. В полутёмном вестибюле с серыми колоннами её окликнул охранник.

— Инес Михална, вам кто-то принёс цветы, — хриплым голосом произнёс громила в форме, — какой-то военный, — и охранник протянул учительнице букет красных роз.

Кальман нашла в цветах записку и прочитала:

«Капитан Карл Птитс».

Она закрыла глаза, вдохнула запах цветов и почувствовала прилив счастья — её до сих пор не забыл один из её лучших учеников. И, хвала Императору, он выбрал настоящую мужскую профессию — защищать Империю.

Даритель цветов знал, что Кальман с пиететом относится к военным — её погибший муж служил на космофлоте. Поэтому он приписал к своему имени воинское звание.

«Спасибо, Инесса Михайловна», — подумал Карл, — «если вы хотели, чтобы я ненавидел веру в Императора, у вас всё прекрасно получилось. Если бы Он был действительно так всесилен, вам и вашим коллегам не пришлось бы вдалбливать её в наши головы молотком».

Он ухмыльнулся, проходя к флаеробусной остановке на крыше мимо бюста святого Макария, на голове которого красовалась шапка из снега.

Бухгалтер «ВР-Банка» Мария Дмитриева забрала одиннадцатилетнюю дочь из школы, и они вернулись на флаере домой, в квартиру в одном из множества серых небоскрёбов. Женщина сидела за столом на кухне, а напротив ела суп маленькая Таня. За окном, где бушевала метель и носились флаеры, на мосту между домами стоял человек в военной форме. Марии показалось, что он за ней следит. На мгновение она встретилась глазами с офицером, но между ними пролетел длинный грузовой флаер, и военный исчез, как будто его там и не было.

Карл

помнил, что десять лет назад Таня была ещё младенцем, и что тогда же в этом доме жил один из его лучших друзей — её родной брат. Сейчас Борис Дмитриев, наверное, сражается за Императора в одном из дальних миров. Или погиб.

Жёлтый маршрутный флаер мчал дальше по пути, который Карл изрядно подзабыл. Когда-то это была его основная дорога: из дома в школу, из школы — домой. Капитан Птитс вышел на крыше небоскрёба с номером 288 и поехал вниз. Он смотрел сквозь прозрачную стенку лифта, не отрывая глаз от нескольких невысоких дымовых труб, построенных вместо большой старой трубы котельной. Солнце уже садилось, но его всё равно не было видно за свинцовыми тучами.

В квартире зазвенел звонок. Карлу открыла дверь женщина в домашнем халате. Привычного мяуканья не последовало.

— Кто? — удивлённо спросила она, — Карл? — она наконец-то узнала гостя, — этого не может быть, нет… Ты же…

Эльза Птитс бросилась с объятиями на своего сына, которого раньше считала погибшим. По её щекам текли слёзы.

— Это я, мама, твой Карл, — тихо проговорил Птитс, обнимая маму.

— Я думала… — мама не могла перестать плакать, — где ты был… всё это время? Почему мы не узнали, что ты…

— Все решили, что я погиб на Антее. Но я сражался в партизанском отряде, — ответил Карл, — наша миссия была засекречена, и её рассекретили только недавно…

— Ты? Партизан? — мама посмотрела блестящими от слёз глазами в чёрные глаза Птитса.

— Многое изменилось. Изменился и я. Я уже не тот Карл.На Антее меня нашёл Имперский флот, и я тогда твёрдо решил стать военным.

Его голос звучал несколько сухо и отстранённо. Он хотел дать волю эмоциям, хотел заплакать, но не мог сильнее выразить привязанность, ведь его будущее было с теми, кого мама считала предателями и еретиками. Он мог вообще не заходить к ней — так было бы лучше и для него, и для неё, но легенда требовала вести себя как можно более правдоподобно для человека, сохранившего верность Империи.

— Как… как… — мама до сих пор не могла поверить в реальность происходящего, — почему же ты не сказал раньше?

— Мой отряд отправился на Дальний рубеж Галактики. Я был в местах, отрезанных от связи, поэтому не мог объявиться, — продолжал Карл, — я поступил в Военную Академию на Северусе и стал капитаном Имперской Армии, — он показал маме звёзды на погонах, — сейчас я прилетел ненадолго. Скоро отбываю в другой мир.

— Карлуша, мой любимый сын… Как же я рада… Прошу тебя, останься хотя бы на час. Ты, наверное, голодный?

— Я не могу, мама, — Карл выразил сожаление, — я должен исполнить долг.

Мама не отпускала его. Потеря сына была для Эльзы и Александра Птитсов величайшим горем, ведь Карл — самое дорогое, что у них было. А теперь он неожиданно воскрес, словно свалившись с Петра или Павла. Всё-таки Император милосерден. И справедлив.

— Где отец? — тихо спросил Карл.

— Он… на работе, — всхлипнула мама, — прилетит только вечером.

— Передай ему привет от сына. А Мурзик?

— Его… нет. Он выпал из окна через два года после твоего…