Полет Стрижа

Сартинов Евгений Петрович

Молча постояли у гроба. Глядя на родное лицо, Стриж думал: "А Васильич на себя не похож. Никогда он не лежал вот так спокойно, как сейчас. И второй подбородок откуда-то появился. Он не любил подушек и спал всегда на жестком. Как сам говорил — дворовое воспитание, память о беспризорном детстве".

Слез не было, только застыло горе внутри непроходящей болью. Вскоре стали выносить гроб. Стриж хотел поднять тоже, но остальные оказались настолько высоки, что он отошел в сторону. Несли на руках до самого кладбища.

Только сейчас, собравшись вместе, бывшие боксеры поняли, как много их прошло через этот

спортзал, через жесткие и добрые руки учителя. Всю дорогу Стриж оглядывался по сторонам, искал глазами кого-то.

Наконец не выдержал, спросил у Кротова: "А Игорь где?" Игорь был другом детства Стрижа, самым титулованным из учеников старого мастера, чемпионом Европы и мира, заслуженным мастером спорта.

— В Америке, говорят, сейчас отдыхает.

— А, ясно.

На кладбище долго говорил пузатый словоохотливый мэр, затем представитель спорткомитета. О главном — о боли, о сердце, о душе коротко, но хорошо, искренне сказал один из первых учеников Васильича, седой уже, плотный мужик, прилетевший на похороны из Воркуты. Долго прощались. Стриж поцеловал учителя в лоб и, отойдя в сторонку, угрюмо смотрел, как происходит обычное дальнейшее действо. Крышку забили гвоздями, гроб опустили. В несколько рук засыпали яму землей, установили временный памятник.

Когда все закончилось, направились к автобусам. Стриж не двинулся с места, сидел на соседней низенькой ограде и вспоминал, вспоминал… Автобусы один за другим тронулись в направлении города. Оглянувшись,

Стриж увидел стоящих неподалеку друзей: Андрея, Серегу, Илью. Остался и Иван с какой-то девушкой.

— Вы чего не уехали? — спросил Анатолий.

— Мы тебя подождем, — переглянувшись с ребятами, сказал Илья.

— Ладно вам, — он вздохнул, бросил еще раз взгляд на фотографию на памятнике, отвернулся, подошел к друзьям. — Зря вы остались, я еще к Ольге хотел зайти.

— Ну и мы с тобой, — снова за всех ответил Илья.

— Тогда пошли.

Увязая в подтаявшей кладбищенской глине, он двинулся к трем приметным березам. Стараясь ступать по островкам оставшегося снега, подошел к скромной ограде. Калитка открылась с трудом, видно, осела. Стриж подошел с торца могилы, опустился на колени прямо в подтаявший снег и застонал от мучительной душевной боли. Он начал Ольгу забывать, в памяти черты ее лица таяли, словно в тумане, а эта фотография безжалостно вернула все на жестокие круги больной совести. Да, она была именно такой: эта легкая улыбка, эти большие серые глаза, гладко зачесанные волосы. В который раз он сказал ей прости и снова не почувствовал в душе облегчения.

Рядом с Ольгой лежал в земле сырой Витька, ее муж. Фотография была из свадебного альбома — веселый, в строгом костюме, с галстуком. Поднявшись с колен, Анатолий стер выступившие слезы, мельком глянул на

Витькину фотографию и отойдя спросил Крота:

— Как там Ольгина дочь?

— У Витькиной матери. Но та прихварывает сильно, боюсь долго не протянет.

— Ясно. Ну, пошли. Всех вроде навестили.

Стали пробираться к шоссе.

— Толян, пошли правее, — внезапно забеспокоился Ванька.

— Чего это? — удивился Стриж. — Здесь же ближе.

— Тут дорога лучше.

— Ладно, тебе, и так по уши в грязи.

Пройдя по узкому проходу между оградок, он вдруг остановился около одной, вгляделся в фотографию, потом повернулся к Ивану.

— Ты от

этого что ли уводил? — Стриж кивнул в сторону могилы Мурая.

— Ну, да, — нехотя признался тот.

— Чудак, я к мертвым злобы не держу.

Скользя по глине и помогая друг другу, они вскарабкались на высокую насыпь пустынного шоссе. Дорога эта шла от города до кладбища, да чуть подальше чадила городская свалка. Перегородив шеренгой весь асфальт, двинулись к окраине, разговаривая на ходу. Стриж наконец разглядел попутчицу Ивана. Высокая, под стать Кроту, девушка в коричневой кожаной куртке с выдавленными на плечах узорами, в сапогах до колен на тонком каблучке. На голове у нее была только красная вязаная полоска-ободок, на шее такого же цвета длинный шарф. Чем-то она не понравилась Стрижу. Слишком тяжелый, на его привередливый взгляд, подбородок, длинноватый нос. Правда, хороши были глаза, темно-карие, почти черные. В тех немногих взглядах, что были брошены на него, он сумел оценить колодезную глубину их темного бархата. "Воображала, не могла потеплей одеться", — подумал Стриж, глядя, как их спутница пытается спрятать нижнюю часть лица в свой красивый, но отнюдь не теплый шарф.

— Крот, хоть бы представил девушку.

— А, это Ленка, моя соседка, прошу любить и не обижать.

— Очень приятно, Анатолий, — галантно наклонил голову Стриж.

Дама изобразила белыми от холода губами подобие улыбки и снова зарылась носом в шарф.

— Лен, неужели так холодно? — вкрадчиво поддел попутчицу Стриж.

— Издеваешься? — Она негодующее посмотрела на него. Остановила взгляд на его непокрытой голове, распахнутом вороте куртки, где сразу за легким джемпером и рубашкой виднелась молочно-белая кожа.

Неожиданно улыбнулась:

— Не всем же быть моржами! — Голос у нее оказался низким, слегка хрипловатым, с какими-то звенящими, как у камертона, подголосками.

— А я не морж, кто тебе такую глупость про меня сказал? — удивился Стриж.

— Ну как же, а кто с катера вплавь до берега добирался? — Это она вспомнила прошлогоднюю одиссею

Стрижа, когда ему в апреле пришлось купаться в Волге.

— Ну, начнут из автомата садить — любой поплывет.

— Нет, — ее даже передернуло. — Я лучше тут же камушком на дно. В такой холод…

Она на ходу содрала узкие, щегольские перчатки, расстегнула молнию вытащила из кармана длинную тонкую пачку дамских сигарет с ментолом, сунула одну в рот. Ванька мигом поднес огонек зажигалки, сам закурил что-то поубойней. Стриж поморщился: он не любил курящих женщин. "Воображала", — еще раз подумал он, глядя, как Ленка натягивает свои пижонистые перчатки.

Уже подходили к городу, когда впереди показались две бешено несущиеся машины.

— Ах, ты черт! — выругался Кротов и щедро добавил матом. — Принесло их не вовремя!

Стрижа поразила перемена, произошедшая с их спутницей: кровь словно отхлынула от ее лица, зрачки расширились. Она явно была напугана.

— Прячься за меня! — скомандовал Иван, заслоняя собой Ленку. Никто из остальных не понимал, что происходит, но, освобождая дорогу, все невольно сгрудились вокруг девушки. Машины пролетели мимо. В первой, БМВ, стекла были сильно затонированы. В несущемся следом «джипе» Стриж разглядел чей-то небритый профиль с характерным кавказским носом.

— Это кто еще? — удивленно спросил он Крота.