Полевой дневник
Шрифт:
Две недели без перерыва весь световой день жужжали мотопилы, ухали падающие деревья и стучали топоры на месте будущей геологической базы. Все это время мы дальше чем на 200–300 метров не отходили – и снег глубокий и работы много. Следы Уралов, на которых мы сюда добрались, уже давно засыпало снегом и занесло метелью – вокруг нехоженая тайга, заснеженная река, пасмурное небо да белый склон сопки за нашей террасой.
На майские распогодилось. Ночью облака куда то разбежались, под утро вызвездило, но не похолодало, как обычно. Волны теплого воздуха покатились с верховий Хунхады заполняя долины. Сугробы сразу как-то подсели и покрылись ледяной коркой.
Первомайский праздничный завтрак организовали на «свежем воздухе»: сколотив столешницу, установили ее на два пенька у бровки террасы, вместо стульев – чурочки, брезентовое автопокрывало заменило скатерть. Праздничный стол «ломился» от вкусностей: предварительно размоченная сухая картошка поджарена на масле, омлет из яичного порошка, сухого молока и говяжьей тушенки украшен зеленым горошком, банки консервированных огурцов и помидоров, румяные ландорики, а во главе стола – бутылка армянского коньяка.
Подняв тосты за «Мир, Труд, Май» долго сидели за столом, нежась на солнышке, вспоминая разные житейские истории и обговаривая планы на предстоящий полевой сезон. На какой-то момент разговоры иссякли и, вдруг, с низовий долины докатился странный звук – то ли эхо выстрела, то ли наледь ухнула. Места здесь безлюдные, до ближайшего населенного пункта километров 150, не меньше. Дорог нет никаких. Кто мог стрелять, если это вообще выстрел? Может оленеводы? Но, по такому снегу куда пойдешь? Наст – олени не пойдут, ноги побьют. Стада стоят на месте. Может охотники? В общем, поселилось в душе какое-то беспокойство.
Покопавшись в огромной куче нашего полевого снаряжения, сваленного здесь же на берегу вперемешку с продуктами (склад-то еще не построили), я нашел новые охотничьи лыжи. Приладил к ним ременные крепления «под валенок», пропарафинил имеющимися свечками и решил все же сходить к устью Сули-Дюна «в разведку». Всего-то километров 7–8, судя по карте. Компанию мне составить никто не мог, поскольку лыж – одна пара. Мужики разошлись по палаткам подремать «с устатку» – день то выходной. Закинув свою ведомственную одноствольную «ижевку» на плечо, я двинулся вниз по речке.
Несмотря на глубокий снег идти было легко, наст держал широкие лыжи почти не проваливаясь. Отойдя около километра от базы, которая только скрылась за поворотом, я снял телогрейку – тяжело и жарко – в КГЛке поверх свитера вполне комфортно. Вниз по долине русло ручья расширялось, горы отступали, и их не было видно из-за леса, которым поросли террасы. Склон левой террасы, с густым строевым лесом, круто обрывался в русло, а правая – невысокими уступами, покрытыми редким разнолесьем уходила на юг.
Километра через три вышел на наледь. Ручей пропилил во льду глубокий извилистый каньон стены которого светились разного оттенка голубыми красками, а кристально чистая водная струя металась по вылизанному ложу ныряя в темные гроты и проскакивая под ледяными мостами. Со стен каньона с хрустальным звоном соскальзывали длинные ледяные кристаллы, копьями вонзались в поток, который шипя от злости уносил их по извилистому желобу. Вся поверхность ледяного поля была покрыта лужицами талой воды в которых отражалось голубое небо. Зрелище просто завораживающее. Сняв лыжи и закинув их на плечо, я пошел вдоль террасы по краю наледи, стараясь не попадать валенками в лужицы. Увы, несмотря на все мои старания к концу наледи ноги все равно были мокрые. Да, собственно говоря не только ноги, я весь был мокрый от пота, поскольку аккумулировал на себе весь солнечный свет отраженный от чисто белой поверхности наледи. Пришлось снять и куртку и свитер, обвязав их вокруг талии рукавами. Ниже наледи идти становилось все тяжелее – наст уже не держал, лыжи проваливались в мягкий, водянистый снег и я начал задумываться, не повернуть ли обратно. Хотя уже и до устья не далеко, всего пару километров. Скальные обрывы левого борта Хунхады, расположенные как раз напротив устья Сули-Дюна хорошо просматривались, рыжея на белом фоне.
Остановившись отдохнуть, «перевести дыхание», я снял солнцезащитные очки для того, чтобы протереть их от пота, который заливал глаза. Без очков нельзя – через десять минут «поймаешь зайчиков» и ослепнешь! Оглядевшись по сторонам, обратил внимание, что на правой террасе темнеет на снегу какая-то полоса. Странно, что в очках ее не видно. Подойдя поближе, понял, что это след животного – оленя или лося. Пересекая долину метрах в двухстах впереди меня, след выходил на террасу. Судя по характеру следа животное бежало практически по прямой. Когда оно пасется – то и след другой: виляет, петляет, на месте топчется у кустиков тальника, а здесь явно было напугано и от кого-то убегало.
Я подошел к следу в том месте где животина подымалась на террасу. Это след сохатого – утюжки копыт четко отпечатались в глубоком влажном снегу. Судя по размеру следа – зверь крупный. Рядом со следом, пропитав снег, расплылись бледно-красные пятна.
Теперь все становилось понятным: звук который мы услышали в обед – это выстрел. Стреляли от устья вверх по долине, поэтому мы его и услышали. Стреляли из карабина, звук выстрела из ружья, а тем более мелкашки, вряд ли услышишь на таком расстоянии. Карабины есть у оленеводов и промысловых охотников. Охотник по любому бы пошел за добычей, а в долине других следов нет. Хотя может он пошел по террасе, но там снега много, да и идти по лесу не удобно. Странно все это!
Я снял лыжи и пошел за сохатым. Действительно, по террасе идти было тяжело, снега много – это еще полбеды, под снегом то ямы, то ветки – больше ползешь на четвереньках, чем идешь. На влажные валенки налипает снег. Свитер и куртку опять пришлось одеть. Лось уже не бежал, шел. Красных капель на снегу становилось все больше. Здесь он остановился, видимо прислушивался, есть ли за ним погоня, а может просто уже обессилел. Если так, то осталось не далеко. Метров через триста я его увидел. Сохатый лежал на боку в неглубокой ложбинке. Сняв ружье, я поменял дробь на картечь. Услышав щелчок закрывшегося ружья лось поднял голову, посмотрел на меня и попытался встать. Под тем боком, на котором он лежал весь снег был пропитан кровью. Ну, что зверя мучить? Я поднял ствол и выстрелил в шею.
Разделывать тушу не стал, да один бы и не смог, сохатый огромный, ни перевернуть его ни, тем более поднять. Только кишки выпустил, что бы не завонялись, кровь слил да сердце с печенью и почками достал. Пока возился с тушей, ожидал, может охотник подойдет, услышав выстрел. Но нет, так ни кто и не появился, хотя из двенадцатого калибра выстрел далеко слышно, ну уж на устье точно слышно, всего-то около километра.
Солнце уже клонилось к закату, когда я вытащил рюкзак с охотничьими трофеями на русло, где оставил лыжи. И хоть время поджимало, к устью Сули-Дюна я решил сбегать, посмотреть, кто же все таки стрелял?