Полевой дневник
Шрифт:
Просыпаюсь от шороха в гуще стланика. Еще не сообразив что к чему, понимаю, что у меня в руках карабин. Звуки приближаются ко мне, остатки сна улетучились, и я весь-внимание. Догорающий костер изредка выхватывает из серости летней ночи какие-то тени. Шорох затаился за выворотнем, сердце бухает так, что вздрагивают руки. Медленно подымаю ствол карабина… Фу ты, черт! На ствол лежащей лиственницы, аккурат около стелек от сапог, выскакивает бурундучок. Ну, напугал, зверюга. Он вытягивает мордочку по направлению к костру и замирает. В черных бусинках глаз отражаются сполохи огня. Я не шевелюсь, но, видимо, такое обилие незнакомых запахов его пугает, и, сделав несколько прыжков по стволу лиственницы, зверек пропадает в ночи. Я ругаюсь – маленький-маленький,
Воздух, прогретый за день на осыпных склонах, струится вверх по долине. Он доносит шум ручья на перекатах, шелест тальниковых листьев, и еще какие-то звуки, издаваемые горами, происхождение которых не понятно, но которые можно услышать лишь ночью, у костра, в одиночестве.
Я просыпаюсь как только первый солнечный луч, выглянув из-за водораздела, позолотил вершинки веток стланика. Впереди тяжелый полевой рабочий день. А, может, он принесет удачу. Этого так хочется…
11
…А в тайге, все привычки нарушив,
Подвергая проверке судьбу,
Ты причудливой сеткой маршрутов
Ловишь хитрой удачи звезду…
Камералка на базе в устье ручья Барыкчан заканчивалась. Отъевшись и отоспавшись после первого захода, мы привели в порядок свои полевые книжки, журналы, «сбили» рабочие материалы на геологических картах. Это время приятно ежедневными банями, пахучим хлебом с хрустящей корочкой к обеду, стиранными порошком до белоснежного состояния и высушенными вкладышами в спальники. На четыре дня, а они на наше счастье выдались солнечными и теплыми, наш геологический народ переоделся в рубашки и джинсы, а студентки щеголяли в шортиках и разноцветных майках. На бельевых веревках по всей базе болтались стираные робы, чехлы от спальников, а на колышках сушились стертые в маршрутах болотники с отвернутыми голенищами. Из транзисторов в домиках доносилась музыка и состояние заслуженного «расслабона» витало над базой, перемешиваясь с запахом свежевыпеченного хлеба и цветущего багульника.
Но все хорошее, к сожалению, быстро заканчивается. И вот связка из пяти лошадей, позвякивая боталами, уходит на север по тропе вдоль Юге-Саха. Кони завьюченные палатками, печками, продуктами в такт шагам покачивая головами «гупают» подкованными копытами по лесной тропе. Связка обреченно тащится за передовой лошадью на которой восседает каюр дядя Федя, подгоняя ее тычками каблуков в округлые бока. Не хотят лошадки уходить от разнотравья вольных выпасов долины Юге-Саха в каменные лабиринты верховий реки. Но работа есть работа.
Мы уже «расходились» за первый заход, а отдых на базе позволил восстановить силы. Идти по набитой зверьем тропе легко. Я, Димка и Чекуренок идем впереди связки, а за нею гуськом выстроилось бодрое студенчество. Сергей Леонидович замыкает шествие, контролируя общий процесс движения личного состава партии. Идя на 300–400 метров впереди мы разведываем дорогу и определяем как удобнее пройти лошадям. На участках где тропа либо ветвилась в густом мелколесье – «чепыжнике», либо ныряла в болото, кто-то один остается, поджидая связку и показывая каюру место обхода.
Километрах в 20 от базы, немного выше устья ручья Упэмон, тропа совсем потерялась и нам пришлось выйти на русло речки. Чекуренок перейдя на другой берег по бурунистому перекату обнаружил, что тропа продолжается по тому берегу. Он покричал, показывая жестами, что нужно перейти русло реки. Мы с Димкой «раскатали» голенища болотников готовясь к переходу – перекат хоть и не глубокий, но при сильном течении вода может захлестнуть сапоги, а переобуваться и выкручивать портянки не хотелось бы. Тем более идти дальше в мокрых сапогах нельзя, переход еще только начался, а собьешь ноги – вовсе ходить в маршруты не сможешь.
Каюр увидев, что Чекуренок машет руками – «мол, за мной» – повернул связку к реке и сходу погнал по перекату. Посреди русла кони сбились, закрутились, задние обогнали ведущую кобылу, она взбрыкнула, и дядя Федя выпал из седла. Уже не думая о сапогах мы бросились к лошадям на помощь каюру. Упади Федор в воду, лошади могли и затоптать его в панике, но он удержался на ногах, ничего страшного не случилось. Криками, матами лошадей удалось утихомирить, но связка перепуталась. Пришлось развязывать, а иногда и резать намокшие веревки и по одной выводить лошадей на берег. Все же не обошлось без потерь: выпутывая очередную кобылу Димка резанул не ту веревку и одна из вьючных сумин упала в воду. Леонидыч, который оставался со студентами на берегу, подстраховывая нас, увидел кувыркающуюся по перекату поклажу, выловил ее и с помощью ребят вытащил мокрую суму на берег. То, что вымок спальник не беда – высушим, но в спальнике была завернута рация.
Лошадей вывели на берег, выстроили в связку, перевьючили, подтянули подпруги и двинулись дальше. Еще немного пройдя по Юге-Саху, свернули в небольшой правый приток и поднялись до его верховий. Долина ручья типичная для этого рельефа – плоское каменистое, безлесное днище и делювиальные некрутые склоны, сложенные щебнем алевролитов и песчаников. Подъем к перевалу оказался довольно крутым и начальник принял решение не штурмовать его в ночь, а поставить лагерь под перевалом, сам же пошел в разведку – искать тропу. Пока мы ставили палатки – одну женскую четырехместку, одну мужскую шестиместную, девчонки надергали дикого лука, росшего под склоном по краю терраски, и принялись варить зеленый суп.
К возвращению Сергея Леонидовича быт на стоянке уже налажен: палатки стоят упруго расправив крылья, бутор сложен и укрыт брезентом, конские седла с потниками сушатся у костра, на тагане в ведрах булькает ароматный суп и парит свежезаваренный чай. Стреноженные кони невдалеке уныло хрумкают овес, которым их решил подкормить дядя Федя ввиду полного отсутствия травы. Леонидыч нашел довольно приличную баранью тропу, которая ведет к перевалу – решено было завтра пораньше сворачивать лагерь и, поднявшись на перевал, дальше отправить связку с одним спарком к новому месту стоянки на ручье Тирехтях, а двум другим спаркам идти намеченными ранее геологическими маршрутами. Таким образом «убиваем двух зайцев» – и груз доставим, и работу по ходу сделаем. Сопровождать связку будет Димка со студенткой и Чекуренком, Леонидыч со своей студенткой пойдет южнее, а мы со Светкой – по северному водоразделу Тирехтяха.
План хороший, но жизнь, как всегда, вносит свои коррективы. Проснувшись, быстренько умылись в ледяной воде ручейка, свернули свои пожитки, сели завтракать. За чаем спросил у девчонок можно ли снимать их палатку? Одна из студенток сказала, что Света себя плохо чувствует – болит живот, – может от вчерашнего зеленого супа.
Начальник, сходив в палатку и поговорив с больной, вынес вердикт: все собираются и двигаются в ранее намеченных направлениях, студентка принимает лекарства и отлеживается, а я выполняю свою часть маршрута и возвращаюсь к стоянке. Завтра каюр вторым рейсом забирает нас. «Приказ командира – закон для подчиненного» – я потащил свой спальник в студенческую палатку. Светка лежала в спальнике с закрытыми глазами. Решив, что она спит я потихоньку вышел, оставив пожитки у входа. Поскольку маршрут предполагался довольно протяженный – планировался в одну сторону, а теперь придется возвращаться – я попросил Леонидыча оставить для связи «Карат» и ушел со стоянки раньше, чем караван двинулся в путь. Уже поднявшись на водораздел, увидел в долине белое пятнышко палатки и цепочку людей и лошадей подымающихся к перевалу по чуть заметной тропе.