Полицейская Академия
Шрифт:
– Как?- удивился Хайталл.- Служба в ньюйоркской полиции тебе уже надоела?…
– Да нет, ты неправильно понял. Я имею в виду – все эти бесконечные патрулирования, эти гонки, разборки с разными проститутками, сутенерами, продавцами крэка… Каждый день занимаешься одним и тем же, крутишься, как белка в колесе и – все безрезультатно…
– Ну так глотни пивка,- продолжал настаивать Хайталл,- глотни этого пивка и сразу же посмотришь на мир другими глазами…
– …Я все время вспоминаю нашу Полицейскую Академию,- продолжал МакКони,- что ни говори, а это были лучшие годы нашей жизни…
Чернокожий
– Даже несмотря на то, что там приходилось время от времени иметь дело с такими дегенератами, как Харрис, Колтон и Робертс?…
– Но мы всегда выходили победителями!- воскликнул его собеседник.
– Кстати, а ты знаешь, где они теперь?- спросил Хайталл и, не дожидаясь, что скажет Джерри, продолжил,- они все трое теперь в участке на Манхэттене… Тупые, исполнительные – начальство таких любит.
– А где этот урод капитан Маузер?- поинтересовался Джерри.
– Этого козла взяли по блату в Управление,- ответил чернокожий полицейский.- Сидит там, перекладывает какие-то бумажки и думает, наверное, что без него нью-йоркская полиция не просуществовала бы и дня…
МакКони завел двигатель и повел автомобиль по плохо освещенному переулку.
– Кстати,- Хайталл, допив пиво, выбросил пустую жестяную банку за окошко,- этот район, где мы сейчас
проезжаем – самый опасный в нашем участке. Только за последний месяц – четыре убийства и семь покушений на убийство, двадцать одно изнасилование, из которых двадцать
– групповухи, а поножовщины и мелкого хулиганства я уже просто не считаю…
– Ну, разные там поножовщины и хулиганства в Нью-Йорке – это вообще мелочевка, их и во внимание брать не стоит,- МакКони подъехал к светофору и остановился, пережидая красный свет.- Самое гадкое, что только может быть для нью-йоркского полицейского – это торговцы крэком. Самый гнусный наркотик, из всех известных. И подсаживаются на него очень быстро – практически с первого раза…
– Ты имеешь в виду Чанга и его людей из китайского квартала?- спросил Хайталл.
– Да, и его тоже…
– Но зацепить Чанга очень и очень непросто… Такой хитрожопый…
Зажегся зеленый свет, и МакКони, проехав несколько рядов супермаркетов, вновь выехал на одну из центральных улиц…
– Мне кажется, что сегодня у нас не ожидается ничего интересного,- обернулся он к своему напарнику.- Давай еще немножко попетляем тут и – в участок.
– Согласен,- ответил Хайталл. Глядя на тоскливое выражение лица своего приятели, чернокожий полицейский весело подмигнул Джерри.
– Да, чуть не забыл,- сказал он,- у меня для тебя есть отличная новость. Ты знаешь, комендант Лассард тебя зачем-то разыскивает…
– Комендант Лассард?- переспросил МакКони,- И что, мы, наверное, опять ему понадобились?
– Скажу тебе по секрету – да. У него возникла какая-то новая идея – что-то о привлечении гражданского населения к полицейской работе…
Ну и что? Хайталл продолжал:
Он написал какой-то меморандум в Управление,
его прочитали и одобрили.
А мы тут при чем?
Он считает, что без нас не справится. Мне кажется
– абсолютно правильно считает…
– И когда же нам надо прибыть к Лассарду?- предчувствуя новый поворот в своей карьере полицейского, МакКони заметно оживился.
Хайталл посмотрел на часы. – Как раз после окончания дежурства. То есть – через пятнадцать минут мы должны быть в его кабинете.
– И ты раньше об этом не мог сказать?- в голосе
Джерри звучала нескрываемая обида. Хайталл развеселился.
– Ты спрашиваешь, не мог ли я тебе об этом раньше сказать? Ну, конечно же, мог!
Так чего же ты молчал?
Так ведь ты сам не спрашивал!…
– Уважаемые офицеры! Мне очень, очень приятно, что вы вновь откликнулись на мое приглашение и опять собрались в этих родных для всех нас стенах!- комендант Лассард, с удовольствием глядя на выпускников Академии 1984 года, сняв очки и протерев их о полу мундира, продолжил свою речь.- Да, мне чрезвычайно приятно, что вы откликнулись. Я не хочу тут распространяться о ваших многочисленных достоинствах – во-первых, у нас слишком мало времени, во-вторых, они и так хорошо известны. Видимо, вы наслышаны о моей новой программе, а тем, кто еще не знает, о чем речь, кратенько расскажу. В своей ежедневной практике вы, нью-йоркские копы, наверняка неоднократно сталкивались с очень малоприятным фактом: в последнее время гражданское население нашего прекрасного города все меньше и меньше уважает блюстителей порядка, то есть всех нас. Нас называют и гнусными легавыми, и мерзкими мусорами, и паскудными копами, и…
– Гнойными пидарами,- произнес с места МакКони.
– А еще – грязными выродками,- подсказал Ларвел.
– Вонючими ублюдками,- вставил Хайталл.
– Неподмытыми членососами,- добавила Агата Трахтенберг.
– Полными дебилами,- сказал Джон Насименто.
– Отвратными недоносками,- дополнила стоявшая тут же его жена Элизабет.
– Козлинами, каких только поискать,- закончил перечень эпитетов Эрик Мартинес.
– Короче – хуже не придумаешь,- подытожил комендант Лассард – и, как ни странно, во всем этом есть своя доля правды. Нью-Йоркская полиция потеряла былое уважение в глазах граждан прежде всего благодаря таким уродам, как всем известные Маузер, Харрис, Колтон и Робертс. Для них главное – не служить законности и справедливости, а просто дрючить и правого, и виноватого исключительно для собственного удовольствия. Этим самым они дискредитировали высокое звание американского копа. Народ нас не любит и доверяет все меньше и меньше. Я долго думал, что следует предпринять, чтобы исправить положение, чтобы восстановить доброе имя американского полицейского…
– И что же вы надумали, сэр?-поинтересовался со своего места Ларвел.
– Единственный выход – максимально приблизиться к народу. Надо быть проще. Надо создавать себе привлекательный имидж. Как говорил один умный человек – будь проще, и к тебе потянутся массы.
– Но некоторые из нас и так весьма и весьма близки к народным массам!- воскликнул со своего места Эрик.- Сэр, во всем Нью-Йорке вы не найдете лучшего матерщинника, чем я! Вы бы только видели, как я разговариваю в вашем участке с задержанными уличными хулиганами,- Мартинес, скорчив чрезвычайно мерзкую рожу, произнес картаво,- а ну, бля, в натуре, всех попишу!