Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы
Шрифт:
Однако, хотя крестьянам удалось сорвать планы молниеносной сплошной коллективизации, окончательную «победу» одержало сталинское правительство. Проведённая в последующие несколько лет коллективизация разрушила производительные силы деревни и завершилась массовым голодом.
С первых же шагов форсированная индустриализация оказалась разорительной и малоэффективной. В результате бездумной траты средств многие сотни миллионов рублей оказались вложенными в незавершённое строительство, не давали отдачи. Действующие же предприятия, особенно те, что обслуживали потребности населения, сокращали производство из-за нехватки оборудования и сырья. Росла себестоимость промышленной продукции, резко ухудшилось её качество. Летом 1930 г. индустриальные отрасли экономики также охватил кризис.
Одним из его проявлений было разрушение денежной системы и полное разорение бюджета. Огромный дефицит бюджета латали за счёт повышения цен, введения обязательной подписки на займы, а главное — эмиссии. За год и девять месяцев, с конца 1928 по июль 1930 г., в обращение было выпущено 1556 миллионов рублей, в то время как пятилетний план предусматривал общую эмиссию на пятилетку 1250 миллионов рублей. Обесценение денег вело к массовой скупке товаров в запас и натурализации товарообмена. Сельскохозяйственную продукцию на рынках крестьяне отдавали горожанам не за деньги, а в обмен на мыло, нитки, сахар, мануфактуру, обувь и т.д. Поскольку бумажные деньги постоянно падали в цене, население накапливало мелкую разменную монету, содержащую небольшую долю серебра. Произошло раздвоение денежной системы, сложился разный курс цен в
Разрушение сельского хозяйства, направление огромных средств в тяжёлую промышленность, массовый вывоз продовольствия на экспорт привели к резкому падению уровня жизни населения. Даже в крупных городах, население которых правительство рассматривало в качестве своей основной социальной базы и старалось обеспечивать продовольствием в первую очередь, выстраивались огромные очереди за продуктами, которые распределялись по карточкам. Цены на свободном рынке для большинства были недоступны. На почве продовольственных трудностей в городах происходили волнения, демонстрации против властей.
Оборотной стороной массового недовольства правительством было повышение политического авторитета лидеров «правого уклона», предупреждавших о тяжёлых последствиях левого скачка. Об этом свидетельствовали, например, письма в центральный партийный печатный орган, газету «Правда». Такие письма на страницах газеты не публиковались, но их сводки составлялись для высших руководителей СССР. В сводке от 5 июля 1930 г. было приведено несколько писем в поддержку Рыкова, Бухарина и Томского. Например, помощник машиниста депо Сызрань П. Юдаев писал: «Т.т. Бухарин, Рыков, Томский были правы, ведь печать — это одно, а мнение рабочих — это другое» [35] . В сводке от 10 августа в числе других приводилось письмо А.И. Горбунова из Канавино. Он сообщал о разговорах в очередях: «Когда во главе были Рыков, Томский да Бухарин всего было вдоволь. Вот их отставили и ничего не стало» [36] . Авторы писем напоминали о предупреждениях «правых» по поводу непосильности взятых темпов индустриализации, о более высоком уровне жизни в период, когда «правые» были у власти [37] и т.д. О подобных настроениях хорошо знали в руководстве партии. «Разговоры с рабочими на собраниях, их записки и вопросы, письма в ред. «Правды», сводки — всё говорит о большом напряжении сил, — отмечал, например, Е.М. Ярославский в письме Г.К. Орджоникидзе 17 сентября 1930 г. — Конечно, очень сильно выросла сознательность, силён энтузиазм передовиков, ударников, колоссальны успехи передовиков. Но у многих и многих настроение неважное, именно в связи с вопросом о снабжении. Оно расстроено. Рабочий нередко вслух мечтает о том положении, которое было 3 года назад, когда он мог свободно купить вдосталь жратвы. Об этой жратве (и обуви, и одежде, и вообще о предметах широкого потребления) надо серьёзно думать… Конечно, нам не надо бояться панических прожектов правых и троцкистов, но надо этим вопросам уделить гораздо большее внимание, чем им уделяли» [38] .
35
Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925–1936 гг. С. 178.
36
ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 55. Д. 1 '73. Л. 52–54.
37
Там же. Л. 132.
38
Там же. Л. 92–93.
Бухарин, Рыков и Томский, несмотря на политическую дискредитацию, сохраняли определённый авторитет в партии, пользовались поддержкой многих партийных деятелей. Известно, например, что сестра Ленина М.И. Ульянова в апреле 1929 г. прислала на имя объединённого пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) резкое письмо с протестом против планов исключения «правых» из Политбюро: «Я считаю заслугой т.т. Рыкова, Томского и Бухарина, что они ставят перед партией… большие вопросы, а не замалчивают их. Я считаю, что иная точка зрения, замалчивающая или затушёвывающая трудности и опасности, а также чрезмерные восторги перед достижениями будут проявлением ограниченного самодовольства и комчванства. Поэтому, протестуя против самой постановки вопроса о выводе троих товарищей из Политбюро и против недопустимой и вредной для партии дискредитации их, я прошу довести до сведения Пленума, что я голосую против вывода этих троих товарищей или кого-либо из них порознь из Политбюро, против их осуждения и дискредитации», — писала она [39] .
39
Известия ЦК КПСС. 1989. № 1. С. 127.
Несомненно, «правые» настроения были распространены и среди рядовых членов партии. Это было одной из причин очередной чистки партии. В 1929–1931 гг. из ВКП(б) было исключено около 250 тыс. человек, значительная часть которых поплатились партбилетом за принадлежность к «правому уклону» [40] .
Однако особенно бдительно Сталин следил, конечно, за своими ближайшими соратниками в Политбюро, от позиции которых всё ещё в значительной мере зависел исход политической борьбы. Очевидно, что провалы политики «большого скачка» не могли не сказаться на настроениях в высших эшелонах власти. Немало предположений по этому поводу делалось уже современниками событий. Например, «Бюллетень оппозиции», издававшийся Троцким в Берлине, сообщал в одном из «писем из СССР», датированном сентябрём 1930 г., что в Москве говорили о неизбежности разрыва между Сталиным и Молотовым, на которого Сталин возложил «всю ответственность за «перегибы» политики партии в деревне» [41] . Известные сегодня документы, в частности, письма Сталина Молотову за 1930 г. [42] , многие из которых будут использованы далее, отвергают эти предположения. Между Сталиным и Молотовым в этот период существовали особо близкие, доверительные отношения. Можно сказать, что Молотов был главным, особо доверенным, соратником Сталина.
40
РЦХИДНИ. Ф. 17. On. 117. Д. 873. Л. 23.
41
Бюллетень оппозиции. 1930. № 17–18. С. 39.
42
Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925–1936 гг. С. 177–232.
Больше оснований предполагать определённую долю достоверности в сообщении анонимного корреспондента «Социалистического вестника» о разногласиях между Сталиным и некоторыми членами Политбюро по поводу судьбы лидеров «правого уклона». «Упорно говорят о том, — говорилось в этом сообщении, — что Калинин, Орджоникидзе и Ворошилов уговорили Сталина пойти на уступки. Сущность их в следующем: по-прежнему правый уклон оценивается как главный, по-прежнему ведётся борьба против «деморализаторских настроений», но Сталин согласился прекратить кампанию против лидеров правых и не настаивать на оргвыводах против них» [43] . Действительно, для тех членов Политбюро, которые поддерживали Сталина, группа Бухарина не была равна предшествующим оппозициям, например, Троцкого и Зиновьева. Бухарин, Рыков, Томский даже в период острого противостояния оставались более «своими», чем, например, Троцкий, Зиновьев и Каменев. «Правые» выступали менее ожесточённо, старались действовать в рамках партийной легальности, не выдвигая категорических требований о кадровых перестановках в Политбюро, чем, кстати, и заслужили ярлык не «оппозиции», а лишь «уклона». Со многими членами Политбюро опальные «правые» были связаны хорошими личными отношениями, годами совместной беспощадной борьбы с общим врагом — троцкистско-зиновьевской оппозицией. Всё это, кстати, заставляло Сталина в 1928—начале 1929 г. действовать против группы Бухарина достаточно осторожно, внимательно приглядывая за настроениями своих соратников. «Был у Серго. Настроение у него хорошее. Он твёрдо стоит и решительно за линию ЦК, против колеблющихся и шатающихся… У Серго был, оказывается, Андреев… и беседовал с ним. По мнению Серго, Андреев стоит твёрдо за линию ЦК. Томский, оказывается, пытался (во время пленума) «разложить» его… но не удалось «заманить» Андреева»; «Ни в коем случае нельзя дать Томскому (или кому-либо другому) «подкачать» Куйбышева или Микояна. Не можешь ли прислать письмо Томского против Куйбышева?» — писал, например, Сталин Молотову в августе 1928 г. [44]
43
Социалистический вестник. 1930. № 24. С. 15.
44
РЦХИДНИ. Ф. 52. Оп. 2. Д. 1420. Л. 200, 220.
Рецидивы особого отношения многих членов Политбюро к «правым» проявлялись и после того, как в апреле 1929 г. группа Бухарина, Рыкова, Томского потерпела окончательное поражение. Например, в июне 1929 г. Политбюро решало вопрос о работе Бухарина, смещённого к тому времени с должности редактора «Правды». Сталин настаивал на назначении Бухарина наркомом просвещения. Это была почётная, но опасная для Бухарина политическая ссылка. Внешне пост наркома просвещения выглядел как важное и почётное задание партии. Сталин, предлагая такое решение, демонстрировал якобы беспристрастность и готовность наладить деловое сотрудничество с Бухариным. Однако на деле всё было не так. Максимально отдалённый от «большой политики», Народный комиссариат просвещения подвергался постоянным нападкам и критике со стороны не только партийных функционеров, но и руководителей комсомола, профсоюзов, «советской общественности». Непростой была обстановка в самом наркомате. В общем, став наркомом просвещения, Бухарин оказался бы втянут в водоворот многочисленных споров, склок и постоянных проработок, что гарантировало его окончательное исключение из политических игр. Понимая всё это, Бухарин сопротивлялся и сделал неожиданный ход: попросил третьестепенный пост начальника научно-технического управления Высшего совета народного хозяйства СССР. В этом случае более очевидно обозначалось опальное положение Бухарина и реальное стремление Сталина полностью выжить его из руководства партии. Этот пост в отличие от Наркомата просвещения гарантировал сравнительно спокойную и необременительную служебную деятельность, развязывал руки для более внимательного наблюдения за «большой политикой».
Несмотря на возражения Сталина, Политбюро поддержало Бухарина. О том, как это происходило, мы знаем из письма К.Е. Ворошилова Г.К. Орджоникидзе от 8 июня 1929 г.: «…Бухарин умолил всех не назначать его на Наркомпрос и предложил, а затем настаивал на НТУ. Я поддержал его в этом, поддержало ещё несколько человек и большинством в один голос (против Кобы) мы провели его» [45] .
Сталин должен был считаться с возможностью таких конфликтов. Как справедливо пишет С. Коэн, «…Сталин сколотил антибухаринское большинство и стал в руководстве первым среди равных не как безответственный автор «революции сверху», а под обличьем трезвого государственного деятеля, избравшего «трезвый и спокойный» курс между робостью правых и экстремизмом левых… Несмотря на свою воинственную риторику, он победил в своей знакомой с 20-х гг. роли сторонника золотой середины, производившего выгодное впечатление на других администраторов своей прагматичной деловитостью, спокойным тоном, тихим голосом» [46] . Сталин не мог выйти из этого образа и предпочитал позицию «обиженного». Слишком резкие нападки на поверженных «правых» могли вызвать настороженность у некоторых членов Политбюро, усилить симпатии к Бухарину, Рыкову и Томскому. Именно поэтому Сталин столь долго «расставался» с «правыми». Несмотря на то, что политическая победа над ними была одержана уже в апреле 1929 г., вывод Бухарина, Томского и Рыкова из Политбюро осуществлялся постепенно и с определёнными предосторожностями. Бухарина исключили из Политбюро в ноябре 1929 г., Томского не избрали в Политбюро на новый срок после XVI съезда партии, в июле 1930 г., когда формировались новые руководящие органы ВКП(б). Рыков вошёл в новый состав Политбюро и оставался в нём ещё несколько месяцев, до декабря 1930 г.
45
Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925–1936 гг. С. 123.
46
Коэн С. Бухарин. Политическая биография. С. 394–395.
Вместе с тем Сталин не мог позволить себе и излишнюю осторожность. Провалы «генеральной линии» объективно усиливали позиции «правых». При определённых обстоятельствах вполне могла возникнуть идея примирения с «правыми», идея консолидации руководства. Идея тем более естественная, что Рыков по-прежнему занимал ключевые посты в партийно-государственном аппарате. Фактор Рыкова вообще представлял для Сталина одну из самых значительных политических проблем на этом этапе.
Рыков был одним из старейших и заслуженных членов партии, в которую он вступил в семнадцатилетнем возрасте уже в 1898 г. Не закончив учёбу на юридическом факультете Казанского университета, он стал профессиональным революционером-подпольщиком. Активно участвовал в революции 1905–1907 гг. Неоднократно арестовывался, ссылался. В первом советском правительстве Рыков занимал важный пост наркома внутренних дел. В годы гражданской войны занимался организацией экономики, снабжением Красной армии. Будучи одним из создателей системы «военного коммунизма», он не стал её активным приверженцем. В своих работах военного периода Рыков, как отмечает современный исследователь его государственной деятельности, «предстаёт перед нами скорее практиком, внимательно присматривающимся к окружающей действительности, не впадающим в крайности, готовым к компромиссу…» [47] . После смерти Ленина Рыков сменил его на посту председателя Совнаркома. Возглавляя правительство, Рыков, объективно, в силу занимаемой должности, обладал значительной властью, держал в своих руках важнейшие механизмы управления страной. При всём желании Политбюро и Сталин не могли полностью контролировать деятельность СНК, тем более, что по сложившейся в 20-е годы традиции правительственные органы обладали значительной самостоятельностью. Определённую роль играло и то обстоятельство, что Рыков по национальности был русским, выходцем из крестьянской семьи, и в силу этого куда больше подходил на роль лидера крестьянской России, чем Сталин и его закавказские соратники.
47
Сенин А.С. А.И. Рыков. Страницы жизни. М., 1993. С. 108–109.