Политическая наука №4 / 2015. Сравнительные исследования мировой политики
Шрифт:
Четвертая тенденция связана с изменением статуса наднациональных акторов в современной (поствестфальской) системе международных отношений. Возрастет роль мировых финансовых институтов (МВФ, Всемирный банк, Парижский клуб, ВТО, ЕБРР и т.д.). Однако эта тенденция неоднозначна и потенциально конфликтна. С одной стороны, их кредитные механизмы станут более востребованными. С другой – процедуры финансового регулирования и выдачи займов станут менее прозрачными, а дискуссия о степени зависимости от мировых финансовых институтов расколет национальные элиты многих стран, что повлияет на рост политической нестабильности и социальных волнений.
Пятая тенденция – наиболее опасный вариант развития событий, поскольку определяет геополитическую дестабилизацию мировой периферии как результат экономического кризиса. Вторая (и, вероятно, не последняя) волна
7
LIC (от англ. low – income country) – международная экспертная аббревиатура, обозначающая страны с низким уровнем дохода.
Девальвация экономической мощи США уже потянула вниз за собой национальные экономики целых регионов, не говоря об отдельных странах. Тем не менее Америка потеряет в пропорциональном отношении меньше, чем другие центры силы, поскольку «благодаря самому высокому даже среди развитых стран уровню интернационализации национальной экономической системы… США имеют наилучшие шансы по сравнению с большинством других ведущих держав (возможно, за исключением КНР) для выхода из кризиса» [Войтоловский, 2009]. Степень политического могущества США также сокращается и сократится еще больше, но другие станут еще слабее. Тем не менее Вашингтон уже не сможет использовать прежние механизмы односторонних действий и будет вынужден разработать новую стратегию преобразования институциональных механизмов коллективного влияния на развитие мировых экономических процессов. Однако на это необходимо не только время, но и значительные ресурсы, в том числе и финансовые.
Развитие последней тенденции в условиях экономических неудач обостряет гуманитарные проблемы, связанные в первую очередь с распределением энергии, воды и продовольствия. В этих условиях проявляются стремления решить такие вопросы «другими способами», благодаря чему вектор массовых волнений отвлекается в сторону внешнеполитических амбиций или даже реваншизма. Например, в потенциально опасной зоне находятся Украина и среднеазиатские республики СНГ. Некоторые страны в условиях экономической катастрофы и негибких авторитарно-клановых режимов могут оказаться беспомощными перед многочисленными угрозами, в том числе и связанными с исламским экстремизмом.
Во многих случаях указанные факторы перестают быть латентными, в политике различных стран возрастает роль военной составляющей, что провоцирует интенсификацию гонки вооружений. Экономический и политический постреализм уступает место различным «теориям хаоса», оправдывающим агрессивные действия государства во враждебном окружении.
Первые десятилетия XXI в. продемонстрировали, что мир начал радикально меняться. Распространение модели современной цивилизации по всему миру подрывает разрыв в могуществе и власти между центром и периферией. Ныне период централизованного глобализма подходит к концу. Подъем развивающихся экономик и в особенности Китая стал символом этого процесса. Итогом этого процесса станет завершение эпохи западной гегемонии, которая длилась со второй четверти XIX в. до первой четверти XXI в. Мир переходит от централизованного глобализма к периоду децентрализованного глобализма [Buzan, Lawson, 2014]. Доминировать в современном мире одной сверхдержаве или группе связанных с ней держав становится уже трудно. По мнению ряда специалистов, эта тенденция будет продолжена и ядро системы будет расширяться и становиться менее западным. Децентрализованный глобализм создает основы для новых международных отношений, весьма отличных от глобального порядка «центр – периферия» двух прошлых столетий. Например, в мире децентрализованного глобализма вероятно будет несколько великих держав и много региональных держав и не будет сверхдержав. Главный идеологический вопрос, определявший геополитику XX в., состоял в поиске альтернативы капитализму. Однако после краха государственного социализма и перехода Китая и России на путь рыночного развития коренной идеологический вопрос ближайших десятилетий может звучать иначе: «Какой тип капитализма обеспечит устойчивое процветание и как управлять отношениями
В формирующемся децентрализованном мире главной движущей силой международных отношений являются противоречия между Севером и Югом, необходимость решать проблемы глобального экологического кризиса и характер взаимодействия между конкурирующими формами капиталистического управления в условиях острой борьбы за геополитический передел мира. Весьма актуальным становится вопрос, сможет ли децентрализованный мировой порядок создать необходимый уровень глобального управления, чтобы решать глобальные и общие мировые проблемы.
Среди экспертов-международников и специалистов по проблемам глобальной политики весьма настойчиво ставится вопрос о пересмотре состава членов Совбеза ООН и других институтов с целью привлечения к глобальному управлению новых игроков. Основным аргументом в пользу приглашения таких стран, как Бразилия, Индия и ЮАР, к глобальному управлению является тот факт, что сегодня они гораздо более соответствуют требованиям, предъявляемым кандидатам, чем в тот период, когда органы мирового управления только создавались. Предоставление быстро развивающимся странам больших возможностей влияния на международной арене сделало бы всемирный порядок более представительным. Продолжение игнорирования растущей роли этих государств может привести к возникновению нового мирового порядка, обозначаемого некоторыми исследователями термином «мир без Запада» [Barma, Ratner, Weber, 2009]. Ими выделяются две основные категории стран: «Запад» и быстро развивающиеся страны. К «Западу» относятся страны (члены ОЭСР), характеризующиеся приверженностью к демократии и рыночной экономике; к другой группе причисляют страны, обладающие крупной, развивающейся экономикой – Китай, Индия, Россия, Бразилия и др.
Сейчас многие развивающиеся страны выбирают для себя различные модели контролируемого государством капитализма, что становится еще более актуальным в период экономического кризиса. Власть в этом зарождающемся мировом порядке имеет своим источником владение ресурсами (энергетическими, товарными, благоприятным географическим положением), а не только знание или другие нематериальные факторы производства. В результате торговые правила и нормы будут меняться и соответствовать возникающему порядку, который называют «ресурсным национализмом» [Barma, Ratner, Weber, 2009].
Наиболее опасным вариантом развития событий является геополитическая дестабилизация мировой периферии как последствие экономического и в целом международного кризиса.
Девальвированная однополярная система становится частью истории. На смену ей в условиях глобальной динамики приходит новая геоэкономическая модель, определяемая ведущими тенденциями к политической и экономической дифференциации мира. Новыми полюсами станут интеграционные системы, эндогенные процессы и мощь которых будут зависеть от сочетания трех основных факторов – вершин «интеграционного треугольника» – политики, экономики, идеологии. Функционирование и успех систем определяется сложной взаимосвязью трех вышеназванных факторов [Костин, Изотов, 2015].
С точки зрения ранжирования системы будут выстроены в глобальную иерархию, которая, по-видимому, закрепит социально-экономическую поляризацию планеты. Конкуренция между системами за экономические и политические пространства будет неуклонно расти. В ближайшем будущем наиболее адекватной характеристикой планетарной структуры может стать интеграционно-конфронтационный полицентризм.
Интеграционные системы способны формировать политические пространства. Одно из основных условий этого заключается в росте политической компоненты интеграционных процессов. При этом требует изучения воздействие институтов управляющих центров интеграции на политические системы стран-участниц. В прямой или опосредованной форме такое влияние присутствует во всех интеграционных системах современности. С этой точки зрения и в целом с ростом политической компоненты интеграции особую актуальность приобретает проблема исследования политических рисков внутри интеграционных систем. Необходимость повышенного внимания к политическим параметрам государств – агентов интеграции хорошо иллюстрирует пример ЕАЭС, постсоветской реинтеграционной системы, являющейся носителем ряда имманентных политических рисков.