ПОЛИТИКА В ПОНИМАНИИ НАЦИОНАЛ-ДЕМОКРАТА
Шрифт:
Неумолимо подступило время либеральных реформ; отмена в 1861 году крепостного права сорвала вериги и кандалы становлению рыночных городских капиталистических отношений и ослабила возможности земельной аристократии и дворянства определять жизнь страны. Однако косность русского народно-общественного сознания, которое практически не развивалось с ХVII века, которое оставалось страшно отсталым, едва ли не на уровне допетровской эпохи, не позволила довести реформирование государственных отношений до потребностей духа времени, до преобразования феодально-бюрократического самодержавия в феодально-бюрократический конституционализм. Возникла угроза ослабления государственной власти, которая заставляла царское правительство идти на уступки возрождению народно-феодального общественного сознания государствообразующего этноса, а с ним и значения православия. Растущая критика имперских Преобразований Петра Великого, которые прервали развитие великорусского народного общественного сознания через представительное соборное самоуправление, заставляла правящие круги обращаться за поддержкой к православной церкви, через неё искать примирения с государствообразующим
Православие же оказалось настолько несоответствующим духу промышленного капитализма, настолько не буржуазным и чуждым познавательному видению окружающего мира, что было не в состоянии влиять на массы связанного с производством городского населения и выживать без поддержки государственной бюрократии, которая сама остро нуждалась в подпорках со стороны церкви. Россия второй половины XIX и начала ХХ веков так и не смогла использовать православие в качестве идеологического насилия для развития народно-патриотического общественного сознания, так и не смогла посредством православия развивать культуру буржуазно-общественных отношений, цивилизационно социологизировать буржуазно-производственные отношения. То есть, в отличие от протестантизма ряда стран Запада, православие не смогло вписаться в процесс воспитания политической и социальной культуры городского бытия русских.
Русское народно-патриотическое самосознание возрождалось в России последней трети девятнадцатого и начала двадцатого веков без опоры на православие, а именно по мере развития капиталистических свобод предпринимательства и рынка наёмного труда, а потому и с возрастанием свобод слова, самовыражения и выбора каждым своего обусловленного рыночными отношениями социального положения. Средневековый архаизм православного мироощущения, носителем которого оставалось деревенское крестьянство, оказывался прямо враждебным буржуазному образу жизни и привёл к обострению отношений между городом и деревней, между пролетариатом, как главным носителем в городской среде народно-православного сознания, и рационально циничными, европейски образованными буржуазными работодателями. В русском народном обществе к началу двадцатого столетия вызрел глубокий духовный и политический кризис, который в конце концов потребовал преодоления его через Реформацию идеологического насилия государствообразующего этноса, через революционно-радикальную модернизацию православной мировоззренческой традиции под задачи индустриального развития производительных сил великодержавного государства. Этот кризис вызвал бурный подъём идейной и идеологической борьбы в стране, дал толчок изумительному духовному и творческому подъёму русских горожан в самых разных направлениях философских исканий нового смысла дальнейшего русского существования. Он-то и привёл к появлению большевизма – единственного политического течения русской мысли, которое проявило способность творить принципиально новое и отвечающее потребностям промышленной индустриализации страны идеологическое насилие на основаниях православной христианской этики и морали.
Большевизм стал не просто идеологическим движением, а движением, опирающимся на наступательное идеологическое насилие, потому что его духовными вождями была создана собственная политическая философия, собственно философское индустриальное мировоззрение. Он осуществил революционно-радикальную Реформацию православного сознания государствообразующего этноса в задаче разрешить главные противоречия, породившие духовный и политический кризис русского народа. То есть, он разрубил гордиев узел противоборства между господством народно-феодальной, средневековой деревенской культуры, которая страшно тормозила развитие общественно-производственных капиталистических отношений, с одной стороны, и необходимостью ради выживания государства насильно ускорить посредством государственной власти индустриализацию и урбанизацию страны для быстрого становления индустриальных производительных сил, то есть совершить ускоренное раскрестьянивание русского мировосприятия, – с другой.
Идеологическое насилие большевизма обосновало новый вид централизованной государственной власти, диктатуру пролетариата, диктатуру новой социал-феодальной партийной бюрократии, которая принялась за преодоление духовного и политического кризиса русского народа и ускоренную индустриализацию страны с изумительной энергией и выполняла её в самых тяжёлых внешнеполитических и внутреннеполитических обстоятельствах. Эта диктатура смогла развивать индустриальные производительные силы страны и индустриальные производственные отношения государствообразующего этноса за счёт использования крестьянской православной этики коллективно-общинного труда. Возможной же такая диктатура стала именно потому, что гигантские сырьевые и людские ресурсы страны позволяли осуществлять индустриализацию неэффективно, экстенсивными коллективистскими мерами, во-первых; а во-вторых, потому, что после преобразований Петра Великого в России сложилась и глубоко укоренилась традиция подчинения идеологического насилия русского народа бюрократическому пониманию того, как наилучшим образом использовать имеющиеся в наличии средства и ресурсы для укрепления имперской государственной власти как таковой, и большевизм воспользовался этой традицией в полной мере.
В конце пятидесятых и в начале шестидесятых годов, когда по мнению номенклатурного руководства советской компартии якобы вызрели условия для возникновения советского надэтнического общества, этим руководством была предпринята попытка демократизировать режим коммунистической диктатуры. Однако коммунистическая идеология больше не выдерживала роли идеологического насилия как такового, она явно не соответствовала предметной действительности, которая складывалась в послевоенной России и в послевоенном окружающем мире, не в состоянии была объяснить эту действительность. А потому хрущёвские политические реформы по демократизации отношений режима с растущим и отрывающимся от деревенских традиций городским населением не смогли опереться на коммунистическое мировоззрение и потерпели крах. Выяснилось, что коммунистическое идеологическое насилие, чтобы оставаться обоснованием системы советской государственной власти, требует напряжённой тоталитарной поддержки со стороны средств насилия, бдительных цензуры, контроля за средствами массовой информации и культуры, и таким образом становится обоснованием вечного господства бесконтрольной бюрократии. То есть оно тормозило развитие городского демократического общественного сознания самых образованных и самых квалифицированных горожан, не позволяло им выражать свои собственные экономические, духовные и политические интересы, делая городские общественно-производственные отношения консервативными, повсеместно сохраняющими мало квалифицированный труд, несоответствующими задаче быстрого внедрения достижений научной революции в массовое промышленное производство.
По причине трёхвекового отсутствия в имперской России передового мировоззренческого идеологического насилия государственной власти, наиважнейшая задача которого способствовать становлению общественного сознания государствообразующего этноса, как основы основ высокопроизводительного общественного производства, связанные с промышленным производством русские горожане после начала в 1989 году буржуазно-демократической революции предстали удивительно беспомощными в идейной и политической борьбе. Они не смогли использовать обстоятельства свободы слова, собраний, открытой политической борьбы для отстаивания своих собственных интересов. Русская интеллигенция от растерянности и отчаяния, как тонущий за соломинку, схватилась за средневековые идеи соборного самодержавно-православного народного представительства, идеи чудовищно архаичные, не работавшие уже во времена Петра Великого. И потерпела полное политическое поражение, так как не нашла понимание среди участников промышленного производства, чуждых соборному самоуправлению; её жалкие попытки остановить наступление либеральной спекулятивно-коммерческой демократии были смяты пропагандистами либералов. С этого времени начался объективный поворот к подъёму русского политического национализма.
Сейчас главное препятствие превращению русского национализма в серьёзную и прогрессивную политическую силу состоит в том, что основанные на интересах буржуазной семейной собственности городские общественные отношения отторгаются всей духовной традицией русского народа. А без понимания их необходимости для развития рыночного производства невозможен выход из общегосударственного кризиса, ибо без такого понимания невозможно объяснить необходимость Национальной революции и становления национально-корпоративного общественного бытия.
Создавать общественное сознание русской нации в текущих обстоятельствах нельзя без предварительного появления общественного националистического мировоззрения и соответствующего идеологического насилия национальной государственной власти. Ибо без такого мировоззрения и без такого идеологического насилия нельзя вырвать идейно растерянных и разобщённых русских горожан из состояния хаотического мировосприятия и из хищных лап либеральной бюрократии, которая обслуживает установившийся в стране режим диктатуры коммерческого интереса. Говоря иначе, политическая сверхзадача создания русской нации требует предварительного появления принципиально новой мировоззренческой философии, как философии правонационалистической, научно объясняющей окружающий мир и признающей необходимость превращения науки в главный движитель развития производительных сил в ХХI веке. Только такая философия сможет бросить вызов либеральной пропаганде и дать целеполагание развитию государствообразующего этноса и страны в условиях вовлечения экономики в мировые рыночные отношения. Подобная философия создаётся отдельными личностями, и вначале подхватывается небольшими ячейками политически маргинальных, неудовлетворённых положением дел в стране товарищей, которые начинают на её основных выводах разрабатывать партийную политическую идеологию. Как и всякая опирающаяся на новую философию идеология, русская националистическая идеология должна будет изначально предполагать духовную и культурную Реформацию общественного сознания государствообразующего этноса, которую в текущих обстоятельствах нельзя осуществить без совершенно новых мифов существования русских в мире ХХI века и революционного становления обрядности русских национальных общественных отношений.
Массы русских горожан станут способными воспринимать принципиально новое мировоззрение, принципиально новые мифы, когда их сознание трагическими потрясениями и переживаниями освободится от всех видов старых мировоззрений, старых систем идеологического насилия, которые больше не поддаются усовершенствованию для цели дальнейшего развития общественно-производственных отношений. Что и происходит на наших глазах. Для лучшего понимания данного утверждения полезно воспользоваться аналогией в строительстве. Старое жилое здание можно подновлять, вкладывая огромные средства в создание новых коммуникаций, новых удобств и так далее. Но в какой-то момент достигаются пределы его подновления, и оказывается проще и дешевле сломать его и построить на этом месте другое здание, здание с самыми последними достижениями в архитектурном зодчестве и научно-инженерном обеспечении. То же происходит и с развитием общественного сознания на основе социальных мировоззрений. Сейчас для выхода из глубочайшего мировоззренческого и общегосударственного кризиса русский этнос должен пройти через чистилище освобождения от старых, отживших видов народных общественных отношений и их традиционной обрядности. Только так он сможет стать готовым к восприятию совершенно новых традиций общественного бытия, как бытия национально-общественного и социально-корпоративного, пригодного к развитию государства и производительных сил страны в следующем столетии.