Полковник Империи
Шрифт:
На невероятную военную удачу накладывалась еще и забота о своих людях. Всех. Даже простых солдатах. Что подняло рейтинги Максима в глазах крестьян и рабочих просто в стратосферу.
Аристократов больше поразило то, как ловко Меншиков сделал себе карьеру. А в довесок к ней шла безжалостная, но от того не менее изящная расправа с самыми высокопоставленными врагами — Великими князьями. Еще год назад они проходили по категории почти небожителей, которым было можно все. Абсолютно все. Вон. Даже во время Русско-Японской войны один из таких родственничков Императора догадался в главнокомандующего стрелял из пистолета, когда тот пытался его осадить. Без всяких для себя последствий. А тут раз. И на нож. Да как? Вся эта резня свершилась не руками Меншикова. Он остался чистенький. Ну да, достал опасные бумажки. Но дальше-то он уже не участвовал… дальше уже другие… а он только томно воздыхал и осуждающе глядел на этот жестокий мир…
Купцы, промышленники и прочие деятели финансового фронта тоже не остались без впечатлений. До лета 1915 года самым богатым человеком [3] Российской Империи был Николай Второв, состояние которого оценивалось в чуть более 60 миллионов рублей. А у юного Меншикова внезапно оказалось 81 миллион. Из них 54 приходились на ювелирные изделия, а 23 миллиона стоила недвижимость, находящаяся по большей части в Штеттине [4] . Только тут имел место подвох, хорошо известный всем заинтересованным лицам. Ювелирные изделия были оценены как лом, то есть, существенно ниже реальных цен. А недвижимость считалась по стоимости сделок, которые Меншиков заключал за 1/2 и 1/4 и даже восьмую долю от реальной цены. Так что настоящее его состояние оценивали в районе ста пятидесяти миллионов…
3
Это не опечатка. Николая Второв по версии Форбс был обладателем самого большого состояния России начала XX века. Для сравнения, по оценке большинства историков, вся Августейшая фамилия имела собственных средств на сумму от 12 до 15 миллионов рублей. Без учета дворцовых комплексов, де юре принадлежащих Империи. То есть, Николай Второв был где-то раз в пять богачей всей Августейшей фамилии вместе взятой, не говоря уже лично об Императоре — Николае Втором.
4
Елагин дворец был выдан Максиму и его супруге для проживания, но все еще оставался на балансе Империи.
Как Император вообще позволил своему зятю оставить так много денег? Опять не секрет. Максим ведь вывез из Берлина золота на девяноста четыре миллиона рублей и облигаций государственного займа на неполный миллиард. Причем не Германии, а Франции, Великобритании и США, что позволило России путем взаимозачета сократить государственный долг самым кардинальным образом.
Все это в совокупности выглядело настолько поразительно, что открыто и без всякого стеснения в кулуарах стали говорить, будто сам дух Александра Даниловича помогает своему далекому потомку. Самые же экзальтированные мистики так и вообще болтали о том, будто в Максиме Ивановиче возродился «полудержавный властелин» самолично. И склоняли это по-разному. От природного рождения в формате реинкарнации до вселения духа сподвижника Петра I в обмякшее тело парня, после того, как сильнейшая контузия выбила из него всякое сознание и остатки жизни. Дескать, Александр Данилович спасал последнего мужчину в своем роду и, обходя запреты, смог договориться с самим Всевышним. Ну а как иначе? Он ведь всегда умел договариваться. Так что все известные медиумы, после спиритических сеансов, начали подтверждать подобные теории, чтобы погреться в лучах славы юного Меншикова…
С «возрождением предка» связывали и невероятную лихую, прямо-таки искрометную храбрость, демонстрируемую Максимом. Ведь, как известно, Петр ценил своего «Алексашку» в том числе и за храбрость. Если надо — тот первым со шпагой в руке лез на крепостную стену или вел в решительную атаку кавалерию в самый безнадежный момент.
А выходка с купанием Генерального штаба в Шпрее? Вполне в стиле одного из главных балагуров «Всешутейшего, всепьянейшего и сумасброднейшего собора». Да и страсть к роскоши у парня имелась немалая. Чего уж тут скрывать? Ни Максим Иванович, ни Александр Данилович аскетами не были. Взорванный террористами автомобиль был единственным на весь Петроград бронированный Rolls-Royce Silver Ghost с особой отделкой.
В общем — слухов ходило много и разных. Но так или иначе, Меншиков во всех значимых слоях общества был на слуху и, безусловно, в позитивной окраске. Везде его ценили по-своему, но высоко. Так что прямая атака на него со стороны любой политической организации была бы сродни самоубийству. Политическому. Если, конечно, она хотела иметь поддержку в широких слоях общества, а не стремилась к положению всеми порицаемых изгоев.
— Может это Кайзер? — После долгой паузы, спросила Татьяна Николаевна, нарушая задумчивую тишину. — Ты ведь столько проблем ему создал. Сломал всю войну. Да и средства, вывезенные тобой из Рейхсбанка, благодушия ему не добавляют. Сколько там было на самом деле?
— На самом деле? — Хитро прищурившись, переспросил Максим.
— Ой… ну только мне не нужно мне говорить, что ты сдал отцу все.
— Ценные бумаги и золото я сдал все.
— Серьезно? — Очень скептическим тоном переспросила супруга.
— Я бы и наличные марки сдал, но они, увы, к тому времени закончились… — с наигранной печалью произнес Максим.
— Вот как? — Улыбнулась жена, понимающе. — И сколько их было?
— Семьсот миллионов марок [5] … кажется.
5
Курс рубля к марке 1 к 2,16. То есть, 700 миллионов марок это 324 миллиона рублей.
— Кажется?
— Я их мешками считал. Плюс-минус десять-двадцать миллионов, — небрежно махнул рукой Максим. — Я брал только купюры от сто марок и выше. Банкноты в тысячу марок там тоже встречались.
— Куда же ты их дел? — Ахнула она. — Кроме тех, разумеется, что потратил на покупку предприятий, недвижимости и выплаты рабочим.
— Когда Третьяков смог пробиться в Штеттин и фронт стал неустойчивым, я нанял некоторое количество людей и отправил их с поручениями в Германию. Дескать, они бегут от варварского русского режима. Благо, что германские юристы и нотариусы все еще оставались на территории города и мы смогли все чин по чину оформить.
— И что они должны были сделать? — Оживившись, подалась вперед супруга.
— Выйти на официальные представительства банков Голландии, Дании, Норвегии и Швеции, действующих в Германии, и, пользуясь выданной им доверенностью, открыть на меня там счета.
— Счета?!
— Счета, — кивнул муж. — Причем в национальной валюте. Марки-то мне без надобности. Они уже сейчас уверенно теряют в рыночной цене. После войны же так и вообще превратятся в фантики. Три четверти от выданных сумм они должны положить мне на счет, остальные забрать в качестве платы.
— И много их доехало?
— Из двухсот пятидесяти шести человек, отправленных с поручением, цели достигли сто двадцать три. Остальные либо где-то заблудились, либо были ограблены, либо решили меня обокрасть. Но договора-то у меня на руках, так что после войны займемся ими. Они обязательно где-нибудь всплывут.
— Хм… И сколько накопилось денег у тебя на счетах в Голландии, Дании, Норвегии и Швеции? — Спросила, расплывшись в улыбке Татьяна.
— В пересчете на рубли?
— Да.
— Пока сто девяносто три миллиона. Немного. Но…
— Немного?! — Ахнув, переспросила супруга.
— Я рассчитывал на большее… — начал оправдывать Максим. Но жена его уже не слушала. Она зашлась смехом. Искренним. Безудержным. Со слезами, выступившими на глазах.
— Что-то не так? — Спросил он, после того, как острая фаза приступа закончилась.
— Я так и знала! — Сквозь хохот, даваясь, воскликнула она. — Я даже держала пари!
— С кем?!
— С мамой!
— Да? И о чем же пари?