Полночь в Часовом тупике
Шрифт:
В кафе перед чашкой с травяным настоем сидел старик и дрожащими пальцами сворачивал самокрутку.
Они уселись напротив.
— Ну что, дружище Буржю, нет работы в саду?
— Да не сезон.
— Ты уже здесь почти десять лет. Тебе уж семьдесят два годочка стукнуло. Ну, ты доволен, я полагаю. Можешь ли ты оказать мне услугу?
— Конечно, мсье Гувье.
— Ты об этом не пожалеешь, — продолжал Гувье, сделав знак Жозефу, который тут же выложил на стол пять монет по два франка.
Буржю живенько переправил их в карман и вопрошающе воззрился на Гувье.
— Не дергайся,
Лицо Буржю прояснилось.
— А, ну это мне по нраву, а то я боялся… Потому что в моем возрасте уже следить за кем-то плохо получается. А Лину я не забыл, бутончик, всего-то двадцать лет. Она была санитаркой и сиделкой. Благодаря ей у нас всегда было вдосталь выпивки и сладостей. Она рассказывала нам про Иова и все его мытарства, про Навуфея с его виноградником, про Лота и его дочерей, про Даниила и львов. Мне больше всего нравилась история про Гавроша и двух потерянных детей, которые жили в животе слона в Бастилии, это был такой роман. Мы все ее обожали. Вспоминали былые времена, когда мамуля укрывала нас на ночь. Меня она любила расчесывать, как домашнего пса. Она еще старалась как-то облегчить жизнь умственно отсталым детишкам, в общем, очень хорошая девушка. И потом она рассказывала наизусть кучу стихов с выражением, как настоящая актриса. «Волк и Ягненок» читала, прям до слез пробирало.
— Виктор Гюго, Лафонтен — она, видать, была образованная девушка, эта ваша санитарка, — отметил Жозеф, окуная губы в вербеновый чай, который молчаливый юноша поставил перед ним на мраморный столик.
Созвучие «Лина-Шарлина» мимолетно мелькнуло в его голове.
— Мы все были расстроены, когда она уволилась, — продолжал Буржю.
— И когда это было?
— Ох, не вспомнить… В 93-м или 94-м… Да, в 94-м, я запомнил этот год.
— Почему?
— Потому что был убит президент Сади Карно.
— Да, но почему она ушла с работы?
— Она была очень хорошенькой, да к тому же молоденькой, доктора ее слишком уж атаковали своим вниманием, всё норовили зажать где-нибудь в уголочке. Однажды она дала одному из них пощечину. Вот был скандал! Очень жаль, что не довелось с тех пор ее увидеть.
— Она хотела тебя навестить, но сюда же невозможно вернуться, сам же говоришь. Она попросила одного друга связаться со мной. Но я же человек недоверчивый, я хотел проверить, действительно ли она здесь работала. Так что теперь со спокойной душой я передаю тебе от нее подарок.
Гувье открыл бумажник, достал десятифранковую купюру и вложил ее в ладонь Буржю.
— Ладно-ладно, хорошо, — сказал старик. — А это кто? — спросил он, показав подбородком на Жозефа.
— Это мой племянник, я хочу научить его азам своего ремесла, но поверь мне, Буржю, никто не может тягаться с тобой, Буржю, в умении ловко нарушить закон и уйти от ответственности.
Они попрощались с Буржю и поспешили покинуть пропахшее лекарствами кафе.
— Вы не будете допивать? — крикнул им вслед старик.
Не дождавшись ответа, он допил напитки за ними обоими.
— Ну, теперь ваша душенька довольна? Лина Дурути — та самая женщина, которую вы ищете с Виктором? — спросил Гувье.
— Несомненно, и я вам весьма признателен, теперь наше расследование получило солидную фактическую базу, — сказал Жозеф, стараясь скрыть свою неуверенность.
«Лина Дурути работала в Бисетре, мадам Ноле не соврала, ура. Но кто такая Лина Дурути? Шарлина, актриса, помешанная на декламации? И где она сейчас? Вот уж тайна, покрытая мраком!»
— Держите, — сказал он, протягивая другу десятифранковую купюру, компенсирующую его подарок Буржю.
— Не откажусь, это большая редкость. На самом деле, спасибо, что взяли на себя все расходы, даже лишние, и фиакр к тому же.
— Не за что. Приглашаю вас таким же образом отправиться в обратный путь.
— Охотно. Монтрёй у черта на куличках. Особенно, если шкандыбать туда на хромой ноге.
Жозеф мысленно составил список расходов и обещал себе половину стребовать с Виктора.
«А не то это расследование сделает меня банкротом!»
Кэндзи было ничто не мило. Никогда ему не было свойственно уныние, а тут оно его настигло. Круг тех, кого он любил, который создавал защитный слой между внешними опасностями и его внутренней жизнью, распался. Джина помчалась к бывшему мужу, стоило ему поманить ее пальцем. Виктора и Жозефа как ветром сдуло. Айрис и дети заняты своей жизнью. Таша тоже целиком загружена заботами о дочери и живописью. Хоть бы красотка мадемуазель Миранда как-то оценила его заигрывания! Или его прежняя симпатия, бывшая эрцгерцогиня Максимова, прежде более известная под именем Фифи Ба-Рен, вспомнила бы своего дорогого микадо [60] и появилась бы в поле зрения, чтобы его приласкать и утешить.
60
Микадо — древний титул правителя Японии.
Что касается магазина, то тихая гавань, утешающая его в былые годы во всех бедах, внезапно превратилась в ужасно скучное место. Брошенный на письменном столе каталог покрывался толстым слоем пыли. Книги тосковали на полках, где их перебирала, хихикая, пара студентов из Школы мостов и дорог, пытаясь найти что-нибудь скабрезное, книги стопками грустили у прилавка; не было у них больше власти над душой своего владельца. Он раскаивался в своих поступках, сожалел, что вновь не отправился путешествовать, что сам себя сделал затворником в этих четырех стенах.
Даже неполная серия гравюр «53 станции дороги Токайдо» Утагавы Хиросигэ, купленная накануне в салоне Самюэля Бинга, не радовала его в должной мере. А как это приобретение осчастливило бы его всего неделю назад!
«Я не менее одинок, чем человек, попавший на необитаемый остров. Вот если я умру сейчас, сию же минуту, кого это озаботит? О, самоубийство, кстати, хорошая идея».
Он придумал на этот случай пословицу «Долгая жизнь — долгая мука» (аналогичную, правда, народной мудрости «Старость — не радость») и принялся фантазировать, каким же образом он сведет счеты с жизнью.