Полночь в Часовом тупике
Шрифт:
Жозеф доехал на фиакре до собора Сакре-Кёр, а до площади Тертр дошел пешком.
Он сразу увидел Луи Барнава, который заходил в «Бускара». Он устремился за ним и тут заметил знакомый силуэт, входящий в забегаловку.
— Барсук! Его выпустили из кутузки!
Жозеф надвинул на нос кепку, поднял воротник плаща, тихо, по стеночке, подошел к окну и незаметно заглянул внутрь. Два героя поздоровались друг с другом, а завсегдатаи бара приветствовали их овациями. Патрон, который явно рад был их видеть, наполнил им стаканы. Официант открыл дверь, уселся на пороге, закурил сигарету и прошептал: «Ну вообще!» Жозеф просочился
— Я что-то не понял, Барнав, но ты точно чокнутый. Третьего-то зачем было гасить? Ищейки поняли, что обознались. Ты не светись лучше, дружище, потому что они тебя все равно накроют, и тебе кранты настанут, такое, знаешь, не прощается.
— Ты с коня упал, что ли, я невинен как ягненок. С чего им валить на меня всю эту мокруху?
— А у тебя что, есть алиби?
— А ты что, меня подозреваешь? Ну, ни хрена себе! Я был бы последним из психов, чтобы зарезать трех человек подряд, когда прилетит комета и преспокойно уничтожит человечество в полном составе!
— Да хватит бредить, Барнав. Тебе никто не поверит. Я могу показать тебе местечко, откуда очень красиво можно будет наблюдать апокалипсис.
Они вышли из бара. Жозеф шел за ними, сокрушаясь на ходу: что за дурацкая идея вырядиться в английского детектива, его на улице за километр видно. Единственный выход — изображать, что он турист. Лишь эта роль пришлась ему кстати, но все равно оба типа исчезли, словно испарились, как только они дошли до Сакре-Кёр.
Жозеф, ругаясь на чем свет стоит, встал возле самого большого колокола во Франции — Савояра. Вот уже четыре года он стоял отдельно, на специальном возвышении, ожидая окончания работ в церкви национальных чаяний, окруженной лесами, по которым сновали рабочие, похожие на канатоходцев.
— Купите подушечку для булавок, мсье, вам это принесет удачу, она сшита в форме сердца Иисуса, всего десять су, мсье, — взвыл какой-то малыш, от горшка два вершка.
Протягивая малышу монетку, Жозеф увидел, как Фермен Кабриер выходил из собора. А куда делся Барнав? Он замешкался, а потом, под влиянием порыва, рванул за уличным художником в гущу торговых рядов. Тот безжалостно расталкивал всех, кто оказывался у него на пути. Устремился по улице Ла-Барр. Жозефу с трудом удавалось не терять его из виду в толпе гуляющих, которые теснились возле прилавков с тарелками, чашками, пресс-папье, ножиками для разрезания бумаг, причем на всех товарах было изображено пылающее сердце Иисуса в терниях и всполохах огня — необходимое украшение, без которого эти безделушки не представляли никакой духовной ценности.
Они прошли «Трапезную пилигримов», большую столовую, где можно было заказать несколько блюд на выбор. Возле «Ватер-клозетов для пилигримов» Жозеф остановился в недоумении: Фермен Кабриер как сквозь землю провалился.
Жозеф растерянно заметался: что же делать? Нет, все нормально! Кабриер вскоре вышел из туалета. Он продолжил путь, направившись к трухлявой деревянной лесенке, бегом преодолел все восемьдесят пять ее ступенек. В переулке Коттен он открыл своим ключом дверь полуразвалившейся лачуги, присоседившейся к лавке угольщика.
— Вот это хорошая новость! Матушка Ансельм сказала мне, что у него нет постоянного жилья! Кому же верить? Интересно, он еще появится?
Жозеф для виду заинтересовался игрой в шарики, которую затеяли оборванные местные мальчишки, а одновременно снял свой слишком бросающийся в глаза плащ и сунул его
Через четверть часа из хибарки вышел свежевыбритый мужчина в сером костюме, пальто такого же цвета, в шляпе и с тросточкой.
Жозеф не верил своим глазам: это был Фермен Кабриер.
«Барсук-то как преобразился! Ишь ты! К чему бы это?»
Фермен Кабриер надел перчатки из палевой замши и, оглядевшись по сторонам, направился на улицу Рамей, где свернул к остановке омнибусов на улице Клинанкур.
Фермен Кабриер сел на самую близкую к кучеру скамейку. Жозеф притулился на сиденье возле подножки. Сбоку его загораживала импозантная дама, так что была надежда, что его не узнают. Омнибус свернул к площади Согласия и выехал на Елисейские поля, запруженные каретами, бричками, повозками и другими колесными средствами. Внутри этого потока сновали отважные велосипедисты обоих полов, словно лисы, преследуемые сворой гончих. Иногда какой-нибудь першерон пугался, начинал фыркать и упрямиться, и кучер на чем свет стоит бранил адскую машину, чихающую дымом.
— Ух эти мне бензиновые моторы! И так дышать в городе нечем!
Они прошли мимо ресторана «Ледуайен» между облетевшими деревьями: он и сам явно переживал закат былой славы, когда художники и скульпторы приходили сюда полакомиться форелью с зеленым соусом. Строительные леса — последнее, что удалось увидеть Жозефу, поскольку его соседка, внезапно озлившись, надулась так, что заслонила все стекло. Жозеф запаниковал, тем паче что он уже сидел на одной ягодице и мог свалиться с сиденья. Он закрыл лицо руками, опасаясь, что Барсук его узнает, и при этом боясь упустить его. Он, скорее, почувствовал, чем увидел, как тот выскользнул из омнибуса на остановке «Ворота Майо». Едва успел выскочить за ним. Уличный художник бодро шагал по направлению к Булонскому лесу. Надвинув на глаза кепку, Жозеф последовал за ним.
Они прошли мимо ресторана «Пре-Кателан», затем двинулись по дороге Сюрен до Большого каскада и дошли до ипподрома Лоншан. Жозеф ковылял, пытаясь при этом соблюдать осторожность. Накануне ночью прошел сильный дождь, и на ботинках налип толстый слой грязи. Он останавливался каждые десять минут, чтобы очистить подошвы, но это было бесполезно, и он только посылал проклятья свинцовому небу.
«Хоть бы еще был июнь, время Гранпри! Я был бы не так одинок и не так заметен на дороге и мог бы попросить какого-нибудь извозчика подвести меня вместо того, чтобы пробираться по этой клоаке! Ох, еще ведь придется платить! И все это за какой-то скромный забег! Пять франков павильон, а престижные места вообще по двадцать! Шикарная жизнь — дорогая штука!»
За его спиной человек в черном рединготе и черном блестящем цилиндре под ручку с дамой в ботиночках и очень длинной юбке явно начал проявлять признаки нетерпения. Жозеф был вынужден внести свою лепту.
— Целый пятак отвалил! Пусть Виктор мне компенсирует расходы как можно скорее!
Фермен Кабриер обогнул площадку, где взвешивались жокеи, такие нарядные в своих курточках с золотыми пуговицами, голубых, оранжево-черных, зеленых в красный горошек. Он ходил взад-вперед перед мокрой от дождя лужайкой. Через равные промежутки он останавливался и подходил к кому-нибудь из игроков, стоящих неподалеку. На табло в форме фонариков завершилась презентация участников первого забега. Прозвонил колокол. Лошади упругим шагом дефилировали по дорожкам, но после сигнала собрались на полоске старта, возле барьера из протянутых эластичных лент.