Полночь в Часовом тупике
Шрифт:
В разгар подобных мыслей появление в магазине «торговца достойной смертью» заставило Кэндзи вздрогнуть. Случайно ли так получилось или это мистический ответ на его вопрос, тайный зов, несущийся из мира мертвых?
Он враждебно молчал, зная наперед, что соплеменник явился, чтобы терзать его статистикой.
— Мори-сан, — прошелестел Ихиро Ватанабе, — я сознаю невежливость моего внезапного вторжения. Однако я чувствую, что не имею морального права скрывать от вас то, что меня гнетет. Я, совершенно непреднамеренно, явился свидетелем разговора между вашими сотрудниками. Они загадочным тоном
Кэндзи стиснул ему руку:
— Вы уверены в том, что мне сказали?
— Вы, кажется, хотите оскорбить меня, подвергая сомнению правдивость моих слов?
Кэндзи тряхнул головой. У него она еще сильнее закружилась, и он вынужден был сесть.
— Дайте слово, что это останется между нами. Их жизнь в опасности. Вот идиоты, они опять взялись за старое!
От волнения он говорил громче, чем ему хотелось бы. Двое студентов обернулись на него с недоумением.
— Что вам еще? Ну-ка дуйте в свой институт на лекции, а то глупости всякие выискиваете здесь, только время тратите!
Оскорбленные юноши с негодованием покинули магазин.
— Ну что вы, Мори-сан, вы же наносите ущерб своей деятельности!
— К черту мою деятельность! Они опять принялись расследовать!
Кэндзи был в такой ярости, что даже не заметил, как его тоска сама собой рассеялась.
— Не двигайтесь, пожалуйста.
— А муж разрешает вам рисовать? — спросила Валентина де Пон-Жубер.
— Попробовал бы он запретить! Это неотъемлемое условие нашей счастливой совместной жизни.
— Завидую вам, вы вышли замуж за терпимого человека, вы рождены под счастливой звездой.
— И он тоже! В конце концов, я терплю все его детективные похождения, даже притом, что он подвергает свою жизнь опасности. Представляете, сейчас он со своим зятем опять пустился в расследование! Думают, что я слепая и ничего не замечаю.
— Вы намекаете на мсье Пиньо? Иногда я так жалею…
Валентина отвернула покрасневшее лицо.
— Вы любили его?
— Я им восхищалась. Несомненно, я была бы с ним счастлива, но как преодолеть классовые предрассудки? Это был бы мезальянс. Тетя Олимпия следила за мной пуще, чем тюремщик за заключенным, я была словно в клетке.
— Само собой. Мадам Салиньяк побагровеет от злости, если кто-то покусится на ее голубую кровь.
Таша пропитала тряпочку скипидаром и протерла кисточки, потом сложила их в банку и улыбнулась Валентине.
— Прошлое уже умерло, нужно вдыхать воздух полной грудью и жить настоящим, а будущее зависит от вас. Я уверена, что вы найдете правильные решения. Не нужно себя обманывать, иначе зачахнешь и умрешь во цвете лет. То же самое и с живописью: либо ты идешь на компромисс и добиваешься мимолетной славы и денег, либо идешь той дорогой, которую сам для себя наметил. И часто эта дорога лежит вдалеке от основного тракта. Не
— Вы такая энергичная! А я разбита, я устала, я вся такая вялая и апатичная, утомляюсь от самых простых вещей. Даже сыновья не способны меня как-то развлечь.
— Это все потому, что вы никогда сами не зарабатывали себе на хлеб и у вас нет никаких планов на будущую жизнь. Вам надо как-то изменить ситуацию, я поддержу вас, если будет нужно.
— Очень мило с вашей стороны.
— Нет, я просто реально смотрю на вещи. Если ты опускаешь руки перед трудностями, ничего не получается. Сидите ровно, пожалуйста, не двигайтесь, будьте естественны, я хочу перенести на холст то, что кроется в глубине ваших глаз.
— Это ваши последние фотографии? — спросил Жозеф, рассеянно изучая распечатки с портретом Одера, букиниста с набережной Вольтера.
— Прекратите хватать их руками, они еще не высохли.
— Вот этот человек очень удачно получился. Похож на верблюда после перехода через пустыню.
Сидя на пороге лаборатории, Виктор смотрел на мастерскую Таша.
— Она сейчас рисует что-то?
— Да, ее нельзя беспокоить, она пишет портрет…
Виктор вовремя остановился. Да и вообще, ему не нравилась идея, что Валентина де Пон-Жубер позирует его жене.
— А кстати, любезный мой шурин, у меня сегодня вечером еще полно дел. Можем мы закончить нашу беседу так, чтобы нас при этом еще не продуло? А то тут сквозняк.
Виктор закрыл дверь и подошел к стоящему у печки зятю.
— Я весь внимание.
— Я мог бы отправиться в пригород и кое-что разузнать. Ведь что, по сути, значит тот факт, что Лина Дурути была отправлена в Бисетр в 94 году? Я так ничего и не узнал о ее остальной жизни.
— Вы же рассказывали, что она читала стихи как настоящая актриса!
— И что с этого? Это не значит, что она действительно работала в театре.
— Шарлина Понти знала законы органов Государственного призрения, касающиеся налога на зрелища. А Лина Дурути работала в системе Государственного призрения. Это вас не настораживает? И вспомните, она неделю была на юге Франции, когда убили Робера Доманси. Юг, Жозеф, там как раз живут баски. Шарлина вполне может быть Линой Дурути.
— То есть вы полагаете, что эта двуличная особа может быть убийцей? Но свидетельница Од Самбатель утверждает, что это был мужчина.
— Судя по описанию журналиста Рено Клюзеля, мадам Самбатель — женщина пожилая и больная, ночью она вполне могла обознаться.
— Знаете, что я думаю, Виктор? Ваш мозг требует отдыха.
В дверь постучали. Таша, которая уже сменила измазанную краской рабочую блузу, проскользнула внутрь. Она подозрительно взглянула на обоих мужчин.
— Что вы тут замышляете?
— Виктор показывал мне новые фотографии.
— А твоя натурщица еще здесь? — с показной беспечностью осведомился Виктор.