Полночь в Часовом тупике
Шрифт:
Жозеф пережидал бурю, украдкой запихивая в рот кусочки хлеба.
— Прекрати витать в облаках, когда я с тобой разговариваю! — рявкнула она, встряхивая детскую бутылочку. — И будь добр, пожалуйста, возвратиться точно к ужину! — крикнула она вслед, а он уже опрометью сбегал по лестнице.
В этот утренний час в кафе «Взад-вперед» сидели только двое дворников из городской службы и пьянчужка, ночующая под мостами.
— Что за срочность? — спросил Жозеф, усаживаясь напротив Виктора.
— Со вчерашнего дня одно слово буравит мне мозг, я потерял сон и аппетит.
— Я так подозреваю, что это слово изменит ход нашего расследования.
— А-ли-би. Мы должны были начать с того, чтобы проверить алиби всех подозреваемых. Где находилась Шарлина Понти, когда происходили убийства? Где был Рафаэль Субран? Где был Барнав? Вы следите за моей мыслью? Если у них есть алиби, они вне игры.
Раздавленный очевидностью этой истины, которая даже не пришла ему в голову, Жозеф потерял дар речи.
— В общем, рассчитывая на одну только интуицию, мы отложили наши проблемы в долгий ящик, — продолжал Виктор.
— Увы, да, такова участь дилетантов, они делают, что могут, с тем, с чем могут. И все же вот невезуха, только маячит какое-нибудь решение, как все снова-здорово. Но главное, все эти темные личности будут нам молоть всякую чушь — они все отъявленные лжецы.
— Нужно прощупать их окружение. Костюмерши, гримерши, коллеги, официанты в ресторанах, расположенных возле театра. Мне нужны надежные свидетели. Если нам удастся установить, что у них у всех есть алиби на три вечера… м-м-м… минуточку.
Он заглянул в блокнот.
— 29 октября, 2 ноября и 7 ноября. Тогда нам станет гораздо легче разобраться, в чем дело.
— У вас как-то лучше получается проникать в это царство сцены, так вот вы и поговорите со всеми его жителями, чтобы выяснить, где и когда были наши подозреваемые, любезный зять, и все это после закрытия магазина, а я пойду после обеда займусь Барнавом. Вот вам совет: избегайте шитых белыми нитками оправданий, которые эти фигляры бросят вам, как кость облезлой собаке. И кстати, я тоже нуждаюсь в алиби, и главное, уже нельзя сослаться на экспертизу в библиотеке и на кашель у ребенка, так что постарайтесь придумать что-нибудь позамысловатей, чтобы умилостивить Кэндзи.
Таша под большим секретом рассказала Айрис, а та не удержалась и разболтала Эфросинье, попросив ее не распространять это дальше. Каким образом такой ревнивец, как Виктор, может отреагировать на приставания Пон-Жубера к любимой жене? А если он вызовет этого хама на дуэль, то, не ходи к гадалке, помрет посреди леса с пулей в груди, оставив безутешную вдову и рыдающую сиротку. Так что рот на замок.
Эфросинья, поскольку не смогла дать выход возмущению, решила сама заняться очищением замаранной репутации. Она возле рынка Ле-Аль провела совещание с прежними товарками, торговками овощами и фруктами, потом раньше обычного вышла с улицы Сены. Она зашла к себе, упихнула свой внушительный бюст в корсет и еще усугубила эту муку, натянув лиловый костюмчик, подарок Джины Херсон, который жал ей немилосердно. Отдышавшись, она пригладила волосы и надела серый бархатный чепец на завязочках. С помощью зубной щетки она загнула кончики ресниц, обнаружив, к своему ужасному огорчению, седые волоски. Затем открыла баночку из-под корнишонов, которую использовала как копилку, и разорила свою заначку на несколько монет, которые понадобятся на фиакр на улицу Ремюза и обратно.
Всю дорогу она разговаривала сама с собой. «Если конец света будет послезавтра, нужно успеть сказать все, что я думаю об этих достойных господах, которые гордятся своими дворянскими частицами “де” в фамилиях! Они проследуют прямиком в ад. Конец света, ишь ты, конец света, ну надо же!»
Когда лакей в ливрее открыл ей дверь, он с подозрением воззрился на незнакомую ему физиономию. Эфросинья не смутилась:
— Объявите, пожалуйста, мадам Эфросинья де Пиньо-Курлак.
Она следовала за ним по пятам до самой двери и проскользнула в коридор за его спиной — туда, откуда слышался гул голосов. Прежде чем он мог ее удержать, она влетела в гостиную. Ее вторжение на чинное собрание, где стояли гости небольшими группками и мило чирикали с бокалами вина в руке, ожидая приглашения к столу, произвело сенсацию. Все уставились на нее, некоторые даже — с ужасом — узнали. Она увидела нескольких дам, которых Жозеф именовал «клушами»: Рафаэль де Гувелен, которая на этот раз обошлась без своих вечных собачек, Матильда де Флавиньоль, Олимпия де Салиньяк и ее племянница Валентина. Но интересовал Эфросинью не кто-нибудь, а муж этой последней, вертлявый денди с губами алыми, как у картонного паяца. Она величественно направилась к нему.
— Вы тут хозяин?
Он с удивлением поднял дымящуюся трубку, приветствуя ее.
— С кем имею честь?
— Мадам де Пиньо-Курлак, — прогнусавил лакей.
Мадильда де Флавиньоль нервно хмыкнула в платочек.
— Пардон, мадам, вы случайно не мать Жозефа, который работает с Виктором Легри? — выдавила Рафаэль де Гувелин.
Мадам де Салиньяк так и подскочила.
— Этот книготорговец-дрейфусар? Он публично оскорбил меня! Запретить ему заниматься торговлей — наилегчайшее из наказаний, которые он заслуживает! — взвизгнула она.
— С какой стати я, простушка, сюда явилась? Да это вас нужно запретить! Вас, ревностную католичку, прыскающую злобой, ненавистницу Золя. Да пусть эта злоба обернется против вас одной, себе пожелайте всех бед и злосчастий, которые желаете другим!
Олимпия де Салиньяк покраснела как рак и выронила лорнет.
Но не она была целью Эфросиньи. Бони де Пон-Жубер не изменился в лице, но украдкой сделал слуге знак, означающий: гони! Он не успел опустить руку, как разъяренная фурия уже взывала к высокому собранию:
— Только посмотрите на него, на этого очаровательного представителя благородного декаданса, на похотливого сатира, который нападает на беззащитных женщин! Это типичное проявление мужской трусости! Принуждать женщину к соитию и при этом чувствовать себя безнаказанным! Надеюсь, в конце жизни он получит по заслугам, сгниет от сифилиса! Рука правосудия не осмелится наказать такого знатного вельможу. Ну что поделаешь, есть моя собственная рука, и я покажу вам, что она не подведет меня, когда я захочу прибегнуть к ее помощи!
Эфросинья кинулась на Пон-Жубера и влепила ему две звонкие пощечины. Он в бешенстве пытался стукнуть ее своей трубкой, но она уже выбежала из комнаты, чуть не сбив с ног лакея, который попытался преградить ей путь.
Матильда де Флавиньоль была вынуждена удалиться с поля боя, по ее лицу градом катились слезы, но то были не слезы ужаса, а слезы смеха. Оскорбленная в лучших чувствах Олимпия де Салиньяк кричала, обращаясь ко всем подряд, что всему виной этот гнусный Дрейфус, которого надо было обезглавить, и что полное собрание сочинений этого отвратительного Золя следует отправить в топку локомотива. Рафаэль де Гувелин воспользовалась всеобщим замешательством, чтобы проведать своих ненаглядных Билинду и Керубина, брошенных в раздевалке, и накормить их птифурами. Что касается Валентины, она была взволнована удивительным поворотом ситуации: за нее отомстила мать человека, за которого она мечтала выйти замуж. Она притворно жалела Бони, убежденного в том, что дьяволица подломила ему передний зуб, а сама думала, что нужно как можно скорее сходить и поблагодарить Жозефа Пиньо.