Полночь

Грин Жюльен

— Прежде всего, никого я не прячу, — спокойно и презрительно ответила она, — а кроме того, Элизабет — не маленькая девочка, это почти взрослая женщина.

— А-а! — воскликнула маленькая старушка. — Ладно. Во всяком случае, она хорошо играет на пианино. Нам с Корнелией так и хотелось потанцевать, как только мы услышали ее игру в день ее приезда.

Мадемуазель Эва подняла растрепанную голову, глаза ее смыкались от усталости.

— Мне пора соснуть, — сказала она без обиняков. — Извините меня.

Иностранка опустила голову на скрещенные руки и уснула.

— Она трое суток не спала, — прошептала вновь прибывшая

дама. — Аньель тоже за это время не сомкнул глаз… Нет, мое сокровище, ты не вырвешься от меня. — Последние слова были обращены к коту, который яростно пытался освободиться. — Значит, господин Эдм так боится, как бы она, эта самая Элизабет, не удрала, что даже приставил к ней сторожей? — спросила старушка, и в голосе ее слышались горечь и ревность.

— Замолчите! — оборвала собеседницу мать господина Эдма и грозно нахмурила брови. — Не смейте говорить так о моем сыне, Соланж, и не суйтесь не в свое дело.

Ничего на это не сказав, пожилая дама смиренно присела на краешек стула и все свое внимание посвятила разъяренному коту, который так и норовил цапнуть хозяйку когтями. Старушке было лет шестьдесят, седые волосы были скручены на макушке в жиденькую кику, сделанную наспех в один завиток, ее худое лицо бороздили многочисленные морщины, не придававшие ей, однако, того выражения наивной восторженности, которое свойственно старым богомолкам.

— Вот видишь, — сказала старушка, обращаясь к коту, который продолжал биться в ее руках, — твоя мама сегодня слишком много чего наговорила, как всегда. Ей бы лучше сидеть себе тихонько, как твоя тетя Корнелия, она такая умная. Не дергайся так, радость моя, не то оцарапаешь мамочку. И что нам до того, что эта самая Элизабет в Фонфруаде, если господин Эдм по-прежнему добр к нам? Я порой говорю себе: нет ничего плохого в том, чтобы в усадьбе жило молодое существо, но все равно, Киса, когда я узнала, что Элизабет вот-вот приедет, на меня это произвело необычное и не очень приятное впечатление. Правда, господин Эдм уверял нас, что эта девушка будет мила со всеми и все наладится наилучшим образом… Ой, Киса, ты же оцарапал мамочку!

Вскрикнув, старушка выпустила вышедшего из терпения кота, а тот перемахнул через плечо хозяйки — и был таков. Из царапин на руках сочилась кровь, на которую старушка смотрела с горестным изумлением, а господин Аньель тем временем приготовил намоченную в воде салфетку.

— Ну прямо-таки материнская забота! — воскликнула Корнелия.

— Мне больно не так от этих царапин, мой добрый Аньель, — захныкала Соланж, запахивая халат на груди, — как от того, что, если смотреть правде в глаза, он меня не любит.

Внезапный грохот перекрыл плаксивые интонации ее голоса, и все взоры устремились к двери. Начался как будто всеобщий аврал, и Элизабет, не покидая своего поста, увидела, как в зал стремительно вошел какой-то мужчина. Необычайно длинные руки и густая борода, закрывавшая лицо до самых глаз, делали его похожим на человекообразную обезьяну в строгом сюртуке, какие носят священники; сходство было тем более поразительным, что он шел быстро, чуть выворачивая колени, с ловкостью в движениях, присущей скорей животным, чем людям.

Элизабет заметила, как с появлением этого человека все зашевелились, даже мать господина Эдма стала за стулом, а Серж поставил поднос на стол и отошел в глубь зала. И сама Элизабет, хоть и укрывалась в буфетной, почувствовала какое-то отвращение при виде этого человека в черном, громко стучавшего каблуками огромных ботинок. Однако, каким бы необычным ни был вид этого человека, две вещи показались девушке знакомыми. Прежде всего, она узнала огромные ботинки с пуговицами, которые видела перед дверью господина Эдма, и почти сразу же узнала исходивший из этого могучего тела голос.

— Аньель! — закричал вновь пришедший, простерев карающую десницу к виновнику. — Вы разбудили меня на два часа раньше времени. Я вам указываю на дверь!

Все откачнулись от господина Аньеля как от зачумленного.

— Честное слово, мсье Юрбен, — пролепетал старик, — клянусь вам…

— Я указываю вам на дверь, вы меня поняли?

— Да, мсье Юрбен.

Бедняга Аньель так дрожал, что вынужден был ухватиться за спинку стула, затем поднес руку к голове, словно прикрывал еще не нанесенную ему рану. Однако он не отступил, напротив того, явно напряг все силы, чтобы выдержать взгляд, светившийся ненавистью и какой-то злорадной радостью. Маленькие карие глазки господина Юрбена глядели из-под кустистых густых бровей. Маленький нос с вывернутыми наружу ноздрями явно был когда-то расплющен ударом кулака. Седоватая поросль бороды и усов полностью скрывала рот, но цвет лица там, где не было волос, свидетельствовал о крепком здоровье. На первый взгляд можно было ожидать, что этот пещерный человек нечистоплотен, однако на нем было свежее белье, мрачный черный костюм сидел ладно на его фигуре, а сапоги были начищены до блеска, точно он собрался на свадьбу или на похороны.

Он вовсе не собирался бить господина Аньеля, чего тот как будто бы опасался, напротив того — заложил руки за спину и лишь смотрел на беднягу в упор, втянув маленькую круглую голову в могучие плечи.

— Я вам запрещаю обращаться с жалобой к господину Эдму, — прошипел господин Юрбен. — Уйдете по-английски. Здесь вы нам не нужны.

Несчастный господин Аньель не отвечал, а лишь смотрел на своего мучителя увлажненными мутноватыми глазами.

— И не вздумайте шепнуть несколько слов господину Эдму за моей спиной, — продолжал тот. — У меня ухо охотника.

— …ухо охотника, — пролепетал бедняга, — да, мсье Юрбен.

Господин Юрбен отстранил его нетерпеливым жестом и направился к остальным сотрапезникам, снова образовавшим единую группу чуть поодаль от стола. Эва, проснувшаяся от громких голосов, опять заснула, свернувшись в кресле калачиком, точно какой-нибудь озябший зверек.

— Небольшая прорубка пошла бы нам на пользу, — произнес господин Юрбен, причем голос его проходил через густые усы, как через кляп. — В Фонфруаде слишком много народу, слишком много обездоленных родственников, и кое с кем из них родство такое отдаленное, что его без подзорной трубы не разглядеть.

— О! — воскликнула Корнелия.

Господин Юрбен встряхнулся, словно медведь, и обвел недоверчивым взглядом встревоженные лица присутствующих.

Обязательно поговорю об этом с кузеном Эдмом, — проворчал он. — Слишком много объявилось родственников по боковым ветвям, и все они кормятся среди нас!

— Совершенно верно! — подхватил господин Бернар, устроившийся в кресле поближе к огню. — Слишком много самозваных родственников по боковым ветвям. Короче говоря, много лишних ртов.

В ответ на это замечание послышался стон, это стонал господин Аньель, по лицу которого катились слезы.