Полночный воин

Джоансен Айрис

Гнев пронзил Гейджа при виде этой нежной ласки. Дьявол, она постоянно касается его друга! Гейдж вскочил и задул пламя в светильниках. Палатка погрузилась в темноту. Но еще был виден силуэт Бринн, склонившейся над Маликом.

– Она еще не закончила с волосами, – запротестовал Малик. – Зачем ты погасил огонь? Несколько лишних минут ничего не решают.

– На рассвете мы снимаемся с места. Если она собирается развлекаться всю ночь напролет, то не следовало было просить меня уйти с этого места.

– Бринн необходимы

были эти несколько минут… – Малик пытался урезонить Гейджа. Бринн жестом успокоила его.

– Ничего страшного. Мог бы сказать, что я мешаю тебе. Ее доносившийся из темноты голос звучал мягко и нежно, но в нем чувствовалась горечь.

– Ты не мешаешь мне.

Гейдж лукавил: все в ней задевало его. Ее движения, ее беспокойные взгляды из-под острых ресниц, дерзкие, как и ее речи, запах мыла и трав, которыми она была пропитана…

– Ты же сам сказал, что…

– Иди спать.

Слегка замешкавшись, она, как всегда, хотела устроиться рядом с Маликом на его лежаке.

– Нет! – вырвалось из груди Гейджа. Спохватившись, он попытался придать спокойствие своему голосу. – Вовсе ни к чему тебе спать с Маликом. Ты сказала, что его жизнь вне опасности.

– Еще не время оставлять его без моего присмотра.

– Ты что же, спишь со всеми, кого лечишь?

– Да.

– Оставь его одного.

– Нет.

– Гейдж, я польщен, что ты считаешь меня способным представлять хоть какую-то угрозу для этой милашки, но уверяю тебя.

– Успокойся, Малик. Гейдж, мне лучше знать, что ему надо, и я не оставлю его до тех пор, пока не пойму, что ему ничто не угрожает.

– И ты уверена, что, прижимаясь к нему в постели, ты лечишь его?

Бринн не сразу ответила, но, когда наконец слова с болью вырвались из нее, казалось, их вытащили оттуда насильно.

– Да, – выдавила она из себя.

– А как же твои расчудесные травки и лекарства? Разве они плохо помогают?

– Это не одно и то же… Почему ты не…

– Ты не слишком стеснительна. А вдруг ты захочешь удовлетворить свои собственные желания, пользуясь Маликом?

– Только не это! – Ее голос дрожал. – Неужели ты думаешь, что я не сделала бы для тебя такую малость, если бы это не повредило ему? Ты пошел мне навстречу, решив уйти с этого места, и я обязана тебе. Но я не могу… Мне пока еще нельзя оставлять его ночью.

– Почему?

– Порой приходят драконы.

– Драконы?

– Ну, не настоящие звери. Я не уверена, что они существуют в своем обличье. Это слабость, зараза, и… – Ее голос понизился до свистящего шепота:

– …и смерть. Они выжидают и набрасываются на нас ночью, когда мы беззащитны.

– Так ты можешь сдержать этих зверей, прикасаясь к Малику?

– Я не говорила, – поспешно возразила Бринн, – что могу лечить прикосновением. Иначе я обратилась бы в волшебницу. А только Господь может лечить всех.

– Малик уже клянется,

что его выздоровление – просто чудо.

– Оставь ее в покое, – отозвался Малик.

– С какой стати? Разговор только-только начинает мне нравиться. – Гейдж попытался заглянуть ей в лицо, но в мерцании лунной ночи оно отсвечивало бестелесной бледностью. – Расскажи мне еще что-нибудь о драконах, с которыми ты бьешься.

Бринн молчала.

– А может, скажешь о рецепте похлебки, которая вылечила Малика?

– Он еще болен.

– Так, значит, его лечит бальзам?

– Именно он.

– Прекрасно. Поэтому ты сегодня ночью спать будешь отдельно.

– Я не могу оставить его. Если тебе кажется, что я колдунья и лечу его волшебством, то можешь так и думать. Мне все равно.

– Колдовство – выдумка. – Гейдж, помолчав, добавил:

– Впрочем, ты веришь в него, не так ли?

– Верь я в такое богохульство, церковь давно бы сожгла меня на костре. Я не колдунья. Лечит бальзам, – быстро проговорила она. – И сплю я вместе с твоим другом только потому, что в любое время ему может понадобиться моя помощь. Все очень просто.

– Согласись, это разумно, Гейдж, – вступил в разговор Малик. – Она только стремится оградить меня от опасности.

Бринн покривила душой; она верила в свои целительные силы, данные ей свыше. Но она должна скрывать свой дар. Колдунов боялись или презирали; в том и в другом случае они вызывали страх, а страх – самый коварный, самый мощный враг.

– Все совсем непросто, – проворчал Гейдж. – Ладно, спи с Маликом… сегодня.

Но и сквозь разделявшее их расстояние он чувствовал не утихающее в ней беспокойство.

– Ш-ш, – прошептал Малик. – Все будет хорошо.

«Он успокаивает ее», – недовольно подумал Гейдж.

В который раз сам он оказывался простолюдином рядом с благородным рыцарем Маликом. Впрочем, а почему бы нет? Что с того, что она считает Малика другом, а его врагом? Она его рабыня. Ему вовсе ни к чему ее доверие или доброе расположение. Все, чего он хочет, – охватить ее бедра и раствориться в них, и, как показывает опыт, неукротимость его была верным помощником и редко подводила. Пусть она боится его, страх станет его надежным союзником, таким образом он добьется своего.

Палатку прошила какая-то легкая тень, Бринн теснее прижалась к Малику.

Гейдж заставил себя закрыть глаза. Завтра он овладеет ею, и все будет кончено. А там пускай опять спит в объятиях Малика.

4

– С ним все в порядке? – Гейдж озабоченно заглянул в повозку, осадив на скаку лошадь и пытаясь увидеть Малика.

– Я чувствую себя хорошо, – быстро ответил Малик.

– Он очень слаб, – вступила в разговор Бринн. – Лес казался мне гораздо ближе.

– Со мной все хорошо, – повторил Малик, улыбаясь. – Путешествия всегда придавали мне бодрости.