Полное собрание сочинений в одной книге
Шрифт:
Но это была такая абсолютная дрянь, такая, как бы сказать, непревзойденная личность во всей Европе, что вы удивитесь, если все это описать.
Это была в полной мере дрянь. Это была потерявшая свою совесть и свое достоинство дрянь, которой не место в нашем Союзе и в нашем будущем.
А я об этом ничего не знаю и живу с ней, и она делает вид, что меня любит. А ей нужны деньги — и больше ничего. И у ней есть кот. А я об этом не знаю. Я доверчиво попадаюсь на ее удочку.
Она узнает от меня разные
И вот тут я попадаю в исправительную тюрьму. Я попадаю за одно дело, и мне дают год.
Но я там жил довольно прилично. Я имел свободное хождение. Носил посылки и делал поручения. Мне платили деньги, и я не мог особенно жаловаться.
А Полина (ее звали Полиной) часто приходила ко мне и брала у меня деньги. И я ей не отказывал. Наконец приходит моя мать и говорит:
— Твоя Полина такая дрянь, что это удивительно. Она занимается проституцией. Ты ввел в наш дом разврат.
И мне товарищи стали говорить:
— Как тебе не стыдно. Она давно уже проститутка. Или ты ослеп, что ничего не видишь!
И вот вскоре меня освободили. Мне зачли все рабочие дни, и я, немного побыв в тюрьме, освободился. Я вернулся домой и говорю ей:
— Я тебе дам половину моих вещей и все деньги — только уезжай из Тифлиса. Я с тобою не могу жить под одним небом. Уезжай немедленно.
А она взяла деньги, отдала их своему коту и говорит:
— Я не уеду, мне и тут хорошо.
Тогда я беру ее за руку и говорю:
— Мы сейчас пойдем, купим билет, и ты уедешь.
И она говорит:
— Ладно, я поеду.
Я иду ей покупать билет, подхожу к вокзалу, и вдруг она начинает кричать:
— Вот идет бандит и вор. Вот, смотрите, идет международный аферист и жулик, которого надо расстрелять во что бы то ни стало.
Тут собирается толпа. Я говорю толпе:
— Расходитесь. Абсолютно ничего интересного нету. Это небольшая семейная ссора между мужем и женой.
Но она кричит:
— Это такой бандит, и у него такие жуткие дела, что вы не можете себе представить. Мне, — говорит, — дурно делается от одного его вида. Все держите его, он сейчас убежит.
Тут приходят чекисты и забирают нас обоих с собою.
Она им рассказывает все дела и все, чего знает, и меня тогда отправляют в тюрьму. А ее освобождают.
И вот Коллегия ЗакГПУ дает мне три года лагеря.
А это было 29 апреля 1932 года.
На Беломорском канале
И вот в апреле 1932 года я был отправлен в распоряжение ГПУ на строительство Беломорско-Балтийского канала.
Я с ужасом приехал в эти места. Мне казалось, что моя жизнь закончилась, что я тут пропаду и потеряюсь. И никогда не вернусь в Тифлис.
Мне тут очень не понравилось. И хотя была весна, но тут лежал снег. И природа была чахлая, и так мне было тут удивительно тяжело, что я не предвидел конца. И три года этой ссылки для меня казались тяжелей, чем все остальное на свете.
Меня отправили в седьмое отделение на разъезд Сосновец. Это был первый лагерный пункт.
И я приехал на этот пункт, как на кладбище. И тогда шел дождь, и деревья тут были маленькие, даже травы не было, и только торчали камни, и я думал, что я на этих камнях помру, не дождавшись новой участи.
И в таком моем огорчении меня отправили на скальные работы на шлюз № 14.
Там дробили и взрывали скалы, и работа была очень тяжелая.
И тем более — я никогда не работал и считал работу за преступление и за позор.
Я ковырялся первые дни и давал всего 30, а то и 20 процентов.
А тут у нас был десятник Буфиус. Он — немец.
Он говорит:
— Ты до чего здоровый парень, а работать не можешь. Фу, как стыдно.
Но мне показалось это смешно, и я ему хорошо сказал. Я ему сказал:
— Работают дураки и лошади, а я ни то и ни это. А если ты настолько любишь работу, вот и поработай за меня. А я погляжу, какой ты дурак. А еще немец.
Вот он об этом сказал Тряскову. Такой был у нас прораб. Довольно энергичный человек.
Тот со мной поговорил, но все напрасно. Я его заругал и велел ему отойти от меня подальше.
И вот так и шло дело. Я выбивал еле 30 процентов, чтоб не заснуть, и думал про Грецию, и про свои дела, и про свое прошлое, которое мне казалось волшебной сказкой.
Но тут проходил наш начальник Сапронов. Вот десятник к нему подскочил и ему рассказал про меня, и он, т. е. Сапронов, мне говорит:
— Это странно. У нас все работают. У нас редко бывают такие отказы. У нас крайне спешное дело, и это удивительно, что ты отказываешься. Наверное ты чего-нибудь не понимаешь.
Вот он со мной говорит, а мне мало интереса его разговоры.
Я ему говорю:
— Я привык видеть сразу результаты своей работы, я работал для себя и за это видел улучшение своего быта. А тут я кого порадую — я и сам не знаю. А что касается вас, то вы есть казенное начальство, и вы говорите мне, что вам велят.
Вот он до крайности удивился моим словам и пошел к себе.
Разговор за чашкой чая
Вскоре приходит другой воспитатель — Варламов. Он мне говорит:
— После работы зайди к Сапронову. Он хочет с тобой поговорить. Он очень удивляется на тебя.
Вот я прихожу к Сапронову. А у него приготовлен чай, лежит печенье, карамель, хорошие папиросы.
Я прихожу и про себя улыбаюсь. Думаю — принимает за маленького — на что хочет приобрести мое доверие.