Полное собрание сочинений. Том 3. Произведения 1852–1856 гг. Святочная ночь
Шрифт:
Графиня не могла оставаться ужинать. Сережа провожалъ ее до лстницы.
«Надюсь васъ видть у себя», – сказала она, подавая ему руку. —
«Когда позволите?»
«Всегда».
«Всегда?!» – повторилъ онъ взволнованнымъ голосомъ и невольно пожалъ маленькую ручку, которая доврчиво лежала въ его рук. Графиня покраснла, ручка ея задрожала – хотла-ли она отвтить на пожатіе или освободиться? Богъ знаетъ – робкая улыбка задрожала на ея крошечномъ розовомъ ротик, и она сошла съ лстницы.
Сережа былъ невыразимо счастливъ. Вызванное въ его юной душ въ первый разъ чувство любви не могло остановиться на одномъ предмет, оно разливалось на всхъ и на все. Вс казались ему такими добрыми, любящими и достойными
«Что, довольны-ли вы милымъ дебардеромъ?» – спросилъ его Князь Корнаковъ. —
«Ахъ, какъ я вамъ благодаренъ! Я никогда не былъ такъ счастливъ», – отвчалъ онъ съ жаромъ сжимая его руку. —
Пріхавъ домой, Графиня по привычк спросила о Граф. Онъ еще не возвращался. Въ первый разъ ей было пріятно слышать, что его нтъ. Ей хотлось хоть на нсколько часовъ отдалить отъ себя действительность, показавшуюся ей съ ныншняго вечера тяжелою, и пожить одной съ своими мечтами. Мечты были прекрасныя.
Сережа былъ такъ мало похожъ на всхъ тхъ мущинъ, которые окружали ее до сихъ поръ, что онъ не могъ не остановить ея вниманія. Въ его движеніяхъ, голос, взгляд лежалъ какой-то особенный отпечатокъ юности, откровенности, теплоты душевной. Типъ невиннаго мальчика, неиспытавшаго еще порывовъ страстей и порочныхъ наслажденій, который у людей, неуклоняющихся отъ закона природы, долженъ бы быть такъ обыкновененъ и к несчастью такъ рдко встрчающійся между ними, былъ для Графини, жившей всегда въ этой неестественной сфере, называемой свтомъ, <но неутратившей въ ней, благодаря своей счастливой, особенно простой и доброй натур, любви ко всему истинно-прекрасному – былъ для нея> самою увлекательною прелестною новостью.
По моему мннію, въ ночномъ бломъ капот и чепчик она была еще лучше, чмъ въ бальномъ плать. Забравшись съ ножками на большую кровать и облокотившись ручкой на подушки, она пристально смотрла на блдный свтъ лампы. На хорошенькомъ ротик остановилась грустная полуулыбка. —
«Можно взойдти, Лиза?» – спросилъ голосъ Графа за дверью. —
«Войди», – отвчала она, не перемняя положенія.
«Весело-ли теб было, мой другъ?» – спросилъ Графъ, цлуя ее. —
«Да».
«Что ты такая грустная, Лиза, ужъ не на меня-ли ты сердишься?»
Графиня молчала, и губки ея начинали слегка дрожать, какъ у ребенка, который собирается плакать.
«Неужели ты точно на меня сердишься за то, что я играю. Успокойся, мой дружокъ, нынче я все отъигралъ и больше играть не буду....»
«Что съ тобой?» – прибавилъ онъ, нжно цлуя ея руки <замтивъ слезы, которыя вдругъ потекли изъ ея глазъ>. —
Графиня не отвчала, а слезы текли у нея изъ глаз. Сколько ни ласкалъ и ни допрашивалъ ея Графъ, она не сказала ему, о чемъ она плачетъ; а плакала все больше и больше.
Оставь ее, человкъ безъ сердца и совсти. Она плачетъ именно о томъ, что ты ласкаешь ее, что имешь право на это; о томъ, что отрадныя мечты, наполнявшія ея воображеніе, разлетлись, какъ паръ, отъ прикосновенія действительности, къ которой она до ныншняго вечера была равнодушна, но которая стала ей отвратительна и ужасна съ той минуты, какъ она поняла возможность истинной любви и счастія.
«Что, скучаешь? любезный сынъ», – сказалъ Князь Корнаковъ Сереж, который съ какимъ-то страннымъ выраженіемъ равнодушія и безпокойства ходилъ изъ комнаты въ комнату, не принимая участія ни въ танцахъ, ни въ разговорахъ.
«Да, – отвчалъ онъ улыбаясь, – хочу ухать».
«Подемъ ко мн, – nous causerons». 135
«Надюсь,
«Ты кончилъ ужъ партію?»
«Слава Богу, усплъ до ужина и бгу отъ фатальнаго маіонеза съ русскими трюфелями, тухлой стерляди и тому подобныхъ любезностей»… кричалъ онъ почти на всю залу. —
135
[поболтаем.]
«Гд ты будешь ужинать?»
«Или у Трахманова, ежели онъ не спитъ, или въ Новотроицкомъ; подемъ съ нами. Вотъ и Аталовъ детъ». —
«Что, подемъ, Ивинъ?» – сказалъ Князь Корнаковъ. – Вы знакомы?» <прибавилъ онъ толстому Господину.> —
Сережа сдлалъ отрицательный знакъ головою. —
«Сергй Ивинъ, сынъ Марьи Михайловны», – сказалъ Князь.
«Очень радъ, – сказалъ толстый господинъ, не глядя на него, подавая свою толстую руку и продолжая идти дальше. – Прізжайте же скорй». —
Я полагаю, что ни для кого не нужно подробное описаніе типа толстаго Господина, котораго звали Н. Н. Долговымъ. Врно, каждый изъ моихъ читателей, ежели не знаетъ, то видалъ, или по крайней мр слыхалъ про Н. Н., поэтому достаточно нсколько характеристическихъ признаковъ, чтобы лицо это во всей полнот своей ничтожности и подлости возникло въ его воображеніи. По крайней мр это такъ для меня. Богатство, знатность, умнье жить, большія разнообразныя способности, погибнувшія или изуродованныя праздностью и порокомъ. Циническій умъ, не останавливающiйся ни передъ какимъ вопросомъ и обсуживающій всякій въ пользу низкихъ страстей. Совершенное отсутствіе совсти, стыда и понятія о моральныхъ наслажденіяхъ. Нескрытый эгоизмъ порока. Даръ грубаго и рзкаго слова. Сладострастіе, обжорство, пьянство; презрніе ко всему, исключая самаго себя. Взглядъ на вещи только съ 2-хъ сторонъ: со стороны наслажденія, которое они могутъ доставить, и ихъ недостатковъ, и дв главныя черты: безполезная, безцльная, совершенно праздная жизнь и самый гнусный развратъ, который онъ не только не скрываетъ, а какъ будто находя достоинство въ своемъ цинизм, съ радостью обнаруживаетъ. Про не[го] говорятъ, что онъ дурной человкъ; но всегда и везд его уважаютъ и дорожатъ связями съ нимъ; онъ это знаетъ, смется и еще боле презираетъ людей. И какъ ему не презирать того, что называютъ добродтелью, когда онъ всю жизнь попиралъ ее и всетаки по своему счастливъ, т. е. страсти его удовлетворены и онъ уважаемъ. —
Сережа быль въ необыкновенно хорошемъ расположена духа. Присутствіе Князя Корнакова, который очень нравился ему и имлъ на него почему-то особенное вліяніе, доставляло ему большое удовольствіе. И короткое знакомство съ такимъ замчательнымъ человкомъ, какъ толстый господинъ, пріятно щекотало его тщеславіе. Толстый господинъ сначала мало обращалъ вниманія на Сережу; но по мр того, какъ козакъ половой, котораго, пріхавъ въ Новотроицкой, онъ потребовалъ, приносилъ заказанныя растегаи и вино, он становился любезне и, замтивъ развязность молодаго человка, сталъ съ нимъ говорить (такіе люди какъ Долговъ ничего такъ не нелюбятъ, какъ застнчивость), 136 трепать по плечу и чокаться. —
136
Скобки редактора заключают слова, вписанные между строк.